Николай Автократов - Серая скала

Впоследствии мне объяснили устройство этого автомата, с которым у меня связано столько страшных воспоминаний.

Сплошная броневая плита из марганцевой стали, толщиной в пятнадцать сантиметров, не поддающаяся даже алмазному сверлу, была совершенно недоступна снаружи. Пришлось долбить камень, чтобы подойти к механизму снизу. Оказалось, что дверь приводилась в действие громадной гирей в три тонны, висевшей на цепях над глубоким колодцем. Гиря эта поворачивала плиту вокруг оси, поставленной на шариковый подпятник, и приводила в движение со страшной силой руку гиганта. Регулирующий механизм помещался внутри кабана. Чтобы открыть дверь, достаточно было, как мы знали, повернуть ухо зверя и нажать на его глаз, который начинал при этом светиться зеленовато-красным светом. Когда выходящий пересекал этот луч, начинало работать фотореле, и дверь захлопывалась. Это мы тоже знали. Но мы не знали, что управление дверями централизовано, что за ними ведется наблюдение, что иметь дело с ними опасно, ибо в любой момент их могут открыть, закрыть или же пустить в действие их смертоносный молот.

Мы прошли через кабинет и коридор в заводской зал. Внизу, у электропечи, стояло несколько человек. Они обернулись, когда мы вошли, и я узнал Леночку, Еременко и Краевского. Четвертый, пожилой человек с седеющей головой и небольшой бородкой, оказался ученым, приехавшим из Москвы. Его фамилия была Сапегин. Несмотря на свой преклонный возраст, он не пожелал дожидаться постройки туннеля и не побоялся пройти в водолазном костюме под водой. Еременко представил нас друг другу.

— Опоздали, Сергей Михайлович, — сказал он, пожимая мне руку. — Мы без вашего ведома похитили Елену Алексеевну, и она уже второй день водит нас по этому подземному лабиринту.

— Мы успели осмотреть все интересное, — добавил Краевский: — и шлюз, и кабинет, и рудник, и самый завод. Побывали в лаборатории и видели то место, где вас, Сергей Михайлович, нашла Елена Алексеевна, и водосборную камеру, через которую вы проникли в прошлый раз.

— Как же вы сумели туда пробраться? — спросил я. — Неужели проползли по свинцовой трубе?

— Нет, конечно. Саперы продолбили пробку в колодце, пролезли по водостоку и, соблюдая все предосторожности, открыли нам дверь, что скрыта за статуей. Так что мы прошли без всякого затруднения.

— Стало быть, вы всё успели рассмотреть? — уточнил Рожков.

— Все, кроме отделения «А».

— Ну, туда так легко не пройти. А между тем там, наверное, и скрыта разгадка всех тайн.

— Почему ты так думаешь?

— Есть основания.

— Например?

— Например, почему броневая плита сама собой закрылась за нашими молодыми друзьями, когда они спускались в шлюз? Есть и другие соображения.

Разговаривая, мы не заметили, как прошли мимо кабинета со спуском в шлюз, мимо конструкторской комнаты, ремонтной мастерской, кладовой и подошли к тупику, оканчивающемуся стальной дверью с таинственной буквой «А».

— Придется-таки повозиться над этой заслонкой, — сказал Краевский.

— Когда вскрывали плиту у шлюза, десять часов подряд долбили и рвали скалу. А здесь потруднее будет.

Он подошел к плите и постучал по ней тростью. И вдруг произошло нечто, чего никто не мог ожидать и предвидеть. Словно в ответ на его стук, плита бесшумно и плавно повернулась и открыла узкий проход. Это случилось так внезапно и неожиданно, так походило на волшебную арабскую сказку, что все мы остолбенели. Я, как очарованный, смотрел через вход на небольшую круглую комнату, совершенно пустую, и на слабо освещенный низенький коридор, сворачивающий влево.

— Осторожно! Все назад! К стене!.. — закричал майор.

Повинуясь его приказанию, мы бросились назад и прижались к стенам. Только тут я понял, какой опасности мы подвергаемся: одной гранаты, одной пулеметной очереди достаточно, чтобы уничтожить всех.

Дверь оставалась открытой, точно приглашала нас войти. Впереди, за повернувшейся плитой, ни звука, ни движения — ничего подозрительного, ничего угрожающего.

— Надо быть крайне осторожным. Здесь возможна ловушка, — сказал майор. — Сережа, позовите скорее слесарей: пусть они укрепят дверь, чтобы она не могла захлопнуться.

Слесари быстро притащили кусок железной балки и положили его на пол между плитой и стеной коридора как распорку. Теперь дверь уже не могла закрыться.

Рожков вынул пистолет и переступил порог. Хрулев пошел за ним, мы с Краевским — за Хрулевым. Остальным майор приказал оставаться на месте. Мы шли гуськом, держась левой, более безопасной стены коридора. Идти пришлось недолго. Почти тотчас же за поворотом коридор кончался обыкновенной деревянной дверью. Она была приоткрыта. Рожков осмотрел ее со всех сторон и осторожно открыл.

— Лейтенант. Хрулев,— приказал он, — оставайтесь здесь, у входа.

Один за другим мы вышли на балкончик, кольцом огибающий довольно большой круглый зал, напоминающий цирк. Это тоже была естественная пещера, некогда промытая водой. Слабый свет немногих лампочек освещал громаднейший агрегат, занимающий всю середину зала с пола до самого верха куполообразного потолка. В полумраке сталью блестели огромные цилиндры, ребра громадной станины, трубы различных диаметров, штоки и коромысла. Сколько я ни всматривался, я не мог понять назначения этой машины.

На балкончик выходило еще три двери. Одна из них была открыта. Рожков направился прямо туда. Мы вошли в обширный кабинет, очень похожий на два других, которые видели раньше. Такой же письменный стол с телефонами, такой же электрический камин, такие же кресла и кушетка у стены, такая же фигура бронзового гиганта с поднятой вверх рукой, держащей молот, занимающая всю заднюю стену. Только в одном углу стоял диспетчерский пульт с кнопками и сигнальными лампочками да рядом с ним буфет с закусками и винами.

Но все это я разглядел после. В первый же момент внимание мое было всецело поглощено фигурой человека, если только можно этим словом назвать существо, которое поднялось с кресла при нашем появлении. Лишенная всякой растительности голова с мертвенно бледным лицом, исхудалым до такой степени, что, казалось, через кожу просвечивал череп, с трудом держалась на тонкой, морщинистой шее. Костлявые руки непрерывно сводило судорогой, точно их кто-то дергал за нитку. Искривленная спина тряслась. Черный мундир с золотыми дубовыми листьями па петлицах, который сидел на нем, как панцирь на черепахе, был разукрашен нашивками и значками. Большой орден железного креста болтался на шее. Вся его фигура, тощая и сгорбленная, до иллюзии походила на фигуру грифа, только оловянные глаза ничем не напоминали зоркого взгляда хищной птицы.

— Спрячьте ваш пистолет.— сказал он Рожкову по-русски, но с сильным немецким акцентом, — он здесь не будет нужен. Вы видите перед собой Зигмунда фон Римше, оберштурмбанфюрера и начальника этого объекта... Прошу садиться, господа! А с кем я имею честь говорить? Вы, конечно, русские?

— Не ошиблись. А вот титул ваш немножко устарел. — Устарел, говорите? Значит, верно, что Красная Армия взяла Берлин и что рейх и фюрер уже не существуют?

— С мая этого года действительно не существуют. Вам это не было известно?

— С ноября прошлого года и до самых последних дней я не имел связи с внешним миром.

— У вас не было радиостанции?

— Я ее уничтожил. Это было необходимо. Мой первый помощник, отчаявшись в возвращении германской армии, изменил Германии и вступил по радио в сношение с Западом. Это было, когда вы заняли Будапешт. Я приказал его казнить и радиста тоже и уничтожить радиопередатчик, но по ошибке повредили приемник.

— Печальное событие.

— Оно было совершенно необходимо. Так, значит, фюрер погиб?

— Покончил самоубийством.

— А наша партия национал-социалистов?

— Распущена.

— А Геринг, фон Риббентроп, Кальтенбруннер, фельдмаршал Кейтль?

— Преданы суду Международного трибунала, и я надеюсь, что они получат по заслугам.

— Да? Вот этого Абаза мне не сказал.

— Кто это Абаза? Тот самый шпион, которого вы здесь укрываете?

— Да... Которого вы ищете и которого я решил выдать вам.

— Ага! Так вот почему вы и открыли вход?

— Да, поэтому. И еще потому, что хотел узнать от вас, что произошло на свете за долгое время моего уединения. Впрочем, вы ведь все равно бы проникли сюда.

— Разумеется, проникли бы.

— Хотя одного движения моей слабой руки, одного только ее пальца, — Римше поднял сухую, как у скелета, кисть. — было бы достаточно, чтобы тысяча тони динамита превратила в мусор эту скалу вместе с рудником, заводом и всеми ее обитателями.

— Почему же вы не взорвали?

— Я уже сказал: чтобы выдать вам Абазу.

— Тем самым получить возможность помилования? Не правда ли? Тактика ваша понятна.

Римше промолчал.

— Мы имеем сведения, — сказал Краевский, — что поезд, на котором эвакуировался ваш объект, был взорван партизанами и вся команда погибла. Оказывается, это не так?