Тихонько затолкав всю одежду, вместе с Лизиной, в чемодан, я аккуратно убрал его на шкаф, а после этого на цыпочках прокрался в коридор и громко хлопнул входной дверью.
– Уже вернулся? – вновь выглянул с кухни дед. – Шустрый ты сегодня! А, да, ты же торопишься к… Даше, правильно? Эх, лирика, школьные годы…
Пока дед, вдруг нахмурившись, пытался сообразить, что же не то в моём внешнем виде, я торопливо вернулся в комнату, схватил полупустой велосипедный рюкзак и уже окончательно отбыл на вокзал, пообещав вернуться никак не позже, чем на последнем автобусе. А лучше – на последней электричке.
На душе у меня было при этом неспокойно.
Глава 3. «Эх, лирика, школьные годы!»
День я провёл замечательно. Любые мысли о Лизе выскользнули из моей головы ещё на подъезде к Москве, ведь если она не пишет и не звонит, рассудил я, значит, всё в порядке. Оно и к лучшему, так как мне в тот момент было совершенно не до неё.
Лучшие мостовые, мосты и набережные столицы, череда «Шоколадниц», «Старбаксов» и просто маленький кофейных забегаловок, скверы, переулки, широкие проспекты – всё было в тот день к моим услугам. И, разумеется, к услугам скромной девушки по прозвищу Дася, с которой больше всего на свете мне тогда нравилось молча бродить по городу. В большинстве случаев нам с ней почти не о чем было разговаривать, но это-то было как раз и неважно. Таким образом, я мог смело утверждать, что день удался, и когда вдоль улиц начали загораться первые робкие фонари, я уже подумывал о том, чтобы ни на какую электричку не торопиться, а нанести визит вежливости родителям, переночевать у них и возвращаться домой «рано утром, где-то после полудня».
Но увы, столь лиричным моим планам в тот день сбыться было не суждено. История найденного нами с Лизой ножа властно вмешивалась в мою жизнь, переворачивая всё с ног на голову с ловкостью фокусника или Архимеда, нашедшего-таки в Лизе ту самую точку опоры.
Звонок от Шумахера застал меня на Воробьёвых горах. Я стоял на метромосту, Дася рядом крошила вниз, на воду, сухарики, которые вечно жили у меня по всем карманам. Впрочем, до воды было так далеко, что крошки, скорее, перехватывали в воздухе наглые чайки.
– Да? – поднял я трубку.
Саня задал довольно странный вопрос:
– Ты где?
– В Москве. С девушкой. Что-то случилось? – забеспокоился я. Вдруг подумалось, что деду стало плохо или…
– Н-нет, – не слишком уверенно отозвался Шумахер. – То есть, случилось, но… странное, короче. Ты давно в Москве?
– Где-то в час приехал. А что? Скажи толком, Сань, не томи!
Шумахер засопел в трубку, пытаясь подобрать слова. Откашлялся. Шумно вздохнул.
– Слышь, Холин… Если ты весь день в Москве, то кто же тогда у Ара…
И в этот момент я всё понял. Перебил Саню на полуслове, велел помолчать, успокоиться и «не генерить», а сам, скосив глаза на Дасю, испустил ещё более тяжкий вздох, чем друг, и твёрдо пообещал быть первым, последним и попросту единственным вечерним автобусом и тогда всё объяснить. А до того момента, попросил я, совершенно не нужно кому бы то ни было рассказывать о случившемся и вообще подавать виду, что творится что-то неладное. Особенно Арабу. Шумахер заинтриговано пообещал сгореть от любопытства на Вокзальной площади, и на этом мы распрощались – сначала с ним, а потом, увы, и с Дасей.
Какая нелёгкая только понесла этим днём моего друга к Арабу! Именно сегодня, именно тогда, когда там была моя несносная «сестрица» Лиза, недоделанное моё «альтер-эго»! Почему только всё сложилось именно так, по самому непростому сценарию из всех возможных?
… Ответов на эти вопросы у меня не было, а потолок междугороднего автобуса, который я вопрошал за неимением в прямой видимости небес, загадочно молчал. Неторопливая фортепьянная мелодия, играющая в тот момент у меня в наушниках, не очень соответствовала настроению, зато гармонировала с проносящимися мимо окон вечерними огнями. Заняться было совершенно нечем, и оттого я принял решение разобраться в ситуации целиком, а значит – со всех сторон.
Обнаружив Лизу «онлайн», я прямо спросил, что произошло, но вместо ответа она торопливо вышла из сети – так, что со стороны это больше походило на бегство. Решив на этом не останавливаться, я раздобыл номер её телефона там же, на страничке «ВКонаткте», и просто позвонил ей. Меня уже начинало подгрызать любопытство пополам с тревогой.
Переупрямить Лизу удалось лишь с третьего звонка, когда она не выдержала и всё же взяла трубку.
– Ну что случилось? – спросил с я бесконечным терпением, готовый уже совершенно ко всему. – Шумахер нагрянул?
В ответ мне согласно шмыгнули носом.
– Но ведь он же никому не сказал… – утешил я, вспоминая наш разговор. Нет, без звонка мне он точно не спешил оповещать мир о своих подозрениях, Саня у нас человек последовательный.
Шмыганье переросло в хлюпанье.
– Я всё испортила… Ничего не вышло-о! – всхлипнула Лиза и бросила трубку. Ни на один из пяти последующих звонков она не ответила.
Пришлось мне довольствоваться малым – то есть, дремать в автобусе до прибытия в родной город, и, к слову, не скажу, чтобы это было так уж и плохо и что я при этом не выспался. Наоборот, на Вокзальную площадь я спрыгнул бодрый и полный сил. Знакомая нива белела впереди, и произошедшее обещало начать проясняться в самом скором будущем.
Первым делом Саня внимательно меня разглядел, убедился, что я – это я и никто более, и только после этого мы, наконец, уселись в машину. Говорить пришлось мне.
Кратко поведав, насколько радужно прошёл мой день, я продемонстрировал завалявшийся в кармане билет на электричку до Москвы, а после повернулся к другу и попросил выслушать внимательно и не перебивая.
Саня кивнул, рассеянно постукивая пальцами по рулю. Трогать машину с места он не торопился.
– Ты видел не меня. Ну ты сам это прекрасно понимаешь. Но это не самозванец. Я был в курсе, правда. Просто Араб завтра как всегда уехал бы, а… – тут я замялся, не решаясь говорить о Лизе. – В общем, это не совсем моя тайна. Завтра я всё объясню – то есть… мы всё объясним. Честное пионерское, – скомкано закончил я.
– Нет у тебя красного галстука, – хмыкнул Шумахер, но улыбнулся, демонстрируя сколотый зуб, и резко газанул. – Учти, я ждал до этого момента, только ради нашей многолетней дружбы подожду до завтра – но не больше!
– Больше – не понадобится, – заверил я, очень желая самому себе поверить.
До моего дома мы ехали молча. Шумахер так ничего и не рассказал, но, подумав, я понял, что в его рассказе и нужды нет. Ну, узнал бы я пару подробностей… И так всё уже было примерно ясно, по тем Лизиным словам да по Саниной реакции. А остальной можно будет выпытать у обоих при «очной ставке».
Мгновение третье
В сети тем временем меня поджидали два коротких сообщения.
«Я дура».
И «Кажется, я влюбилась».
Распрощавшись с планами на ночь – а до того момента я намеревался отлично выспаться и с утра пораньше опять побегать с дедом, а потом же разбираться с друзьями – я устроился с ноутбуком поудобней и отправил Лизе вопросительный знак. Пожалуй, теперь больше всего я боялся что-то понять в этой ситуации не так. Потому что такого вот развития событий я, честно говоря, не ожидал.
Лиза, кажется, только и ждала моего появления.
– Не в тебя, – поспешно ответила она мне. Я представил, как торопливо мелькают её пальчики над клавиатурой, ударяя по клавишам одновременно сердито и растерянно. – Неважно. Я просто дура.
Я вздохнул, не зная, радоваться мне её объяснению или огорчаться. Уже не зная.
Вечер перечеркнул очарование прошедшего в прогулке с Дасей дня.
– Ли-из, – напечатал я торопливо, – ты хоть объясни, что случилось.
– Я просто… – начала она, и далее пиктограмма карандаша замигала с бешеной скоростью, окончательно теряясь, пишет моя собеседница или стирает написанное.
До поздней ночи мне пришлось аккуратными вопросами, утешениями, заверениями, что ничего страшного не произошло, и обещаниями, что всё будет хорошо, добиваться от Лизы рассказа о событиях этого дня и той таинственной личности, в которую она, по её мнению, влюбилась.
Лиза отвечала мне неохотно, обрывая себя на средине фразы и подолгу замолкая. Я почти чувствовал, как ей разом смешно, очень грустно, досадно, радостно, неловко – целый ком слишком сильных и больших чувств, чтобы все помещались внутри неё и не выливались наружу сумбурными сообщениями. То она принималась скидывать смешные картинки и анекдоты, то на любой мой вопрос отвечала лишь грустным смайликом, то порывалась что-то писать, но так и не отправляла… Мне тоже было разом и смешно, и грустно – к Лизе нельзя было относиться как-то ровно, однозначно.
Наконец, после долгих уговоров и разговоров, Лиза сумела взять себя в руки и поведать обстоятельно и толково о событиях уже прошедшего к тому моменту дня – время близилось ко второму часу ночи.
