— Хорошо, — сказал он, словно про себя. — Но ты не принял в расчёт ветра, друг, иначе твоя стрела попала бы в самую середину мишени.
Глаза маленького Гая о’зе Мурса-оружейника сверкнули при этом замечании, он быстро поднял небольшой ореховый лук, и стрела его вонзилась в самую середину круга. Восторг толпы, казалось, удесятерился: имён любимцев уже нельзя было различить в восторженном смятении. Прошло почти незамеченным, как пустили свои стрелы Адам Каверсуос, плотник из Йорка, и Дик Фаттерс-кожевник, но оба они попали лишь в край мишени.
— Убирайся, ты, зелёная ящерица, — ревела толпа. — Где тебе тягаться с нашими стрелками! Ура Роджеру! Да здравствует Гай!
Но незнакомец с повязкой, видимо, нимало не смутился нелюбезными приветствиями. Спокойно, почти не целясь, поднял он лук и тотчас же отпустил тетиву. В следующую минуту крепкая изгородь с треском полетела на землю и поток обезумевших от восторга людей затопил арену.
— Расщепил! — вопили они. — Расщепил стрелу Гая! Ура храброму Нету! Да здравствует Кривоглазый!
Победителя закрутило, как щепку в водовороте. Зелёные его ноги взметнулись над толпой, ещё и ещё раз его подбрасывали и ловили, и наконец запыхавшегося, помятого и смеющегося, отхлынув, оставили перед самым помостом шерифа.
Толстое лицо шерифа сияло: он был большим ценителем хорошей стрельбы из лука, и на охоте, случалось, его стрела пробивала оленя насквозь.
— Молодец, стрелок, — весело вскричал он, и его тучное тело заколыхалось от весёлого смеха. — Вижу, что наглазник не помешал правильному прицелу. Получай приз. Жалую тебя, братец, капитаном своих лучников. Ну, а если подстрелишь мне эту чёртову каналью Робин Гуда, озолочу тебя целиком.
— Благодарю тебя, милостивый шериф, — отвечал он, и приняв из рук его жены золотую стрелу, отвесил ей такой почтительный и изящный поклон, что не один из рыцарей, сидевших на возвышении, втайне позавидовал его умению. — Благодарю тебя, — продолжал он, искусно прикрепив стрелу к краю своей зелёной шапочки. Но… твоё предложение мне не подходит — я поклялся всю жизнь не изменять госпоже, которой служу, даже ради самого нашего милостивого короля.
Шериф так и застыл на месте от негодования: несколько раз он порывался что-то сказать, но только открывал рот, как рыба, вынутая из воды. Как?! Дерзкий негодяй не только не упал на колени в порыве благодарности, но даже не поцеловал стрелу, полученную из прекрасных рук благородной Изольды! И теперь он стоял перед трибуной, слегка опираясь на лук, в свободной и независимой позе, как равный перед равным.
Шериф Ноттингема откинулся на спинку кресла, и пальцы его крепко охватили подлокотники. Притравить дерзкую бестию собаками — славно замелькали бы его зелёные ноги… Но эта орава бездельников, только что издевавшаяся над кривоглазым, теперь, пожалуй, пылинки с него сдуть не позволит…
Шум толпы помешал знатным гостям расслышать ответ победителя, и они в недоумении переглядывались, смутно соображая, что с награждением не всё ладно. Один из рыцарей вдруг нагнулся и с весёлым возгласом, точно окликая собаку, швырнул к ногам победителя бархатный кошелёк.
— Выпей за моё здоровье, молодец, — крикнул он.
Но Нет Блинкер с глубоким поклоном поднял кошелёк и протянул его ближнему из слуг шерифа:
— Благодарите господина, — задорно сказал он. — Господин жалует вам на выпивку! — С этими словами он ещё раз поклонился, взмахнул шапочкой и исчез в восхищённой толпе.
— Схватить! — выкрикнул наконец шериф и опять задохнулся, но стоявший около него пожилой слуга покачал головой.
— Пусть твоя милость не разгневается на меня за прямое слово, — сказал он, — но сам посуди: кто решится сунуть нос в осиное гнездо? — и он указал рукой на волнующееся людское море.
Праздник был испорчен. То есть был испорчен для шерифа и благородных гостей, наконец разобравших, в чём дело. Хватаясь за рукоятки мечей, сердито кричали они о том, как каждый из них наказал бы дерзкого и проучил бы наглую чернь, в порыве низкого веселья забывшую о почтении к знати. Затем, покинув зелёную поляну, в прежнем горделивом порядке гости отбыли в город — поправить настроение хорошей едой и ещё лучшей выпивкой в замке гостеприимного шерифа.
Стрельбище опустело: зрители отхлынули к навесам, под которыми весёлые трактирщики и бойкие служанки разносили пиво и дешёвое вино, горячившее и без того горячие головы.
— Куда исчез этот Блинкер? — громко недоумевал кто-то. — Подать сюда Кривоглазого! Уж не барон ли он переодетый, что не захотел чокнуться с нами кружкой доброго эля?
В это время одноглазый стрелок и хромой нищий, с большим трудом выбравшиеся из толпы, торопливо шли по дороге к лесу. Хромота нищего удивительным образом прошла за первым же поворотом. С возгласом облегчения он расправил широкие плечи и, сдёрнув с себя живописные лохмотья, швырнул их в кусты. Под ними оказалась такая же зелёная куртка, как у его товарища.
— Немножко чудесной мази, капитан, — ухмыльнулся он, — и я вылечу твой глаз не хуже того чёртова святоши.
Весело смеясь, Робин Гуд развязал чёрную повязку и высоко подкинул её в воздух.
— Пускай догоняет твои лохмотья! Но ты не думай, Филь, я ещё не рассчитался с милостивым шерифом: сегодня ночью ему не поспится, и он узнает, кто получил его золотую стрелу.
Весёлый пир в замке шерифа разгорался. Солнце уже клонилось к вечеру, и косые его лучи, упав на пиршественный стол, сверкали на драгоценных чашах и зажигали кровавые отблески в глубине стеклянного гранёного сосуда с мальвазией. Сосуд этот, предмет изысканной и редкой по тогдашним временам роскоши, принёс в дар шерифу заезжий флорентийский купец, и теперь он тешил взгляды гостей и гордость хозяина, занимая самое видное место на пышно убранном столе. Время от времени шериф повторял, протягивая объёмистую золотую чашу:
— А ну-ка, отведаем подарка солнечной Флоренции, — и каждый раз горделиво оглядывался. Молоденький кудрявый паж переливал в его чашу почти всё содержимое драгоценного сосуда, уносил его в соседние покои и возвращал снова наполненным. При этом, упёршись левой рукой в бок, паж высоко поднимал сосуд правой, чтобы присутствующие могли вдосталь им налюбоваться.
Узкий стол, за которым гости сидели с одной лишь стороны, тянулся вдоль стен зала, оставляя середину его свободной. Гости пили и ели долго и обильно, но наконец наступила очередь развлечений.
Раздались весёлые крики, и вдруг на середину зала выкатился маленький вертлявый человек в ярко-красном платье, толкая перед собой огромный и такой же красный шар. Минута — и он вскочил на этот шар и, искусно перебирая по нему ногами, быстро покатился вдоль стола. Второй человек — в ярко-жёлтой одежде с развевающимися синими лентами — вбежал в двери, держа на вытянутых руках маленького мальчика в пёстрой курточке.
— Хи! — крикнул он. Мальчик взлетел в воздух, перевернулся и оказался на плечах у красного плясуна на шаре. Стены замка дрогнули от восхищённых криков.
— Лови, молодец, — завопил весёлый толстый рыцарь, сидевший рядом с шерифом, и бросил зелёный шёлковый кошелёк одному из акробатов.
— Сто лет жить твоей милости! — радостно воскликнул тот и, высыпав из кошелька на руку шесть серебряных монет, принялся подбрасывать их в воздухе так, что они образовали сплошной сияющий круг.
— Хи! — крикнул третий акробат в зелёном платье, выбегая из двери. И мальчик, мелькнув в круге летающих монет и не задев ни одной из них, очутился у него на плечах.
Восторг рыцарей, подогретый крепкими винами шерифа, становился всё более непринуждённым. Пояса давно были развязаны, чтобы не служить помехой, так как слуги приносили всё новые и новые лакомые блюда. Под столом накопились такие груды обглоданных костей, что сытые собаки уже не дрались за них.
Теперь акробатов сменил человек в чёрной узкой одежде. Он втягивал в себя огонь пылающего факела, словно это было дорогое вино, и языки пламени вновь вылетали из его улыбающегося рта. Дамы восторженно взвизгивали и бросали ему монеты, а он, не прерывая представления, подхватывал их пальцами босой левой ноги и ею же засовывал монеты в висевшую на боку сумку.
— Довольно фокусов, — крикнул наконец развеселившийся шериф. Неприятная история с золотой стрелой вылетела у него из памяти, вытесненная винными парами. — Подать сюда певцов! Что же приказать бездельникам спеть для тебя, дорогая? — ласково обратился он к сидевшей рядом жене.
Молодая женщина в голубом, шитом серебром, платье, с живым и капризным лицом, сердито покачала головой.
— Мне всё равно, — вызывающе сказала она. — Ты не сумел сегодня удержать у себя лучшего стрелка Англии. Все смеются над тобой. Он предпочёл тебе, шерифу Ноттингемскому, неизвестную никому госпожу. Не хочу и разговаривать с тобой!
