Лена вышла в коридор и будто споткнулась, увидев его. Пискнув, Алька бросилась к ней, и Лена обняла ее и крутнулась на каблуках; девочка что-то зашептала ей, оглядываясь на Волкова. Отстранив Альку, Лена пошла к нему, и в полусумраке коридора на совершенно белом ее лице сверкнули большие, черные, как уголья, глаза.
— Здравствуй… Валера, — сказала она, протянув руку. — Вернулся? Здравствуй, Лена, — ответил он, сжимая ее ладонь. — Вернулся?.. Все может быть.
— Ты страшно нужен… — немного помолчав, сказала она. — План трещит. Зверобои рвутся в Урилью. Ты понял? Нельзя их туда… Ну что ты так на меля смотришь?
— Что?.. Ах план! — усмехнулся Волков. — Погоди же, а мы?
— Потом. Все потом, — сказала Лена. — Идем. Одернув свитер, она направилась к двери.
— …Это ж что? Разве ж это работа? То ливень лупит, и коты прут в океан; то туман обрушится, хоть фигуры из него лепи, и коты обратно в океан; то ветер с гор сорвется, да такой, что тебя как чаячье перо по лайде несет, и коты…
Волков вошел вслед за Леной и Вагановым в комнату, сел и осмотрелся. Рядом с ним оказался Толик, а с другого бока — морщинистый, неподвижный, будто вырубленный из долго пролежавшего в воде потемневшего дерева, алеут. За столом президиума были Анна Петровна и небритый, очень усталый на вид Филинов, внимательно слушающий оратора — долговязого парня в вылинявшей гимнастерке. На стенах комнаты висело несколько лозунгов и плакат: подняв дубину, весело улыбаясь, зверобой целил по голове морского котика. Ниже было написано: «Перевыполним план к…» К какой именно дате, видно не было, Лена как раз сидела там, я плакат был прибит очень низко. Почувствовав его взгляд, она повела плечами, и Волков посмотрел на Аркаху Короеда, устроившегося возле самого стола президиума. Тот, как бы поддерживая выступающего, кивал. А возле печки, прислонившись к стене и скрестив руки, стоял насупленный Борис, следил за ними: за Волковым и Леной.
— …Опять же: сколько раз говорили про качества дрыгалок? — воскликнул тут оратор, и Волков сосредоточился. — Я уже три изломал. Жахнешь ею кота, а она, как макаронина, напополам! Разве ж это инвентарь?
— Правильно! — выкрикнул Аркаха. — Давайте и я скажу.
Парень в гимнастерке сел, Аркаха вышел к столу и зачем-то засучил рукава на свитере. Кто-то засмеялся. Побагровев, Аркаха начал:
— Все правильно говорил Ванюха. И про дубины, и про нехватку резиновых сапог, и про план. Верно: выполнять его надо. А как же? Это ж закон нашего общества, понял-нет?
— От нас, что ли, зависит? — выкрикнул кто-то в задних рядах. — Стихия!
— Сти-хия! Эх ты! Вот, к примеру, ежели у одного предприятия не хватает муки для выпечки хлеба, что на этом предприятии делают, а? Берут временно, в долг, на другом. Верно-нет? Так отчего ж и нам, к примеру, не взять как бы в долг сотни три котишек в Урильей? К примеру: тут у нас погода паскудная, а там нормальная. Мы — туда. Раз-два — дело сделали и назад. Да там же холостяков как грязи! Вношу предложение — провести в Урильей забой. Я сказал все.
Большинство зверобоев хлопали, поддерживая Аркаху; Филинов стучал карандашом по графину, что-то сердито говорила ему Анна Петровна. Когда стало немного тише, Филинов сказал:
— Пургина, вам слово. Кстати, товарищи, решение Камчатского облисполкома о запретности лежбища Урильего еще не состоялось.
— Так чего мы тут заседаем? — выкрикнул Короед. — Завтра я поведу своих парней! И мы…
— Зато состоялось решение поселкового Совета, — прервала его Анна Петровна, поднимаясь и с грохотом отодвигая стул. — И я никому не позволю нарушать решение Советской власти!
— Хо-хо-хо! Поссовет. Тоже мне — власть! Двадцать домов, сорок кур, два кота да дикая лошадь.
— А ну помолчи! — сказала Анна Петровна и стукнула кулаком по столу. — Ну вот что, если я тут у вас кашевар, то я не забываю и о своих правах. Гляди у меня! Пикни еще хоть раз против Советской власти, и я выдворю тебя с острова.
— Пошутил я… — пробурчал Аркаха.
— Пургина, прошу, — сказал Филинов. — Ти-ха! Поправляя волосы, Лена прошла вперед и остановилась возле стола. Вздохнув, сказала:
— Согласна: нужно выполнить план. Однако не превращается ли он у таких, как Короед, в чудовище, которому все приносится в жертву? Год от года план увеличивается, поголовье котиков растет медленно, а мы все говорим: давай, давай!
Передохнув, Лена обхватила себя руками, обвела взглядом зверобоев.
— Нельзя трогать лежбище в Урильей. Испокон веку кто только ни зарился на котиков: и жадные купчишки, и пришлые люди на браконьерских шхунах, и… — Она остановилась, передохнула. — …И вот мы хотим собственными руками остановить размножение котиков и их расселение по другим бухтам. Подумайте о завтрашнем дне, товарищи зверобои!
— Вам слово, — ткнул в направлении Волкова карандашом Филинов.
Волков встал, все повернулись к нему. Лена прошла на свое место, села, одернула на круглых коленях юбку. Отведя глаза, Волков медленно, немного волнуясь, сказал:
— Я человек на острове новый и, может быть, временный… Как-то и неудобно поучать вас. Да, много чего у нас было… А где сейчас все это? Не спохватимся ли потом вот так же и по морским котикам? — Он передохнул. Зверобои глядели в его лицо жесткими глазами. — Так вот: надо жить не только днем сегодняшним, но и завтрашним. Поддерживаю Пургину. И второе — местная Советская власть поручила мне охрану запретного лежбища, и я буду выполнять решение поссовета.
— Да плевать мне на то, что завтра будет! — крикнул Аркаха. — Сегодня у нас план трещит, се-го-дня! Мы, значит, о плане волнуемся, а он? И ежели я туда пойду, так он по мне с винчестера, а?
— А ну кончай тут демагогию распускать! — поднялся и капитан «Кайры» во весь свой громадный рост. — Ты, дохлый защитник плана, заткнулся бы уж. Не тебя ли с браконьерскими шкурами уже задерживали? И как это ты только выворачиваешься?
— Ти-ха! — заколотил Филинов карандашом по графину. — Тиха! Короедов лучший наш зверобой, и я не позволю!.. Тиха же! Вот тут у меня радиограмма из облисполкома. Зачитываю. — Филинов начал читать помятый листок: — «Директору Командорского зверосовхоза Филинову. На ваш запрос запятая возможности забоя трехсот четырехсот котиков лежбище Урильем запятая сообщаем двоеточие учитывая крайне тяжелое состояние выполнением плана…»
— Ага?! Понял-нет? — громко прошептал Аркаха. — Ха-ха!
— …плана, запятая не возражаем забое котиков указанном количестве бухте Урильей если этот счет будет положительная рекомендация местной охотинспекции точка Зампредоблисполкома Корнеев.
В комнате стало тихо. Только скамейки скрипели: зверобои, поворачиваясь, выжидающе глядели то на Лену, то на Волкова. Анна Петровна кивнула Лене, та поднялась, подошла к столу и развернула лист бумаги. Волков поглядел в ее лицо: нет, время не прокатилось мимо нее. Синева лежала под глазами, серебрилась прядка волос у виска, и теперь Волков понял, почему она так часто поправляет ее, будто пытаясь спрятать. «Как ты жила, что случилось с тобой за эти годы?» — подумал он. Лена взглянула на него, позвала глазами, и Волков подошел. Она дала ему бумагу. Он прочитал, кивнул: согласен.
Вы там хорошенько своими головками все обмозгуйте, — громко и как бы весело сказал Аркаха. — Это ж наши денежки, котишки-то…
— Наплодятся еще, — просительно добавил Барсуков.
— Я знала, что зверосовхоз обратился в область с просьбой о забое котиков в Урильей, — спокойно сказала Лена. — И поэтому я… вернее, теперь уже мы составили заключение о категорическом запрете забоя котиков на новом лежбище. — Взяв ручку, она подписала бумагу и пододвинула ее Волкову. Он тоже поставил свою подпись. В комнате опять стало шумно. Лена помахала бумагой над головой: — Ранее заключение было согласовано с поселковым Советом! Все!
Что-то зло выкрикивал Короед; загрохотали отодвигаемые скамейки, стучал по графину карандашом Филинов, спорил с Барсуковым Толик. С серьезным, значительным выражением на лице Ваганов вздевал на себя трубу, Филинов крикнул, что собрание окончено, и, закуривая на ходу, толкаясь, торопливо, будто опасаясь концерта, который вот-вот должен был начаться, зверобои повалили в коридор.
Волков открыл глаза. В окно сочился серый рассвет, грохотали двери, слышались громкие голоса, топот ног, стук мисок. Дверь в комнату распахнулась, быстро вошел Филинов, тряхнул одну койку, другую; сдернул одеяло со спящего человека, лежащего на кровати у стены, и Волков увидел, что это Аркаха Короед. Не открывая глаз, Аркаха отмахнулся от Филинова мослатыми кулачищами. Ругаясь, тот стащил парня на пол и потряс за плелечо:
— Завтракать, Аркаха! Кура сегодня! — крикнул он Короеду в намятое подушкой ухо. — Проснись, а то зверобои всё слопают. Что? Кура? — пробормотал парень. — Неужели?
