Где там! И о чём она только шепчется с пани «профессоркой»?
Трудно описать, сколько волнений перенёс за дорогу Петрик с неосторожной мамой. Чуть она заговорит с кем-нибудь чужим, а у Петрика душа в пятки…
Эх, мама, брала бы она лучше пример с Петрика. Он не стал даже разговаривать с самым главным из главных на поезде дядькой, который прокалывает машинкой дырочки в билетах.
Дядька очень любезно спросил:
— А ваш билет, прошу пана пассажира.
Но Петрик, верный данному слову, сжал губы и молчал.
За него опять же ответила мама.
— У этого пассажира уже проверили билет, прошу пана…
Не мало мороки было с мамой и на пересадках. А их было целых три! И всюду мама подходила к чужим людям и заговаривала с ними.
Один раз даже к полицаю обратилась! Но всё же до Львова они добрались благополучно.
Оказывается, во Львове жил дядя Тарас, а Петрик и не подозревал о его существовании.
Дядя Тарас встретил их на вокзале. Эдакий великан, ещё повыше, чем татусь Петрика. И глаза у него были до того знакомые Петрику, что казалось, будто этого черноусого, с юношески улыбающимися глазами человека Петрик знал всю свою жизнь.
Одним словом, дядя Тарас с первого взгляда понравился Петрику. Он посадил его себе на плечо и понёс по перрону.
На привокзальной площади, за фонтаном, Петрик увидел настоящее чудо: по рельсам, без лошадей, бегали красные хатки с окошками, откуда выглядывали люди. Дядя Тарас занёс Петрика в одну такую хатку, за ним вошли туда мама с Ганнусей, все они уселись на длинной деревянной скамейке, а дядька с кожаной сумкой и железным орлом на шапке дёрнул за звонок над головой Петрика, и хатка поехала…
Как же отец отыщет их в этом огромном городе, где дома выше деревьев, а костёлы — ещё выше домов? А вдруг отец заблудится в этих запутанных улочках, как это однажды уже случилось с Петриком, когда он пошёл следом за дядькой, что под гитару пел по дворам «О, Донна Клара». Пани Андрииха сказала, что этот дядька когда-то был знаменитым артистом.
Да, Петрик заблудился, и никогда бы ему самому не отыскать дорогу назад. Петрика случайно увидел слесарь-сосед далеко от Краковской улицы, возле какого-то большого костёла, в ту минуту, когда на мостовой перед Петриком затормозила грузовая машина, везущая брёвна. Шофер стал ругаться, как пьяный, а вокруг собралась толпа.
— Замолчи, — сердито велел слесарь шофёру. — Не видишь, мальчишку насмерть напугал!
Слесарь взял Петрика за руку и повёл на трамвай. И они долго, долго ехали, а потом шли пешком через площадь с фонтанами и двумя каменными львами возле ратуши.
А дома слесарь скучным голосом рассказывал маме:
— Эх, пани Ковальчукова, ещё бы секунда — считайте, не было бы на свете вашего сыночка.
«Только бы дорогой татусь не заблудился, только бы не попал под «проклятую машину», — тревожно колотится сердце Петрика.
— Мама, поедем назад в Полесье, — шепчет он. — Татусь нас здесь не найдёт… Он тут заблудится…
Петрику видно снизу, как у мамы дрогнула губа.
Дарина вытерла о фартук руки и погладила Петрика по голове.
— Не бойся, сыночек… татусь нас найдёт…
А мама всегда говорит только правду, и Петрик успокаивается.
Глава четвёртая. А что если это провокация?
Под вечер Данько условным свистом созвал на «остров» всю команду.
Опасливо оглянувшись по сторонам, он шёпотом приказал:
— Ешьте землю!..
— Мы позавчера уже ели, — робко возразил чей-то голос.
— А эта тайна в сто раз побольше позавчерашней, — стрельнул на упрямца одним незавязанным глазом Данько. — Тут вы одной землёй не открутитесь. Ясно?
— Ясно, — нетерпеливо сказал Франек. Он не любил, когда ссорились и злились друг на друга.
Все взяли в рот по щепотке земли. Дело было привычное, никто даже не скривился.
— Та-а-ак, — опять стрельнул глазом Данько. — Теперь все на колени!
Без возражения все стали на колени.
— Креститесь!
Когда клятвенная церемония успешно завершилась, Данько вытащил из кармана большой ключ и положил на землю.
— Это оттудова, — тихо выдохнул он, многозначительно мотнув головой в сторону книжного склада, который находился в подвале дома. — Будем похищать книги, загонять их на пляцу Теодора, а на денюжки в кино… Согласны?
— Знаменито! — прошептал Мишек, сын официанта из первоклассного ресторана «Жорж».
«Пираты» сказали, что они согласны совершать налёты на склад, пусть только их предводитель составит план действия.
— Как бы потом не потащили в полицию моего отца, — высказал опасение Шкилет. — Всё-таки он тут дворником…
— «Дворником», — презрительно сплюнул сквозь зубы Данько. — Ты несчастный трус! Мой отец поважнее твоего отца, и то я не боюсь. Да и кто ещё тебя пошлёт в склад? Вот кто пойдёт и отопрёт дверь — Франек! Он не то что ты, он ничего не побоится… Верно я говорю, Франек?
— Тта… чего бояться? — без всякого энтузиазма проронил Франек. — Но там очень темно, а у меня нет спичек.
— Держи, тут полная коробка, — протянул спички Данько.
Никто не стал его расспрашивать, где он раздобыл ключ. Важно, что сейчас до зарезу нужны были деньги, ведь в кинотеатре на Старом рынке демонстрируется первая серия заграничного боевика «Индийская гробница».
— Франек, как только на башне ратуши часы пробьют десять, ты спустишься в склад, откроешь окно и будешь нам передавать книги, — тихо изложил план действия Данько-пират.
— Можно, я с ним пойду? — спросил Шкилет, уязвлённый тем, что его обвинили в трусости.
— Не надо, — сурово сказал Данько-пират. — Без тебя обойдётся, только будешь мешать.
— А где мы спрячем книги до утра? — поинтересовались сразу несколько «пиратов».
— Давайте у меня, — с жаром сказал Мишек. — Мама от нас ушла, а отец явится только поздно ночью. Утром его не добудишься, успеем вынести.
— У Франека в кладовке надо спрятать, — почему-то решил Данько-пират. — Я ему больше всех доверяю. Ясно?
Никто не сомневался в добропорядочности Франека, но сам Франек наотрез отказался прятать ворованное.
Данько стукнул себя ладонью по лбу, сказав, что он идиот, забыл что-то там передать матери и убежал домой. Пробыв там минут десять-пятнадцать, он снова выбежал, даже позабыв надеть на глаз обычную чёрную повязку. При тусклом пучке света, падающем из окна чьей-то квартиры, зеленоватые глаза Данька очень блестели и быстро, беспокойно бегали туда-сюда.
Часы на башне ратуши пробили десять.
— Иди, Франек…
Данько вложил в руку Франека тяжёлый, холодный ключ.
У Франека дрожали от страха руки, когда он в темноте подвала нащупал массивную окованную железом дверь.
Вот и замочная скважина… Франек сунул ключ и не без труда дважды повернул его.
Дверь без скрипа отворилась. Но едва Франек зажёг спичку, как до его напряжённого слуха долетел звук чьих-то чрезвычайно осторожных шагов.
Недоброе предчувствие охватило Франека.
«Нет, это кто-то не из наших… Что делать?.. Спрячусь в складе…» — решил Франек. И сам того не ведая, что именно склад должен был стать ловушкой, откуда Франека мог выпустить только полицейский в присутствии дворника и владельца книжного магазина, он хотел юркнуть в склад.
Спасла Франека непредвиденная случайность: привязанная шпагатом подмётка на сандалии вдруг зацепилась за косяк двери, и Франек грохнулся на пол. Тут-то он и увидел отца Данька-пирата, который с фонарём в руке почти бежал в подвал по каменным ступеням лестницы.
— Попался вор на месте преступления! — громко и грубо крикнул маклер. — Теперь посмотрим, что запоёт твоя матка.
Франека даже в пот бросило от этих слов. Он испуганно вскочил на ноги.
— Сто-о-ой! — приказал маклер.
Франек метнулся вправо, потом влево и вслед за тем с быстротой кошки проскользнул мимо широко растопыренных рук маклера.
— Стой! Стой, холера!
Тяжело дыша, Франек выбежал во двор. Накрапывал дождь. И хотя было темно, он разглядел, что у окон склада никого нет. Поспешно заложив пальцы в рот, Франек издал тихий условный свист.
Никто не ответил.
— Подлые тру́сы… сволочи… покинули меня одного… — с горечью прошептал Франек. Дождевые капли брызгали ему в разгорячённое лицо. Сердце билось так громко, что стук отдавался в голове. Чувствуя, как всё ещё дрожат ноги, Франек побежал домой — будь-что-будет.
Владек сидел за столом и при тусклом свете керосиновой лампы читал книгу, отглатывая из жестяной кружки совсем уже остывший суррогатный кофе, когда открылась дверь, и вбежал, учащённо дыша, младший брат.
— Где ты шляешься так поздно? — вздохнула мать.
Франек молчал. Задыхаясь от спешки и волнения, то и дело отводя с потного лба непокорную прядь волос, он снимал возле дверей сандалии, чтобы мать не заметила оторванной подошвы. Утром Франек починит сандалий, и всё обойдётся без крика и шума.
