Ознакомительная версия.
Перебивая друг друга, воевода и Ластик стали втолковывать ему про заговор.
Царь смотрел не на них, а на своих поверженных телохранителей, на его ясном лбу пролегла резкая складка.
– Юрка, то есть великий государь! Буди Марину, бежать нужно! – схватил его за руку Ластик. – Уйдем через Боровицкие! К москвичам надо, они тебя не выдадут!
Стекла задрожали от топота сотен ног, снаружи стало светло, как днем.
Царь подбежал к окну, тихо сказал:
– Поздно…
По площади, обтекая дворец с двух сторон, бежала толпа вооруженных людей. Кровавые блики от факелов вспыхивали на шлемах и доспехах.
– Солдаты, кто может держать оружие – ко мне! – громовым голосом приказал Дмитрий.
К нему по лестнице взбежали четырнадцать человек – все, кто остался.
– Пищали заряжай!
Солдаты быстро разобрали с оружейной полки мушкеты, запалили фитили.
– Тут он, вор! Неметчина, выдавай самозванца! – донеслось снизу.
Загрохотали сапоги, и снизу на второй этаж выплеснулась ощетиненная копьями и саблями орда.
– Назад, изменники! – крикнул царь, но его голос утонул в хищном реве.
Тогда Дмитрий дернул книзу рычаг, управлявший решеткой – и перед носом у мятежников упал заслон из железных прутьев. Второй точно такой же, перекрывавший доступ на царицыну половину дворца, на ночь и без того всегда опускался.
– Пли! – скомандовал царь.
Грянул залп, и трое бунтовщиков замертво покатились по ступенькам. Взвыли раненые. Волна атакующих, разбившись о решетку, отхлынула назад.
Царские телохранители молча, споро перезаряжали мушкеты.
Юрка подобрал с пола алебарду, погрозил толпе:
– Что, съели? Я вам не Годунов!
В ответ тоже ударили выстрелы. От стен полетели куски известки, щепа. Один из немцев охнул, сполз на пол. Защитники попятились вглубь галереи.
– Не вешай носа, – сказал Дмитрий, взъерошив Ластику волосы. – Продержимся сколько-нисколько, а там шляхтичи Вишневецкого подойдут!
Где-то отчаянно завизжала женщина, и сразу запричитало, заохало множество голосов.
– Фрейлины проснулись, – нервно оглянулся царь. – Решетка там крепкая, а всё же… Вот что, товарищи, я буду держать оборону здесь, а вы берите семерых солдат и бегите на ту сторону. Федор, Эраська, сберегите мне Марину!
– Не сумневайся, государь, – пророкотал Басманов. – Живот положу, а царицу в обиду не дам. Эй, немчура! Вот ты, ты, ты и вы четверо, давай за мной!
– Шагу от нее не отойду, – пообещал Ластик и побежал догонять воеводу.
– «Мы шли сквозь гроход канонады, мы смерти смотрели в лицо!» – донесся сзади голос государя всея Руси.
На царицыной половине было куда хуже. Там стоял истеричный визг, раздетые дамы заламывали руки, взывали к Матке Бозке, а то и просто метались по комнатам, ошалев от страха.
Хладнокровие сохраняла одна государыня.
Марина была бледна и тоже в одной ночной рубашке, распущенные волосы свисали до пояса, но голос не дрожал, взгляд пылал решимостью, а в руке она сжимала заряженный пистоль. Юрка мог гордиться такой женой.
– Что, заговор? – отрывисто спросила она.
Басманов с солдатами заняли оборону у решетки, а Ластик коротко объяснил Марине, что происходит.
– Значит, вся надежда на подмогу Вишневецкого? – спросила она, и свет в ее глазах потух. – Я знаю князя Адама. Он осторожен и не захочет подвергаться опасности.
– Ну, значит, народ прибежит царя спасать, – бодро сказал Ластик. – Ничего, решетки прочные, продержимся.
Марина стояла у окна, смотрела на языки огня, полыхавшие над городом уже в нескольких местах. Со всех сторон доносились вопли, выстрелы, грохот. Заполошно били колокола во множестве церквей. Похоже, бой шел не только в Кремле, но по всей Москве.
– Поляков режут. – Царица зябко поежилась. Прислужница подала шерстяной платок, но Марина повела плечами, и шаль соскользнула на пол. – Рассветет – только хуже станет. Подкатят пушки, разнесут дворец по бревнам… Так всему голова Шуйский? Он – хитрый лис, наверняка всё предусмотрел.
Ответить на это было нечего. На лестнице грянул залп, раздались крики. Мятежники добрались и сюда! Фрейлины снова завизжали.
– Тихо вы, гусыни! – топнула ногой царица. – Забейтесь по углам и молитесь!
Сама, однако, прятаться не стала. Решительной походкой вышла в коридор и двинулась прямо к лестнице.
Ластик, как обещал, не отставал от нее ни на шаг.
– На-кося, выкуси! – орал кому-то Басманов, смахивая с шеи кровь – кажется, воеводу оцарапало пулей. – Зарядов у нас много, на всех вас хватит! А тебе, Васька-изменник, я брюхо прострелю, чтоб не сразу издох, помучился!
Семеро солдат, опустившись на одно колено, держали мушкеты наизготовку. Лица у них были застывшие, напряженные.
Заговорщиков Ластик не увидел, лишь на лестнице, по ту сторону решетки, лежали два неподвижных тела – одно ничком, другое навзничь.
– Сам Васька тут! – азартно сообщил Басманов, оборачиваясь. – Уговаривал покориться, рычаг поднять. – Он показал на торчащую из стены железную палку, такую же, как на государевой половине. – Пальнул я в него, пса, да не достал! Шла бы ты, государыня. Не ровен час пулей зацепит.
Не слушая его, Марина приблизилась к самой решетке.
– Князь Василий Иванович! Ты на моей свадьбе тысяцким был! Руку мне целовал! Называл ясновельможной царицей!
– Ты и есть царица! – откликнулся откуда-то снизу, из укрытия, Шуйский. – А что по ошибке за самозванца вышла – не твоя вина. Он и тебя обдурил, как нас. Не бойся, Марина Юрьевна, мы тебе зла не содеем. Отпустим с почетом в Польшу, и все самозванцевы дары при тебе останутся: меха, каменья драгоценные, золото. На том крест целую, во имя Отца, Сына и Свята-Духа! И поляков резать не станем! Нам только одна голова нужна, Отрепьева, а с королем Жигмонтом нам ссориться не к чему!
Как ловко подкатывается, как мягко стелет, покачал головой Ластик.
Легонько отодвинув царицу, Басманов просунул руку с пистолем между прутьев, выстрелил.
– Ах, увертлив, змей! Сызнова не попал! Поговори-ка с ним еще, матушка, а я перезаряжусь.
Воевода присел на корточки. Сыпанул из рожка пороху, забил в дуло пулю, проверил, не сбилось ли кресало. Пистоль у Басманова был самоновейший, кремневого боя.
– Сволочь какая Шуйский, – озабоченно сказал Ластик царице. – Это он клин между Дмитрием и поляками вбивает.
Марина рассеянно улыбнулась, не глядя на него. Сделала два маленьких шажка назад.
И вдруг сделала вот что: приложила свой пистоль к воеводиному затылку да спустила курок.
Полыхнул огонь, оглушительно ударил выстрел, и здоровяк Басманов, наверное, так и не поняв, что произошло, ткнулся лицом в пол. Резко запахло паленым волосом.
Ластик задохнулся. Сошла с ума! Только это и пришло ему в голову.
– Гляди, князь Василий, ты перед всеми крест целовал! – звонко крикнула Марина.
Отшвырнула пистоль, схватилась обеими руками за рычаг, дернула – и решетка поползла вверх.
По лестнице с ревом и топотом бежала толпа.
Смела с дороги растерявшихся немцев, Ластика отшвырнула в сторону.
– Бей вора! Лови самозванца! – вопила сотня глоток.
Вжавшись в пол за богатырским телом убитого воеводы, Ластик видел, как последним поднялся Шуйский – в остроконечном шлеме, в полированном панцире.
– Царицу увести! – зычно крикнул боярин. – Девок ее не трогать! Кто порешит самозванца – тыщу рублей даю! Живой он нам не надобен!
И тут, впервые в жизни, Ластику захотелось убить человека. Он вынул из безжизненной руки Басманова заряженный пистоль. Стрелять умел – Юрка показывал. Всего-то и надо отвести курок, да спустить. С такого расстояния Шуйского и доспех не спасет. А потом будь что будет. Пускай хоть на части разорвут.
А Камень? – спросил Ластика строгий голос, донесшийся не извне – изнутри. Если тебя на части разорвут, что будет с алмазом? Помочь другу ты теперь ничем не можешь. Беги, спасай Россию.
Ластик всхлипнул, сунул оружие за пояс, поднялся на четвереньки. Кое-как выполз на пустую лестницу, там поднялся на ноги и побежал выручать несчастное отечество.
По Кремлю носились осатаневшие люди с налитыми кровью глазами. На мальчишку с пистолем внимания никто не обращал, только один стрелец остановился и дал затрещину:
– Кыш отсюда, малец, пока не прибили сгоряча! Неча тебе тут делать!
Хорошо все-таки, что у них тут нет телевидения – не то признал бы кто-нибудь князь-ангела Солянского, самозванцева брата.
Ластик бежал к Боровицкой башне, размазывая по лицу слезы.
Юрка парень лихой, его так просто не возьмешь, нашептывала дура-надежда. Может, как-нибудь вырвется.
Но Маринка-то, Маринка!
Как проскочил через никем не охраняемые Боровицкие ворота, как поднимался на Ваганьковский холм, Ластик не запомнил.
Просто бежал себе, задыхался, хлюпал носом – и вдруг оказался у знакомого бревенчатого тына.
Плана действий никакого не выработал. Времени не было, да и после всех потрясений голова совсем не работала. Может, как до дела дойдет, само придумается?
Ознакомительная версия.
