Я рассмеялся, да и Лоуви, к моей радости, улыбнулась.
— Зато мы их слышали, — напомнил я.
— Угу, — сказал Мейсон, просветлев лицом. — А самое лучшее вот: я этим летом научился плавать.
— Самое лучшее вот: я получил права на вождение катера, — добавил я гордо.
— А я? — спросила Лоуви и нахмурилась. — Я ничего не добилась. А через неделю вы уедете, потом начнется школа. И… — Она качнула головой, сбросила ноги на пол — явно собиралась встать и уйти. — Народ, простите. Я понимаю, что я как маленькая.
Я тоже встал, подошел с ней к краю веранды.
— Ты многое успела. Нашла черепашье гнездо. Показала тупице с военной базы и городскому зазнайке, как устроена жизнь на острове. Поэтому нам тут было так хорошо.
Лоуви обернулась, пристально вгляделась в наши лица.
— Что, правда?
— Честное слово, — подтвердил, подходя, Мейсон. — Я совершенно уверен, что без тебя не научился бы плавать.
— Потому что я тебя дразнила? — спросила Лоуви.
— Потому что я не хотел, чтобы ты считала меня слабаком.
Лоуви хихикнула.
— Не только в этом дело, — сказала она, подошла к деревянному столу, села на него. — Джейк, ты все лето ждал новостей от папы. И вот сегодня получил письмо. — Она посмотрела на свои руки. — Я очень за тебя рада. Правда. Но мне это только напомнило о том, что для себя я на это лето загадала… — Она пожала плечами.
— Что ты загадала? — спросил Мейсон.
— Мейсон… — Я попытался поймать его взгляд.
Мейсон все понял.
— Про своего настоящего папу?
Лоуви кивнула:
— Это то, чего мне этим летом хотелось больше всего. Поговорить с ним. Узнать, какой он.
— Лоуви, но нельзя же просто так сидеть и ждать — вдруг само случится, — сказал я.
— Ты о чем?
— Я почти каждый день писал папе письма. Поэтому он мне ответил. Оно не само собой происходит. Уверен, твой папа очень обрадуется, если получит от тебя письмо.
— Просто напиши ему, — поддержал меня Мейсон. — Чего ждать-то?
Снова вспыхнула молния, перерезав небо. Лоуви уставилась на меня — в голубых глазах слезы.
— Но… — Она утерла слезинку с усыпанной веснушками щеки. — Я не могу.
— Почему? — спросил я, всплеснув руками от досады.
— Да потому что… мне страшно.
— Страшно? Почему?
— Я же не знаю, что в результате выяснится. Вдруг он мне не понравится? Его посадили в тюрьму за кражу. И я вон тоже украла лодку. Вы слышали, что сказал Устричник Олли. Он сказал… — Лоуви шмыгнула носом. — Что яблоко от яблони недалеко падает. А он знал папу. — И она обхватила себя руками.
— Ты никакая не воровка. Просто этот тип очень противный. Больно надо его слушать! Ты лучше нас слушай. Мы тебя хорошо знаем.
— А что, если дело в генах? И у меня такая судьба?
Мейсон ответил:
— Судьба — выбор, а не приговор.
Мы с Лоуви вытаращились на него.
Мейсон пожал плечами.
— Это было написано на плакате у нас в классе.
Лоуви фыркнула:
— Спасибо.
— Так это правда! — сказал Мейсон. — Ты же не украла эту лодку. Мы это прекрасно знаем. Я уверен, что даже этот Устричник Олли тоже знает.
Лоуви вздохнула.
— Спасибо, Мейсон.
— Да не за что.
— А что… что написать? — спросила она. — В смысле — в письме.
— Неважно. Что хочешь, — ответил я.
— Ну, скажу честно. Ты у нас за словом в карман не лезешь. — И Мейсон игриво пихнул ее плечом.
— Я даже не знаю, в какой он тюрьме. Мама никогда про него не говорит. Как будто даже имя его упоминать нельзя.
— Придется тебе поговорить с мамой, — сказал я. — Она, может, его ненавидит, но он ведь все равно твой папа.
Гром утих, дождь прекратился. Заквакали древесные лягушки, радуясь, что гроза кончилась.
— А ты как думаешь, он мне в ответ напишет? — спросила Лоуви.
— А что ему остается? — сказал Мейсон. — И потом, у него куча свободного времени.
Я бросил на него многозначительный взгляд — мол, сейчас не время для шуток.
— Что тебе терять? — спросил я.
— Да, вы правы. Что мне терять? — Лоуви шумно выдохнула. — Ну ладно. Главным моим достижением этого лета станет то, что я напишу письмо своему папе.
Мы с Мейсоном, стоя у нее за спиной, скрестили пальцы на удачу. Пусть он ей ответит, пожалуйста.
Глава 26. Начинаем новую жизнь
Доверься своим инстинктам
Джейк, просыпайся!
— Чего? — Я сонно моргнул. Надо мной стояла Хани. — Хани? Пора в патруль? — пробормотал я.
— Нет. Десять часов вечера на дворе. Вставай, соня. Мама звонит.
Глаза у меня тут же распахнулись.
— Мама? Все хорошо?
— Сам с ней поговори — и узнаешь.
Я выбрался из кровати и едва не кубарем скатился с лестницы. Плюхнулся на пол, Живчик запрыгал вокруг, но я ринулся прямиком к телефону.
— Алло? — Я крепко стиснул трубку в кулаке.
— Джейк? Это я.
— Привет, мам! — Я зевнул.
— Прости, что так поздно звоню, но это срочно. У меня новости.
Я молчал, затаив дыхание.
— Мы летим домой!
Сердце понеслось вскачь.
— Вместе с папой?
— Да. Его выписали из госпиталя.
Я от волнения заходил по комнате.
— Когда?
— На Дьюисе будем пятнадцатого августа. Подробности потом сообщу.
— Ой, мам, поскорее бы! Я так соскучился. По вам обоим. — Я сглотнул. Старался не заплакать. — Отличные новости.
— Есть и еще хорошая новость. Меня перевели на другую базу.
Я снова сглотнул.
— Что, опять переезжаем?
— Да.
— Куда? — Радость угасла — опять обживаться на новом месте.
— В Чарлстон.
Я моргнул.
— В Чарлстон, который в Южной Каролине?
— Точно. — Я услышал радость у нее в голосе. — Моя новая база с ним рядом. Будем искать жилье в Маунт-Плезант.
— Так это совсем рядом с Дьюисом! — недоверчиво протянул я.
Мама рассмеялась.
— Вот именно!
Я повернулся и увидел Хани — она наблюдала за мной, а Живчик сидел рядом. Хани улыбалась, и я понял: она уже слышала все хорошие новости.
— Ой, мам, здорово-то как.
— Совершенно верно. Я согласна! Ну пока, сын. Я очень соскучилась, но мы скоро увидимся!
— Пока, мамуль. Я тебя очень люблю.
Я повесил трубку и завопил от радости.
— Хани! — выкрикнул я. — Мы будем соседями!
Хани рассмеялась, прижала руки к щекам.
— Знаю!
— Поверить не могу! То есть я смогу приезжать к тебе в гости.
— А я — к тебе.
— Интересно, в какую я пойду школу?
— Полагаю, у тебя миллион вопросов. И скоро ты получишь на них ответы. Но пока давай обдумаем самую замечательную новость. Скоро приедет твой папа. Наконец-то. После всех ожиданий и молитв.
— Он и к тебе приедет.
— Да, — сказала она, и на лице засияла улыбка.
Я сделал несколько шагов — мысли так и крутились в голове.
— Хани, я нервничаю.
— Почему? — Улыбка ее исчезла, сменилась озабоченностью.
— Так, вообще, — сознался я. — Все меняется.
— Тебе понравится в Маунт-Плезант, — попыталась она меня подбодрить.
— Я не о том. Я… о папе.
— А! — сказала она и медленно понимающе кивнула. — Ты боишься, что он стал другим, да?
Я отвернулся, боясь дать честный ответ.
— Потому что ему ампутировали ногу, — закончила Хани.
Я резко вдохнул. Она все-таки произнесла эти слова вслух.
— Да.
— Если честно, я и сама нервничаю. Но не потому, что папа твой стал другим. А потому, что ему предстоит много испытаний — и физических, и душевных. Времена нас ждут непростые.
— Он об этом писал в письме.
— Так чего ты боишься? — спросила Хани, подходя ко мне.
Я столько об этом думал все лето, что слова полились сами собой:
— А он сможет ходить? Или будет на инвалидной коляске? Он сможет делать все то, что мы раньше делали вместе?
Сердце громко стучало — и вот я обратил в слова свой самый главный страх:
