рано вставать. Знал бы ты во сколько она встает по выходным! До двенадцати спит, затем, значит, час-полтора просто лежит, в себя приходит, а уж потом думает: вставать ей или нет. Дома ну совершенно ничем никому не помогает, только днями напролет смотрит этих своих, как их там называют, ну которые из Японии… или Китая… ну кричат они, что совершают возмездие во имя Луны и которые с матросами в одной шайке.
— Супермены что ли?
— Во-во, только женского рода. Так вот, она, вместе со своими подружками: Светкой, Анькой и Ольгой, наметили «стрелу»…
— Кого наметили?
— Ну «сходняк»…
— А-а-а!
— … на восемь-тридцать «сходняк» наметили. Считают, что за полчаса могут до шатра доехать. Ха, наивные!
Да-а-а, за пять месяцев Вероника сильно изменилась. Не знаю только, в какую сторону. Может в обратную? Если в те далекие времена из этих двоих больше разговаривала она, то теперь все наоборот. Куда подевалась ее энергичность и любопытство? А когда-то она предлагала в качестве ассистентки себя. Было время! Сейчас почему-то со мной общается Иннокентий, хотя ранее такого рвения в дружбе за ним не наблюдалось. «О времена, о нравы!» Кто же это сказал? Эх, ладно, вспомню когда-нибудь. «А может, в этой семейке все передается по наследству?» Нет, что-то не то я ляпнул, у них, скорее всего «обмен» заключается между братом и сестрой, типа ты — мне, я — тебе. «Ущипните меня, если это не так!» Ничего не почувствовав, я успокоился и признался в правоте всех своих мыслей. Что ж, поживем — увидим. Все еще только начинается. Может, она и изменится, ведь за два дня, как известно, ничего не решается, хотя нашей дружбе то обстоятельство, что мы не виделись почти полгода, может существенно помешать.
— А что ты там про Ольгу говорил? — спросил я. — Это наша Подчечуйкина?
Как вспомню ее голос и улыбку — такой смех пробирает, прям, как будто вчера ее видел. Стоп! Я же вчера ее и видел!
— Какая Подчечуйкина? Разве наша «чешуйчатая» здесь живет? У нас же две Ольги. Как раз вторая тут и обитает, ну, в смысле не в трамвае, а недалеко от рынка. Вообще-то ты ее должен знать. Она, по-моему, пришла еще тогда, когда все кругом ломалось и превращалось в хлам. Ее Верка привела с еще одной подружкой. Вспомнил?
У меня что-то давно крутилось в голове, но найти нужную ниточку и потянуть за нее я так и не сумел, и поэтому лишь покачал головой.
— Ну, у нее еще фамилия такая оригинальная — Микробная!
— Ах, Микробная! — наконец прозрел я. — Конечно, я знаю такую.
Теперь-то я вспомнил, что это за девчонка. Она пришла в цирк как раз почти перед самым закрытием «Дела о тараканах». Написать бы все это, да подкинуть Хичкоку, вот бы он обрадовался, а то его «Тайна замка с привидениями» второй год в книжных магазинах валяется. Могу поспорить, ее уже весь город прочитал. К сожалению, писать мне некогда, да и какой из меня писатель? Я же двух слов по нормальному связать не могу, а тут такие события описывать, к тому же во всех подробностях! Нет, это дело не для меня, пусть кто-нибудь другой старается, а я, со своей тройкой по русскому языку и литературе в сторонке посижу и за всем этим творчеством понаблюдаю.
— Так ты про нее совсем ничего не знаешь? — прервал мои мысли Кеша.
— Да пока вроде ничего конкретного, — пожал я плечами.
— У-у, отсталый человек!
— А что, я разве что-то должен знать?
— Кликуху ты ее точно знать должен. Она редкостная, но легко запоминается. Мы ее прозвали «Полировкой».
— Кем? … э-э-э, чем?
— «Полировкой», ну лаком таким, что столы кроют. Дошло?
— А почему именно этой самой?
— А как же иначе? Она же у себя дома все лаком покрывает, начиная от ногтей и заканчивая кинескопом телевизора, ручками и стирашками. Да она сама рассказывала, что в детстве подобное творила.
От удивления я покачал головой и произнес:
— Во дает, а вроде нормальной казалась!
— Куда там, взглянешь на нее — прямая как доска, а уже тринадцать лет было. Вон в моем доме, в соседнем подъезде деваха живет, так по ней не скажешь, что тринадцать. На все восемнадцать тянет. Да зачем далеко ходить, взять, к примеру, мою сестру! У нее все всегда при…
— Хватит! — остановил я его рукой. — Я понял, и нечего мне рассказывать все дословно, не из Африки же приехал!
Мальчик обиженно посмотрел на меня, как будто ему не дали досказать что-то важное и, замолчав, уставился в окно.
Я его совершенно не узнавал. Кто это передо мной? Колошин Иннокентий или его копия? Как он быстро перевоплотился в другого Кешу? Стал использовать такой жаргон, что даже иногда и мне непонятно, на каком языке он разговаривает в данный момент. Что творится кругом? Полнейшее отсутствие внимания со стороны родителей! Куда все смотрят? В полированный ящик, на мексикано-индийско-бразильские «супер вестерны» длинной в два с половиной года, не хуже «Санты-Барбары» в две тысячи серий? Ужас! Кошмар! Кого винить — у всех чистейшая репутация. О чем это я? Ах да…
Дойдя до шатра, я остановился и посмотрел кругом, в надежде отыскать взглядом наш «доморощенный» автобус, но наткнулся лишь на двух милиционеров, сидящих на скамейке около доски объявлений. «Эх! Шибануть бы их током!» — размечтался я. Вздохнув, мы вошли вовнутрь.
Там уже собрались некоторые участники предстоящего вступления, но не все. Не хватало всего двоих, как я оценил, осмотрев все беглым взглядом. Не было сестры Кеши, о которой говорилось чуть ранее, и Микробной, той самой, которая обои полирует. Единственное, чего я не понимал, так это то, почему Вера не пришла вовремя. Не знаю как Микробная (еще не успел хорошо познакомиться), но что касается первой девочки, то я прекрасно знал — раньше она никогда не опаздывала, а приходила намного раньше всех остальных. Что случилось с лучшими артистами? Весеннее обострение? Спящая королева — это хорошо, но встающая рано принцесса еще лучше.
— Ага, вот и вы! — встав из-за стула, воскликнула Подчечуйкина, когда мы только подошли к манежу.
Мне показалось, что она специально сидела как бы в «засаде» и ждала только нашего появления, чтобы выпрыгнуть и всех напугать. Что говорить — дети! В них всегда столько много неистраченного веселья. Взять, к примеру, нашу Олю, о которой я разузнал достаточно много за то время, что мы… я охотился на «тараканов». Да она же сама невинность. Если бы кто-нибудь приглядывался
