Владислав Крапивин - Бриг «Артемида»

Ознакомительная версия.

Прошло несколько минут. Дверь в коридорчик была открыта, и через нее офицеры то и дело поглядывали на дверь капитанской каюты. Она вдруг тоже открылась, Гарцунов сказал с порога:

– Петр Афанасьевич, соблаговолите зайти к нам…

Доктор торопливо вышел и скрылся в капитанской каюте.

– Ну вот, – заметил лейтенант Новосельский. – Колючка уже воткнута, понадобился врач…

– Тьфу на вас, Илья Порфирьевич, – в сердцах отозвался штурман. Все вежливо посмеялись.

Капитанская дверь открылась опять, в ней показался доктор, он придерживал за плечо мальчика.

– Гриша, подойди сюда…

Гриша рванулся в коридорчик, словно решалась его судьба.

– Голубчик, у нас просьба, – объяснил Петр Афанасьевич. – Развлеки как-нибудь маленького гостя. Поиграй с ним, пока мы беседуем…

Гриша ошеломленно заморгал. Какие игры! До того ли ему сейчас! Но доктор вдруг добавил вполголоса:

– Ты не тревожься. Я уверен, что никто тебя не уберет с брига…

Сразу все расцвело вокруг. И замызганный цыганенок показался славным таким и даже знакомым. Будто один из младших приятелей с Ляминской. Он вопросительно улыбнулся, раздвинув потрескавшиеся губы.

– Идем, – сказал Гриша. За руку (тощенькую, невесомую) вывел мальчика на горячую от солнца палубу. Без смущенья взял его за плечи, повернул к себе лицом. Тот все еще осторожно улыбался (и крупные зубы его были очень белыми).

Понятно, что мальчик по-русски «ни бум-бум». А какой у них здесь, на Гваделупе, язык? Французский? Но Гриша по-французски если и «бум-бум», то всего десяток фраз… Ну и ладно! Как-то объяснялся же он с мальчишками и Анной на Флореше, хотя по-португальски – вообще ни слова!

Мальчик перестал улыбаться и теперь смотрел с тревогой. Глаза его оказались неожиданно светлыми, хотя похоже, что была в мальчишке (как и в старике) какая-то доля негритянской крови.

Гриша старательно ткнул себя в грудь указательным пальцем:

– Я – Гриша. – И повторил: – Гри-ша…

Мальчик понятливо закивал:

– Гри-ша…

– А ты? – с подчеркнуто вопросительной интонацией Гриша указал на грудь малыша. Тот опять закивал, тоже ткнул себя пальцем:

– Поль…

– Поль… это хорошо, – сказал Гриша. Сразу, толчком, вспомнилось поле под Туренью. Вернее, широкая, усыпанная белыми и желтыми ромашками поляна. И… песенка про дрогнувшую от стального волоска пружинку…

– Поль… Это, иначе говоря, Пауль. То есть Павел, да? – Гриша весело перебрал похожие имена из прочитанных когда-то книжек: – Поль, Пауль, Паоло, Павел, Павлик… Пав-лушка… Ты – Павлушка!

Маленький Поль улыбчиво согласился:

– Пав-лушка…

– Вот и хорошо!.. Идем! – Он за руку притащил Павлушку в свою каютку, выхватил из-под подушки подаренную капитаном тетрадь – там было еще немало чистых листов. Гриша выдернул два листа и так же быстро вернулся с Полем на палубу. Тот охотно слушался.

На палубе шла обычная работа. Кто-то драил медные кнехты у фальшборта, кто-то разбирал бухты запасного такелажа, кто-то распутывал снасть на кофель-планках. Словно и не было поблизости врага (а фрегат капитана Ансу по-прежнему маячил на краю бухты Пти-Кю-де-Сак-Марен). Гриша нашел место на палубе в тени правого фальшборта. Потянул Павлушку:

– Садись… Смотри…

Он привычными движениями смастерил бумажную птичку. Павлушка следил за ним, тихонько дыша у плеча. Гриша взял птичку двумя пальцами, толкнул перед собой. Она плавно прошлась над палубными досками, потом взмыла на взмахе ожившего ветерка, облетела грот-мачту и села на выступ ближнего орудийного станка. Поль-Павлушка рассмеялся рассыпчато, будто провели пальцем по висящим в ряд бубенчикам. Потянулся было к вернувшейся пташке, оглянулся на Гришу: «Можно?»

– Бери, бери, – закивал Гриша.

Павлушка взял, оглянулся опять.

– Запускай, – сказал Гриша и подтвердил это взмахом.

Павлушка мягко толкнул птичку в воздух. Она, как и в прошлый раз, пошла по кругу. Несколько матросов проследили за ней, усмехаясь и одобрительно покачивая головами. Птичка вернулась почти на прежнее место, к катку карронады.

Малыш взял ее, как живую.

– Гри-ша… Хирандель…

Гриша не понял, но кивнул:

– Да, ласточка. – (После оказалось, что он догадался правильно.)

– Смотри, как надо делать, – сказал Гриша и стал разворачивать бумажную птаху. (Павлушка мигал – кажется, встревожился.) – Не бойся, я же просто показываю… Вот, складывай теперь сам… – Он взял тоненькие, с поцарапанными суставами, пальцы Павлушки, вложил в них листок. – Сгибай по готовому…

Павлушка понял – часто задышал и стал старательно сгибать. Он посапывал совсем рядом, его спутанные пряди щекотали Гришино ухо. Показалось вдруг, что они пахнут, как сухие теплые водоросли на острове Флореш. Иногда Павлушка оглядывался: «Правильно?»

– Правильно, правильно… Подожди, теперь вставим хвост… Ну вот, запускай опять…

И Павлушка запустил. На этот раз «хирандель» полетела вдоль палубы, к фок-мачте, и легла прямо под ноги боцману Дмитричу. Павлушка испуганно прижался к Грише. Да и сам Гриша слегка оробел: не сочтет ли боцман эту игру нарушением корабельного порядка?

Дмитрич крякнул, заскорузлыми пальцами поднял бумажную ласточку, будто живую, принес ребятам, отдал Грише, а Павлушку погладил по космам:

– Эх ты, кроха… – и пошел, косолапя, по своим боцманским делам.

Павлушка сначала сжался, потом осмелел, вопросительно глянул на Гришу и пустил ласточку опять. На этот раз бумажной птахе не повезло. Сначала она взлетела высоко и красиво, однако теплый ветерок подхватил ее и унес за борт. Далеко унес. Там ласточка описала круг (прощальный!) и легла на мелкую зеленоватую зыбь. Мальчики подскочили к фальшборту. Планширь был Грише по плечи, а Павлушке – до подбородка. Павлушка встал на цыпочки, глянул на воду, а потом на Гришу – округлившимися глазами: «Ты не сердишься?»

– Не беда! – утешил Гриша. – Смастерим сейчас другую… Попробуй сам…

Павлушка понял и стал «пробовать». Не очень умело. Гриша помогал ему, и они перепутывались пальцами и смеялись (Павлушка несмело, а Гриша ободряюще). Наконец новая птичка была готова. Но в этот момент из двери кормовой надстройки послышался голос доктора:

– Гриша! Мальчика зовет его дядюшка! – И добавил что-то по-французски (видимо, для Поля). Тот сразу увял, поднялся с корточек, глянул потерянно. А Гришу резануло: «Этот что же? Сейчас так и расстанемся? Навсегда?»

Казалось бы, что ему этот кудлатый, тощий, как цыпленок, малыш. Виделись-то всего полчаса. Однако вот сразу застряла внутри заноза…

Доктор подошел, прихватил Поля (осторожно, как кузнечика) за плечо, чтобы повести с собой. Павлушка оттянул на животе подол, хотел сунуть под него птичку, потом спохватился, глянул с просьбой: «Можно?»

– Возьми, конечно, – сказал Гриша с неожиданным комком в горле. Доктор повел Поля к капитанской каюте, вдвинул в дверь, прикрыл ее за мальчиком. А сам шагнул к кают-компании. Гриша секунду поколебался и нырнул следом.

На него не обратили внимания – смотрели на доктора. И Гриша бочком, бочком пробился на прежнее место, за спинку дивана.

Капитан был уже за столом, вместе с офицерами. Сказал, не вставая:

– Объясняю происшедшее, господа. Буду краток, поскольку времени мало. Наш гость сделал неожиданное предложение. На первый взгляд – фантастическое. Он предлагает провести «Артемиду» протокой Ривьер-Сале на другую сторону перешейка, в бухту Гран-Кю-де-Сак-Марен. Чтобы избавить нас от фрегата капитана Ансу… Да, такого еще не случалось, суда нашего размера никогда не ходили этим запутанным, заросшим, полным камней проливом, только рыбачьи лодки. Это отмечено и подчеркнуто в лоции. Но у нас, по сравнению с другими бригами, весьма малая осадка. Узнав, что не более семи футов, полковник сказал: «Иль эст посибль», то есть «это возможно»…

– Полковник? – вырвалось у Мити.

– Да… Он сообщил свое имя – Шарль Шато, – но заметил, что лучше называть его Полковником, так он привык. Судя по всему, он в давние времена был офицером одной из повстанческих армий. Но не в том суть. Он обещает провести нас через Соленую Реку, а затем мимо всех опасностей Большой Кю-де-Сак. Это дает нам шанс… в то время, как восемь наших малюток-карронад против сорока пушек «Коричневого быка» шансов почти не дают… Мы, конечно, можем погибнуть со славою, но не надо забывать, что цель не в этом. Она – в выполнении нашей миссии в Гаване… – и капитан почему-то взглянул на гардемарина Невзорова. А тот почему-то порозовел.

– Простите, Николай Константинович, – осторожно вошел в разговор лейтенант Стужин. – Вы понимаете, что неизбежны вопросы… если позволите… – (Капитан кивнул.) – Вы верите этому человеку?

– Да, вопрос… – Гарцунов постучал костяшками о стол. – Скорее верю, чем нет. И Петр Афанасьевич тоже… Я потому и попросил присутствовать при разговоре не Владимира Игоревича с его блестящим французским… – капитан слегка кивнул мичману Сезарову, – а доктора, поскольку медики лучше нас разбираются в человеческих душах… А совсем без переводчика оказалось беседовать затруднительно, хотя поначалу Полковник настаивал, чтобы один на один… У него странный, очевидно, местный выговор, и мы с Петром Афанасьевичем даже вдвоем не всегда сразу понимали собеседника… Но разобрались…

Ознакомительная версия.