Он отвел друзей за ворота, которые охраняли три здоровенных мужика с палками.
— Я знаю охранников, — сказал Гонзасек. — Безмозглые подонки…
Друзья присоединились к рабочим, разгружавшим цемент, но машина была большая, с прицепом. Рабочие, носившие мешки, сказали, что за час они, конечно, не управятся, так что придется работать совершенно бесплатно.
— Наглая эксплоатация! — возмутился Чосек, перетащив тяжеленный мешок. — Спекулянт не только набивает себе карманы, он еще хочет, чтобы это было бесплатно! Пойду позову трудового инспектора!
— Тебя не выпустят за ворота, — сказали рабочие. — Это ворованный цемент, им не нужен свидетель. Один парень попытался пожаловаться, так они ему отбили почки и куда-то увезли. Кто в нашем городе станет защищать интересы бедных поденщиков? Все трусят за свою шкуру и молчат, и потому нас душат поодиночке!
Но Чосека не убедили эти слова. Он подошел к охранникам.
— Хорошо идет работа. Через час вы будете совершенно свободны.
— Эй, не болтай, проваливай отсюда, если не чешутся бока!
— В том-то и дело, что чешутся, — сказал Чосек. — Тут, за воротами, я оставил веревку. С ее помощью работа пойдет гораздо веселей.
— Проваливай! — охранник замахнулся палкой. — Бездельник!
— А это видел? — Чосек разинул рот и высунул язык. — Видишь, совсем мокрый язык? Взмок от работы, а ты меня называешь бездельником!
Охранники вытянули шеи, пытаясь разглядеть «мокрый от работы язык», а Чосек шасть между охранниками и за ворота.
— Не смейте оставлять поста, пока я не вернусь с веревкой! — прокричал им. — Иначе пожалуюсь на вас моему деверю Густоносову!
— Кто такой деверь? — подумав, спросил один из охранников.
— Деревянная дверь, — предположил другой. — Этот шустрый тип, вероятно, входит и выходит без всякого спроса.
— А мне кажется, он имел в виду вепря, это дикий поросенок, — заметил третий. — И такие водились когда-то в наших краях. Разведешь костер, а он тут как тут. «Жарь меня, — просит, — и ешь совершенно бесплатно, потому что вся земля и живность на ней принадлежат народу!»
— Да, были времена, — сказал первый охранник. — Однако мы при исполнении служебных обязанностей, и нам лучше не отвлекаться…
А Чосек понесся стрелой в полицию и там рассказал про плутни Густоносова.
— Ворованный цемент? Откуда ему взяться? — засмеялся начальник.
— Не может быть, — добавил его заместитель. — Густоносов муху не обидит.
— Муху не обидит, но с медведя шкуру сдерет, — сказал Чосек.
— Ай, не преувеличивай, завтра пришлем человека.
— Нужно сегодня, сейчас!
— Ты нам не указывай. Ишь, указчик нашелся!.. Тогда Чосек побежал к человеку, о котором знал, что он занимается рэкетом, то есть вымогательством. «Может, этот как-либо образумит негодяя?» — подумал он.
Человек выслушал Чосека, посадил его в машину и примчал к кооперативу «Не пахнут!».
Схватив Чосека за шиворот, рэкетир дунул в полицейский свисток. Ворота открылись, выглянул Густоносов:
— Чем обязан неожиданному визиту?
— Паршивец, которого ты нанял за трешку, предлагает ковырнуть твой сейф.
— Понятно, — Густоносов взглянул на Чосека. — Он должен был сгружать цемент, но нарушил трудовую дисциплину и сбежал. Что будем делать?
— Бить, — сказал рэкетир, — чтобы в следующий раз не мешал бизнесу!
И они принялись кулаками и ногами избивать Чосека.
А Пипеткин, взобравшись на забор, поощрял: «Так его, так!» Смеялся и жевал апельсин…
Завербовался как-то Гонзасек на работу в партию бурильщиков и уехал в район.
Местность была глухая, вокруг никакого жилья, так что нигде ничего не купить. А рабочая столовая скудная. И повадился Гонзасек вечерами ходить на колхозное гороховое поле.
Однажды приехали пан Дыля и Чосек проведать друга. Разостлали на траве газету и угостили Гонзасека куриными котлетами.
— Отощал ты, братец! Но теперь-то сыт?
— Сыт, сыт, — отдуваясь и поглаживая живот, сказал довольный Гонзасек. — И все же айда, ребята, еще маленько гороху надергаем!
Все от души посмеялись над ним. А впоследствии пан Дыля не раз говаривал после ужина: «Хорошо бы, ребята, еще маленько гороху надергать!»
В поисках заработка друзья пришли в городок, где жил чудак, разуверившийся в своих возможностях принимать верные решения и во всех случаях жизни использовавший персональный компьютер, для которого сам разработал программу.
Молва разносила о чудаке удивительные истории. Говорили, будто он отказался от наследства за границей, получив от машины предостережение, что хлопоты по получению наследства превысят его фактическую стоимость, будто — по подсказке машины — отказался жениться на дочери губернатора…
Друзья застали чудака в жалком положении: он умирал от истощения, но не только потому, что в доме у него не было ни куска хлеба, а прежде всего потому, что не выходил за порог: боялся чумы, холеры, падающего астероида, вторжения инопланетян, пьяного солдафона оккупационных войск, озоновой дыры и прочих напастей, о которых ему сообщал цветной экран компьютера.
Увидев бедолагу, пан Дыля воскликнул:
— До какого ужасного состояния довела тебя, человек, рабская зависимость от машины! Она претендует на большее, нежели самый божественный интеллект!
— Кощунственные слова, — простонал чудак. — Машина, которой я доверяю, олицетворяет мозг величайшего мудреца планеты! Я это хорошо знаю, потому что сам составлял алгоритмы, сам рассчитывал математические таблицы, по которым машина производит расчеты!
— Заблуждаетесь, сударь, — сказал Гонзасек, — машина не может соперничать с мудрецом или гением, потому и мудрец или гений осуждает контроль машины над психикой. Все программы для машин — это рекомендации средних, стандартных умов, благодаря чему, собственно, и могут быть описаны языком математики. Да, машина в десятки и даже в сотни раз увеличивает возможности человека, особенно если он хочет выиграть время, но гадальные карты или конторские счеты никогда не заменят живого рассудка!
По знаку пана Дыли Чосек выложил на стол купленные на последние деньги говяжью тушенку, белый батон, когда-то стоивший 20 копеек, и пару бутылок превосходного кваса, изготовленного по рецептам старинного завода.
— Подкрепи силы, — предложил пан Дыля, — потом мы вместе подумаем, как помочь беде.
— Помогать не надо, — в испуге отшатнулся человек. — Есть ничего не буду, стоит ли есть сегодня, если завтра снова проснется голод? И вообще машина ставит вопрос ребром: стоит ли жить, если все равно придется умереть?.. Увы, я не в состоянии рассчитаться за угощение, которое вы принесли в мой дом!
И человек заплакал.
— Он спятит с ума и протянет ноги, если мы ему тотчас не поможем, — прошептал Чосек на ухо пану Дыле.
— Ешь, — настаивал пан Дыля, — мы угощаем тебя как друга. Нам ничего от тебя не нужно.
— Ничего не нужно? О господи! — вскричал человек. — Такого быть не может! На этот вопрос моя машина отвечает отрицательно! Человек человеку — волк!
— Допускаю, что мы живем уже среди волков, — сказал пан Дыля. — Но, видишь ли, мы не так воспитаны, чтобы получать удовольствие от созерцания страданий своего соплеменника. Твоя машина лишена сердца, стало быть, и разума. Мне и моим товарищам больно, что ты погибаешь от безрассудной покорности мертвому миру, изверившись, видимо, в справедливости мира живого. Но вся надежда только на живой мир. От него зло. Но и добро — только от него.
— Послушайте, — вмешался Чосек, очень любивший доказывать что-либо примерами из собственной жизни, которые обыкновенно придумывал на ходу. — Однажды я заблудился в дремучем лесу. При мне было два компаса, и оба показывали в прямо противоположные стороны. Я шел часа два в одном направлении — лес становился все более густым и мрачным. Тогда я пошел в другом направлении и часа через четыре, когда силы уже покинули меня, уперся в глубокое болото. Я бы погиб, если бы не выбросил оба компаса и не положился бы на собственную интуицию.
— Он прав, — добавил Гонзасек, — когда бессилен опыт всех, надо полагаться на свой собственный опыт. Нам так часто пудрят мозги, что мы не понимаем уже простейших вещей.
— Догадался! — вскричал чудак. — Вы пришли ко мне потому, что вам нужна моя машина! Она стоит больших денег, но я поклялся никогда не продавать ее, что бы со мной ни случилось. Но вам, вам я отдаю ее теперь бесплатно!
Пан Дыля подмигнул своим товарищам, они поняли его и тотчас вынесли машину из дома чудака. А вскоре возвратились с деньгами, вырученными от продажи машины какому-то иностранцу, который был наслышан о ней и мечтал приобрести ее для перепродажи.
