— С плавниками! А ну все живо подъем! Звери есть!
(здесь потерян кусок текста!!!)
………..Филинов хлопнул Волкова по колену:
— И вот о чем я подумал: все же твое место тут. Ленка с идеей заповедника носится — поддержу! Но трудно ей одной, дьявольски трудно; нужен ей в помощь энергичный человек.
— Раздеремся мы тут с тобой, — сказал Волков, чтобы отвязаться Филинова. — Перестреляем друг друга и винчестеров.
Будем драться, Волк, будем, но пойми: и у меня душа болит, горит, проклятая. Сегодня котов жмем, завтра начнем морских львов колошматить, послезавтра последних китишек, которые возле острова прижились, изведем, а потом за птиц примемся: нам уже советовали пух-перо для подушек заготавливать.
— Я не инспектор. Моряк.
— Так бери же «Баклана»!.. Ну ладно. Думай. — Филинов поднялся и, грохоча сапогами, направился к двери: — Зверобои, на выход!
Дом дрожал от топота. Поддавшись общему возбуждению, Волков вышел в коридор, столкнулся с Леной, взял ее за руки.
— Приходи в Урилью, — сказал он. — Нам же есть о чем поговорить, что вспомнить.
— Сегодня большой забой, — торопливо сказала она, высвобождая свои руки. — Поможешь мне, да? Надо следить, чтобы парни не забивали самок.
— Придешь?
— Возможно… Отчего бы и нет?
— Быстрее, парни, быстрее! — поторапливал зверобоев Филинов.
День был серым, ветреным. Мелкой водяной пылью сеяло с низкого неба, под ногами чавкала раскисшая земля. Тяжелой рысью пронесся мимо Аркаха, толкнул Волкова, обернулся и подмигнул. Слыша шумное дыхание многих людей, Волков старался не отстать от Лены. Вилась под ногами растоптанная тропинка, слева — обрыв, как белесым киселем, залитый туманом. Снизу, сквозь его плотное месиво, доносились приглушенные расстоянием удары волн о скалы.
— Па-ашо-о-ол вниз! — разносился в тумане хрипловатый голос — Ну кто там еще задерживается?
— Быстрее, Валера, быстрее, — поторапливала Волкова Лена, хватая его за потную ладонь. — Отставать нельзя… пока добежим, они уже начнут.
Она потянула Волкова, спрыгнула вниз, и тот последовал за ней. Склон был крутым, скользким, и он то бежал, то словно катился на лыжах… Упал, ударился боком, вскочил. А где же Лена? Туман словно заглатывал ее. Волков ринулся вниз, но никак не мог успеть за ней и зверобоями. Вот Барсуков его обогнал… И тот парень в гимнастерке — Ванюха, кажется, его звать — пронесся мимо; туман стал еще плотнее, рев океана заглушал все звуки, и казалось, что люди беззвучно, как призраки, парили над склоном… Прошло минуты три-четыре, туман стал редеть и вскоре рассеялся. Внизу лежал океан, «Кайра» ползла вдоль берега. Зверобои уже давно одолели склон и теперь цепочкой бежали к лежбищу, легко преодолевая камни и завалы бревен.
— Ва-але-ера-а!.. — донеслось с лайды. Лена стояла на камне и размахивала рукой. — Догоня-ай!
Он сбежал к воде и будто окунулся в хаос прибрежных шумов. С тяжким грохотом накат давил берег, кричали чайки, ревели котики с недалекого уже отсюда лежбища.
Круша высохшие крабьи панцири и створки раковин, Волков устремился за Леной. Дышать было трудно: ветер рвал с волн пену, и над берегом плотным облаком висела мельчайшая горько-соленая пыль. В горле першило, он бежал все быстрее, но чувствовал, что отяжелел, что нет в ногах той легкости и силы, как когда-то… И вот уже сердце скакнуло из груди куда-то к горлу; и в сапоги будто дроби насыпали, такими они стали тяжелыми. Но Лена все так же, не уставая, бежала по лайде и словно дразнила его. Она то подпускала его поближе и, оборачиваясь, манила пальцами, то вновь устремлялась вперед, перепрыгивая через валуны. Нет, не догнать! Да, стареем, брат, стареем.
Ага, вот и люди. Шумно дыша, Волков и Лена подошли к ним. Прячась за выступом скалы, зверобои торопливо курили, а Филинов, рубя воздух ладонью, выкрикивал между затяжками:
— …отсекаешь им путь. Кузмичев, сразу отгоняй первую группу…
— Предупреждаю: за каждую забитую матку — штраф, — сказала Лена.
— Тебе бы только штрафовать, — проговорил Аркаха и, отойдя в сторону, крутнул над головой длинной, утолщающейся к концу дубиной. «Жжжу», — туго прогудел воздух. На чью-то бедную котовью голову обрушится это дерево?
Простите, вот это и называется: не ждать милостей от природы? Кричали люди, птицы; ревели звери, кипела вода, скрипела под ногами галька. Отсекая зверей от океана, зверобои бежали вдоль кромки берега, а волны, выбрасываясь на лайду, гнались за людьми, и те отбегали, но вот Филинов замешкался, и окатило его с ног до головы. Тот даже не остановился: эка мелочь… не отряхиваясь, побежал дальше. Вот и Волков не успел увернуться; подскочившая волна ударила в бок и поволокла за собой. Досадуя на себя — растяпа, — Волков выбрался на лайду подальше от волн, но по гальке было бежать трудно, и он опять спустился ближе к воде, на твердый сырой песок.
— Отгоняй от воды! — слышался сквозь прибрежный шум хриплый голос Филинова. — Короед! Да бросишь ты жевать?.. Вот же толпа холостяков… Справа, справа заходи! Ванюха, помоги!
— Самок, самок не трогайте! — кричала Лена, подбегая к мужчинам, окружившим большую группу животных. — Аркашка, вот же самка…
Плотно сбившись, молодые котики жались друг к другу, косились на людей испуганными глазами. Смахивая с лица капли пота, Волков подошел ближе и увидел среди холостяков самочку, а потом еще одну. Подобрав валяющийся на гравии бамбуковый шест, он отделил самок из общей группы, и зверобои погнали холостяков по лайде, туда, где между камней виднелся помост из толстых досок, а Волков и Лена пошли в другую сторону. Из-за камней вдруг выкатился огромный бурый секач. Засопев, он бросился на Волкова, тот отскочил, выронив шест, и секач, подхватив бамбук, перекусил его мощными челюстями. Ревя, раскачиваясь, зверь попятился. За его спиной волновались самочки и истошно, захлебываясь, вопили котята.
…Распогодилось. Солнце пробилось сквозь тучи, и черно-свинцовый океан тотчас, как хамелеон, изменил цвет своей шкуры на синий с зеленоватым отливом. Время летело быстро. Волков и Лена ходили от одной группы котиков к другой, а после проверки зверобои гнали зверей к помосту. Измученные, поторапливаемые тычками дубин в спину, котики покорно брели по лайде. Они уже не ревели, а лишь хрипло вскрикивали и роняли на гальку желтую пену, «…ну купил я ей рубашечку розовую с кружевами и эти самые…» — донесся до Волкова обрывок разговора. Отворачиваясь, стараясь не глядеть ни в лица людей, ни на животных, ни на помост, над которым то и дело поднимались и опускались дубины, Волков брел вдоль берега.
Так он миновал лайду и, устроившись в затишье, сел на камень. Закурив, Волков глядел, как погрузневшее, налитое красным огнем солнце тяжело кренилось к горизонту, а глубоко осевшая в воду шлюпка ползла к сейнеру. Зверобои дружно гребли; песня доносилась: «…и за бо-орт ее… бро-осает…» Сверкали лопасти весел, стекали с них алые брызги. Волков тупо глядел в воду и представлял себе все одно и то же: люди бегут… коты… дубины. Какой полет по скалам, какой бег по лайде, сколько мужества, силы в этих молодых крепких парнях, а потом!.. Нельзя, конечно, обвинять зверобоев ни в чем, это их работа. Но отчего все это так противно выглядит?
Вроде бы как стон донесся. Волков осмотрелся: из-за уступа скалы судорожными рывками выполз крупный морской котик. Волков поднялся. Захрипев, зверь поднял голову, залитую красным, и, роняя на гальку хлопья рыжей пены, поглядел на него единственным глазом, потому что вместо второго зияла кровоточащая дыра; со всхлипом втянул через разбитые ноздри воздух.
Это был Тупорылый.
Послышались чьи-то тяжелые торопливые шаги: Ар-каха по лайде бежал. Завидя Волкова, он усмехнулся, положил дубину на плечо и, придерживая ее рукой, пошел к нему усталой, развалистой походкой.
— Кот… один сбег, — произнес Короед. — А, вот он!
— Не трогай, — сказал Волков. — Это мой кот. Я его узнал: у него ласт покалечен касаткой.
— Ишь собственник: «мой». Все теперь наше, все теперь, Волк, общее. Понял-нет? А ну сдвинься.
Волков не шевельнулся. Аркаха сплюнул, оперся на дубину. Осунувшийся и постаревший, кажется, только за один этот день, он не мигая глядел в лицо Волкова своими дымными глазами, глядел, будто что-то хотел понять, но, так ничего и не поняв, выдавил из себя:
— Ладно. Дарю котишку.
Зверобой пошел прочь, а Волков наклонился и подтолкнул Тупорылого в спину. Застонав, кот шевельнулся и пополз к океану. Небольшая волна подкатилась, Тупорылый кинулся в нее, поплыл, потом вынырнул и заорал: соленая вода разъедала раны. Крича, кот плыл вдоль берега в сторону бухты Урильей и вскоре скрылся из глаз.
Ушел Волков с Большого лежбища лишь на другой день. У Альки тут было еще много разных дел: стирка, починка, к тому же каждый вечер в большой комнате одного из домов «крутили» кино, и девочка решила несколько дней побыть у зверобоев. «Не вздумай только идти в бухту Урилью одна», — предупредил ее Волков. Девочка поклялась, что одна в бухту Урилью не пойдет ни в коем случае.
