– Между прочим, есть такая удобная штука – дверь, – рассмеялась Сентябрь, спускаясь. – И сделать ее нетрудно, нужны только петли и ручка.
Тайга протянула ей руку, помогая спрыгнуть с самого нижнего шкафа.
– Нам так безопаснее. А в дверь того и гляди вломятся охотники.
– Вот опять вы про охотников да про охотников! Мы, пока сюда шли, ни одного не встретили. И вообще, поверить не могу, что кто-то охотится на девочек! Из девочки ни окорок приличный не зажаришь, ни шубы не сошьешь.
– Они не затем на нас охотятся, чтобы убить, – мрачно ответила Тайга, – а затем, чтоб на нас жениться. Мы же веркарибу.
Сентябрь прикусила губу. Дома она привыкла знать то, чего никто не знает. Это было приятно. Почти так же приятно, как хранить какой-нибудь секрет. Теперь она вернулась в страну, где всегда чего-нибудь не знала.
Тайга вздохнула. Она сняла ботинки, митенки и куртку и аккуратно сложила это все на ни к чему не подходившее кресло. Потом глубоко вдохнула и потянула себя за оленьи уши. Все ее тело свернулось, словно рулонная штора, – и вместо девушки перед Сентябрь оказалась олениха-карибу с черным мехом и белыми пятнышками на лбу, с большим влажным носом и раскидистыми тяжелыми бархатистыми рогами. Сентябрь раньше думала, что северные олени повыше. Олениха была достаточно рослой, чтобы посмотреть прямо в глаза девочке, но при этом не такой высокой, чтобы ее испугать. При этом Тайга не походила на милых олешков Санта-Клауса из рождественского журнала. Под шкурой ее играли мускулы, поджарое грациозное тело наводило на мысли о скорости, силе и диком желании кусаться. Тайга повернула голову, ухватила себя зубами за ухо, грубо дернула, стройная олениха свернулась в темную лужицу. Перед Сентябрь снова стояла девушка с белыми волосами и черными ушками.
Тайга медленно подтянула черную лужицу к себе. Та оказалась пушистой; девушка нежно погладила черный мех.
– Это моя шкура, видишь? – прошептала она. – Когда мы в человечьем облике, из него всегда торчат уши северного оленя. Не просто оленя, заметь. Обычные олени – сплетники, проказники и воришки. Мы же – северные олени, веркарибу. И мы нездешние. Мы родом с небес, луна – наша родина.
– Но на луне никто не живет! – возразила Сентябрь. – Там слишком холодно и совсем нет воздуха. Я хожу в кружок по астрономии, и мисс Гильберт нам про это много рассказывала.
–Что ж, тогда мне жаль вашу луну – какая бедная, унылая планета! Ладно, из уважения мы оставим ей место за обеденным столом. Наша луна богата и полна жизни. Повсюду, насколько хватает глаз, рисовые поля и лунофрукты. И нас, веркарибу, полным-полно, мы рассеяны по всей луне, точно споры мха. И охотников тоже полно, всех мастей – эльфы, сатиры, хрустальные сердца, ледяные гоблины. Когда-то луны хватало на всех. В оленьем обличье мы убегали и прятались от охотников за шкурами и голодных лучников. Это было нормально. Так уж на луне все устроено – она хозяйка суровая. Мы питаемся, и они питаются. «Расти проворным и ловким» – такая у нас была колыбельная. Обедает тот, кто не угодил на обед охотнику. Но когда охотники увидели, как мы превращаемся, и узнали наш секрет, они захотели большего, чем жаркое из оленины. Они воровали наши шкуры и прятали их от нас, а когда твоя шкура у кого-то в руках, ты остаешься с ним и занимаешься стряпней и уборкой, и рожаешь ему оленят, пока он не умрет от старости. Но даже после этого не всегда удается найти спрятанную шкуру. Приходится сжигать дом, чтобы выловить ее, всплывающую из пепла. Они гнались за нами всю дорогу до Волшебной Страны. С небес и прямо в лес. С тех пор мы и прячемся здесь от них.
– Вы же все равно убираете и готовите, – нерешительно проговорила Сентябрь. Один из мальчиков-веркарибу с оленьими ушами, месивший тесто, поднял на нее взгляд; уши его были припорошены мукой. Сентябрь вспомнила, как однажды, вместо того чтобы учить длину окружности и площадь круга, читала про селков – как эти прекрасные морские котики в пятнистых шкурах превращались в женщин и селились уже не в море. Тут же она представила скоростное шоссе на луну, освещенное жемчужными уличными фонарями. Это было так прекрасно и пугающе, что руки ее слегка задрожали.
– Мы готовим для себя. Убираем тоже для себя – мы любим, чтобы полы блестели, – отрезала Тайга. – Это совсем другое. Если ты ухаживаешь за домом и улучшаешь его, потому что это твой дом, дом, который ты построил и которым гордишься, – это совсем не то что надраивать его, потому что кто-то тебе так велел. Охотники по-прежнему любят оленину, но здесь, в Холме, мы в безопасности. Мы выращиваем лунофрукты, и они кормят нас; нам хорошо в лесу, и он тоже по-своему к нам привязан. Стекло сверкает, но и режется, одно без другого не бывает. Мы живем сами по себе и ходим в Асфодель, только когда нам нужны новые книги. Или если какой-нибудь пришлец начинает так громко топать, что приходится выйти и посмотреть, кто это устроил переполох.
Сентябрь выдавила из себя улыбку.
– Это про меня, да? Я только что появилась в Волшебной Стране, и мне пока что трудно перемещаться бесшумно. – Чтобы не показаться наивной и бестолковой, она поспешила уточнить: – Я хотела сказать, я уже бывала здесь, в самом Пандемониуме и гораздо дальше. Но мне пришлось уехать, а теперь я вернулась; но я не хотела вас беспокоить, я сама могу позаботиться о чистоте моих полов, хотя вечно жалуюсь, что приходится их мыть. Я бы, наверное, жаловалась, даже если бы наш маленький домик принадлежал лично мне, а не маме с папой, потому что, как ни крути, читать и мечтать я люблю больше, чем возиться с мастикой для паркета, которая к тому же ужасно пахнет. Я, честно-честно, только хочу узнать, где нахожусь, я совсем не охотница, и замуж я не собираюсь и не скоро соберусь. Тем более что в моей стране, когда парень хочет жениться на девушке, то ведет себя очень мило, ухаживает за ней, а потом делает предложение и никого не похищает.
Тайга почесала щеку:
– Хочешь сказать, что у вас никто никого не преследует и никто не убегает? Что девушка может выйти замуж за кого захочет, и никто не сделает за нее этот выбор? Что можно прожить одной хоть всю жизнь, и никто не посмотрит на тебя косо?
Сентябрь прикусила губу. Она думала о мисс Гильберт, учительнице французского, которая вела астрономический кружок, и о том, какой случился скандал, когда та задумала бежать с учителем математики мистером Хендерсоном. Его родители были богаты и ни в чем не нуждалась, жили в больших домах, разъезжали на больших машинах, а математику он преподавал просто потому, что любил решать примеры. Так вот, его семья запретила ему бежать с мисс Гильберт. Они нашли ему девушку, откуда-то из Сент-Луиса, с прекрасными рыжими волосами, и велели им не мешкать с женитьбой. Сердце мисс Гильберт было разбито, но кто же станет спорить с Хендерсонами; тогда-то и возник кружок астрономии. Хендерсоны определенно были охотниками и в два счета выследили эту красавицу из Сент-Луиса. Затем Сентябрь вспомнила бедную миссис Бейли, незамужнюю и бездетную, жившую в маленьком сером доме с миссис Невиц, которая тоже не была замужем, они вместе варили варенье, вязали, разводили кур, и Сентябрь это умиляло. Однако все остальные судачили о них, и жалели, и говорили, что жизнь их проходит зря. Еще она вспомнила про мистера Грейвза, который преследовал повсюду свою миссис Грейвз, пел ей серенады и покупал дурацкие подарки – фиолетовые ромашки, медовые соты, даже щенка бладхаунда, – пока она не приняла от него кольцо и не сказала «да», и все это действительно было похоже на охоту.
И все-таки что-то в этих примерах у Сентябрь не сходилось. Похоже, да не то же. Потому что она думала еще и о своих родителях, о том, как они познакомились в библиотеке, поскольку, как оказалось, оба больше любят читать пьесы, чем смотреть их. «У себя в голове можно устроить самый великолепный спектакль, и совершенно бесплатно», – говорила мама. Если это и была охота, то охотились оба – преследовали они друг друга среди библиотечных залежей и кидались томами Шекспира в качестве предупредительных выстрелов поверх головы.
– Мне ка-а-ажется, – протянула Сентябрь, складывая и вычитая супругов в уме, – что в моем мире, когда дело касается женитьбы, люди договариваются о чем-то вроде сезона охоты. Одни соглашаются быть дичью, а другие – охотниками. А некоторые не хотят быть ни тем, ни другим, и это ужасно трудно, но зато они много узнают о созвездии Гончих Псов, и о равноденствии, и о том, как извлечь семена из шиповника, что идет на варенье. Как они понимают, кто будет кем, для меня загадка, но надеюсь, что придет время, когда я это пойму. В одном я уверена точно: когда это время придет, дичью я не буду, – добавила Сентябрь тихо. – По крайней мере, на вас я бы охотиться не стала; да я бы даже не откусила и кусочка лунного плода, если бы вы сами меня не угостили. Я просто хочу узнать, где я, и далеко ли до Пандемониума, и сколько времени меня тут не было. Вот если бы я, к примеру, спросила о Маркизе – вы бы поняли, о ком речь?
