— Пустельгу? — удивилась Тоня. — Что это за зверь?
— Это птица. Из семейства соколов.
Они подошли к крепкому высокому дому с резными наличниками, и Тоня замолчала. Во дворе на испятнанном маслом фанерном листе были разложены хорошо отполированные детали. К забору прислонена помятая рама мопеда. Двое перепачканных мальчишек промывали в керосине, налитом в ржавый противень, части разобранного мотора. Майя узнала обоих: один — его, кажется, звать Романом — увел медведя в лес, а второй — Гришка, он еще помог донести вещи до дома.
После того как Майя поздоровалась, мальчишки вытерли тряпками руки и уставились на девочек.
— Рома, у Майи сломался приемник, — затараторила Тоня…
— Почини, пожалуйста, — попросила Майя.
— Рома, у Майи сломался приемник, — затараторила Тоня. — Упал на землю и вот теперь молчит.
— Почини, пожалуйста, — попросила Майя.
Роман покрутил приемник в руках, пощелкал выключателем, потрогал рукоятки, поднес к уху. Лицо его стало сосредоточенным, черный вихор свесился на глаз. Он взял с фанеры отвертку и стал вывинчивать шурупы.
Разглядывая разноцветные проводки, сопротивления, конденсаторы, он бормотал себе под нос:
— Четыре транзистора, три диода… Тут все в порядке. Ага… Обрыв! Куда же этот оборванный проводок ведет? Так я и знал, к динамику… — Он повернул улыбающееся лицо к Майе. — Сейчас заговорит!
Ромка ушел в дом. Гришка за ним.
— У Ромки талант к технике! — сказала Тоня. — Это наш учитель физики Василь Васильевич говорит, а Гришка его лучший друг. Симпатичный, правда?
— Кто?
— Они оба симпатичные, — тараторила Тоня. — А кто тебе больше понравился, Гришка или Роман?
— Нравится — не нравится, — раздраженно пожала плечами Майя. — Обыкновенные мальчишки.
— Мне нравятся оба, — вздохнула Тоня. И тут же поправилась: — Роман, конечно, больше, но он…
— Что он?
— Ему нравится с разными железяками возиться, а на девочек он внимания не обращает!
— Меня тоже мальчишки совершенно не интересуют, — улыбнулась Майя.
— И тебе никто в классе записок не писал?
— Я их не читая рвала, — усмехнулась Майя.
Она такими пустяками заниматься никогда бы не стала. Что это за глупость, учиться в одном классе и писать друг другу какие-то дурацкие записки? Чего проще подойти к человеку и прямо в глаза сказать то, что тебе хочется. Она так бы и поступила. А прятаться за бумажку — это трусость! Трусов Майя презирала.
Дверь распахнулась, и на крыльце показались мальчики. Еще раньше, прежде чем они появились, девочки услышали бодрые звуки утренней зарядки. И эта музыка вместе со знакомым голосом диктора исходили из отремонтированного приемника.
Отдавая девочке приемник, Роман не удержался и язвительно заметил:
— Если не бросать его на землю, еще сто лет будет служить.
— Я постараюсь, — в тон ему ответила Майя. — Спасибо, — ледяным тоном поблагодарила она. — Василь Васильевич прав, ты действительно мастер на все руки.
Роман в упор посмотрел на нее своими узкими карими глазами. Девочка твердо выдержала его взгляд. Вдруг нахмурившись, он отвернулся и резко сказал:
— Гришка! Где торцовый ключ? Опять куда-нибудь засунул?
Когда девочки, пропустив вперед Гектора, вышли за калитку, Роман, не поднимая от мотора головы, крикнул:
— Захлопните покрепче калитку!
Тоня, поджав пухлые губы, от всего сердца треснула калиткой так, что воробьи, облепившие березу, разлетелись в разные стороны.
— Видишь, какие они? — взглянула она на Майю.
— Какие?
— Никакого внимания.
— А этот… Роман — парень с характером, — сказала Майя. Ей вдруг стало весело. Подняв смеющиеся глаза на Тоню, прибавила: — Учитель физики Василь Васильевич ничего насчет его характера не говорил?..
Увлекшиеся работой ребята — они заканчивали собирать отремонтированный мотор — не заметили, как у палисадника остановился плечистый коренастый парень лет двадцати четырех и стал внимательно наблюдать за ними. На парне грубая брезентовая куртка с накладными карманами, какие носят лесорубы, под мышкой две буханки ситного. Лицо с тяжелым раздвоенным подбородком, широкое, с большим носом. Глубоко посаженные глаза немного косят.
— Может, сейчас и установим на раму? — сказал Роман, взглянув на приятеля, обтирающего мотор промасленной тряпкой.
— Меня мамка убьет, — пробурчал Гришка. — Времени-то сколько? Уже когда коров с поля пригнали.
— Ну и беги к мамке, — сказал Роман и распрямил усталую спину.
И тут его глаза встретились с глазами стоявшего у забора парня.
— Здравствуй, Егор, — поздоровался Роман.
— Здорово, здорово, — глуховато, со скрытой угрозой ответил парень. — Заканчиваете ремонт моего мопеда?
— Ты же сам отдал… — Роман от негодования стал заикаться.
— Что-то не припоминаю, — улыбнулся Егор.
— Ты же его о доски расколошматил и сбросил с моста в Уклейку, — напомнил Роман. — Живого места в нем не осталось… Мы у тебя спросили: можно забрать?.. — Роман повернулся к приятелю. — Помнишь, что Егор нам сказал? «Забирайте, мне этот железный хлам не нужен!..»
— Так и сказал, — подтвердил Гришка.
— Это я сгоряча, — продолжал улыбаться парень. — Да ты, Ромка, не паникуй… Вы собрали мопед, вы и будете ездить на нем… Что я, не человек?
Разговаривая с ребятами, Егор косился на окна: он боялся встретить отца Романа. Весной Тимофей Басманов отобрал у Егора ружье, из которого тот во время нереста почем зря лупил в щук. Егора оштрафовали и вернули ружье. С тех пор он затаил зло на старшего Басманова.
Когда Гришка ушел, Егор мигнул Роману — дескать, выйди на минутку…
— Ты не был нынче на Черном озере? — небрежно спросил он.
У Романа громко забухало сердце, он даже испугался, как бы этот стук не выдал его, но ответил спокойно, равнодушно:
— Вторую неделю возимся с мопедом… До рыбалки ли тут?
— Не был, значит, — попыхивая папиросой, сказал Егор. — А мне говорили, видели тебя там с приезжим стариком, ну, который букашек-таракашек разных сачком ловит.
— У речки видели, — нашелся Роман. — Там кузнечиков полно. Он их для своей птицы ловит… Говорит, у нас тут много жаворонков химикатами отравили…
— Ну раз не был, значит, не был, — сказал Егор и затоптал окурок.
— А чего там на озере? — осмелел Роман.
— И батька твой туда спозаранку не ходил? — Егор смотрел пристально и жестко. И взгляд его пронизывал насквозь.
— Вряд ли, — пожал плечами Роман. — Он за неделю в лесу намаялся и в субботу спал до десяти.
— Говорят, ваш медведь из леса чей-то капкан притащил.
— Я его сам снял с лапы, — сказал Роман. — Отдать тебе?
— Не пропадать же добру, — усмехнулся Егор.
Роман принес из сарая капкан с цепью и отдал Егору. Тот небрежно запихал его в карман куртки и скрылся в сгущавшихся сумерках. На душе у Романа было тревожно.
Напевая под нос привязавшийся с утра мотив «А я иду-у, шагаю по Москве…», Роман Басманов отправлялся в контору леспромхоза. Под мышкой у него отцовская сумка с документами. (Отец попросил передать бумаги в бухгалтерию, а сам вместе с егерем Лапиным отправился в обход леса.)
Не доходя каких-то трехсот метров до конторы, Роман услышал знакомый гул: по улице на гигантских баллонах катил трактор «Беларусь». В открытой кабине за рулем сидел Михаил Анисимов. Кирпичное от загара добродушное лицо его улыбалось.
Роман помахал рукой, и Анисимов притормозил. Ему лет двадцать пять. На широком лице выделяется похожий на помидор нос. Впрочем, это не портило Анисимова. Главное, говорил отец, чтобы человек был хороший. А Михаил был добрым парнем. Вот и сейчас другой бы проехал мимо и не посмотрел в его сторону, а Анисимов остановился.
— Молодому Басманову мое почтение, — сказал Михаил.
— Можно я с тобой? — попросился Роман.
— Садись.
Взревев, трактор поехал по дороге к околице.
Потом свернул с проселка на целину и по траве покатился к опушке леса, где на старой выкорчеванной вырубке Михаил расчищал от пней и узловатых корней площадку под картофельное поле. Михаил и его напарник дядя Терентий с самой весны корчуют, расчищают это поле. Земля здесь черная, маслянистая, даже на глаз видно, что богата перегноем. Расчистят вырубку, вывезут пни, а потом вспашут. А на следующий год посадят картошку для лесорубов.
