— Для полного успеха, братцы робинзоны, пустяка не хватило, — с кислой улыбочкой сообщил Цырен. — Длинной веревки.
— Была бы веревка — и спускаться не надо, — усмехнулся Рудик. — Уж я бы вас напоил.
— Как? — не понял Санька.
— Очень просто. Привязал бы полотенце, а потом выжал в миску.
— Эх, леску не взяли!
— Стойте, ребята! — ударил себя по коленкам Цырен. — Как же я раньше не сообразил? Нитки! Конечно, нитки!
Воодушевленные, они принялись за дело. Достали катушку толстых черных ниток, обвязали ими полотенце Рудика, самое чистое из трех. Потом заранее размотали нить и сложили аккуратными петлями на траве. По-рыбацки размахнувшись, Цырен забросил полотенца в Байкал.
— Ну, кричите ура. Тащи, Санька, миску! Сейчас будет вам первый стакан.
— Погоди, прежде вытянуть надо, — предостерег Рудик.
И действительно, едва полотенце оторвалось от воды, намокшая нитка лопнула.
— Первый раз он закинул невод… — удрученно продекламировал Цырен. — Уплыло наше полотенце. Выходит, надо полегче. Отрезайте от второго кусок, не больше носового платка.
Но и вторая попытка закончилась неудачно, даже клочка намокшей ткани нитка не выдержала.
— Гнилье! — разочарованно сплюнул Цырен. — Ничего не выйдет из этой затеи. Ложимся-ка лучше спать. Надо влагу в организме беречь, а мы на солнце жаримся.
Саньке снова грезилась вода. Родничок, звенящий по камушкам в тайге… Запотевший стакан холодного кваса из погреба… Огромные матовые шарики росы на разлапистых листьях… Тугой знобкий снежок, от которого можно кусать, кусать…
Он только собрался откусить, а снежок растаял. Но пить хотелось так, что и мокрую ладошку стоило облизать. Санька лизнул — и проснулся. Первое же, что он почувствовал, было ощущение растаявшего снежка в руке. Он отдернул руку от стены, поднес к глазам и сам себе не поверил: по пальцам медленно стекали прозрачные капли.
— Ребята, вода!
Рудик и Цырен ошалело вскочили. Наверное, подумали спросонья, что Санька сейчас же поднесет им ковш. Но он только мазанул влажной рукой по щекам друзей. Цырен облизал пересохшие губы:
— Откуда, Сань?
— Увидел я, значит, сон. Будто держу снежок, и только хотел куснуть, а он растаял. Проснулся — рука мокрая. Видно, сочится сквозь камень. Я еще подумал…
Но его уже не слушали.
— Где? Покажь, где!
Рудик чиркнул спичку. По стене, у самого пола, сбегала едва заметная, тонюсенькая пленочка воды. Чтобы ее собрать, понадобилось бы выдолбить нишу под кружку. Вот когда пригодились первобытные орудия! Конечно, лучшие образцы ребята оставили в неприкосновенности, а пользовались только попорченными да и то огорчались каждый раз, когда хрупкий древний инструмент крошился.
Через час ниша была готова, и первые капли со звоном ударили в пустую кружку. Но как медленно набиралась вода! За пятнадцать минут, которые показались вечностью, только смочила дно. Чтобы не мучиться, считая капли, ребята ушли из пещеры, сели на траву у откоса. Но и здесь время ползло не быстрее.
— Давайте-ка составим план пещеры, — предложил Рудик. — На этой же карте, на обратной стороне.
— В темноте-то? — спросил Цырен. — Фонарик едва горит, поберечь надо.
— А мы наколупаем смолы, растопим, сунем щепочек. Чем не факел? На несколько минут хватит.
Цырен не отозвался, видно, не было никакого желания подыматься. Да и Саньке не хотелось, руки и ноги стали совсем ватные. Но он знал: за работой время бежит быстрее. К тому же его забавляло пристрастие Рудика к разным картам и планам. Другие коллекционировали марки, этикетки от спичечных коробков, открытки, монеты, значки. Рудик коллекционировал карты. Дома у него была целая полка: старые атласы, атласы современные, карты полезных ископаемых и железных дорог, температуры и атмосферного давления, исчерканные красными стрелками и всевозможными значками карты боевых операций Великой Отечественной войны, старинная лоция Байкала, которую он даже выносить из дома никому не разрешал, схемы Бородинской и Полтавской битв, сражения при Чудском озере… Были там и такие карты, которые существовали на свете в единственном экземпляре, ими Рудик особенно гордился. Карта Острова Сокровищ. Жюль-Верновского Таинственного Острова. Острова Робинзона Крузо. А уж от нее рукой подать до той, на обороте которой предлагал Рудик набросать план пещеры.
Было бы нечестно не помочь Рудику составить этот план для пополнения его коллекции.
— Правда, Цырен, сделаем! Может, пригодится.
— Как не пригодится! От этого плана теперь вся наша жизнь зависит, — проворчал Цырен, нехотя подымаясь.
Пока добывали смолу, мастерили факел, испытывали его и переделывали, пока обмерили шагами пещеру и нанесли на карту, незаметно пролетел час, и набралось с четверть кружки воды. Ждать дольше не было сил. Цырен вынул кружку и подставил другую.
— Делить на троих здесь нечего, ни один не напьется. Предлагаю пить по очереди. Ты, Рудик, у нас самый слабый. — Рудик сделал судорожное движение горлом и отрицательно покачал головой. — Тогда ты, Санька. Ты первый нашел воду.
— Нет, — выдавил Санька, глядя в сторону. Сказать это короткое слово было тяжелее, чем сдвинуть трактор. — Давай жребий.
Достали три спички, у одной отломили головку. Потянули. Обломанная досталась Цырену.
— Ну, как хотите! — И он, деликатно отвернувшись, маленькими глотками выпил свою порцию. — Эх, еще бы столько да полстолько, да четверть столько, да еще ведро! А теперь я могу почитать вам «Старую крепость». Чтобы время быстрее шло.
К вечеру, когда уже все напились почти вволю, Цырен взял соль и вышел на уступ.
— Не мешает поужинать, товарищи робинзоны. Что-то не тянет спать натощак.
Он сорвал травинку, метелку отщипнул и выбросил, а стебель очистил от грубого верхнего слоя, обмакнул в соль и разжевал.
— Похоже на свежие огурчики. Только чего-то вроде не хватает. А, понял! К этому бы еще чугунок картошки.
«Все-таки молодец, — думал Санька, пережевывая безвкусную травинку. — Вечно что-нибудь придумает. Сам нос не вешает и другим не позволит. Без него мы с Рудиком давно уж раскисли бы. И хотя настроение было вовсе не подходящее для шуток, поддержал Цырена:
— Это только кажется, что невкусно. На самом деле очень даже питательно. Коровы что едят? Одну травку. А дают что? Молочко. А молочко — это и масло, и творог, и сыр. Отсюда вывод…
— Ешьте сыр и не ешьте траву! — подхватил Рудик, выкидывая недоеденную травинку.
— На второе хвоя, — сказал Цырен, собирая зеленые сосновые иглы и стирая с них налипшие песчинки. — Самая витаминная пища.
Санька отведал и хвои, попробовал пожевать лавровый лист, кусочек кирпичного чая, даже горошину перца. Широким жестом, угощая, протянул перец Цырену.
— Спасибо, — отказался Цырен и похлопал себя по животу. — На ночь объедаться вредно.
Точно так же, вылезая из-за стола, хлопал себя по животу Гринька, младший Санькин брат. Сейчас, наверное, дома не до ужина. Мать волнуется, на отца ворчит: «Сколько раз говорила тебе — незачем парня к бродяжничеству приучать. И без того слова не вытянешь, дикарь дикарем растет, а он его все в тайгу тянет». — «Да не тяну я его, Настя! — оправдывается отец. — От роду он такой. Ну, приедет завтра, никуда не денется». Тут наверняка в разговор вмешивается Гринька: «Надо было меня отпустить, уж я бы за ними доглядел». — «И этот туда же! — шутливо замахивается на него мать. — От горшка два вершка, а тоже в тайгу метит. Вот наказанье на мою голову!»
Солнце сползло к горизонту, полежало минуту среди зубцов снежного гребня за дальним мысом, а потом, будто снег под ним протаял, провалилось вниз. Наступила вторая ночь в пещере.
НОЧНЫЕ РАССКАЗЫ
Было тихо и темно. Темнота казалась такой густой, что хотелось потрогать ее руками, как совершенно черную стену. Каждый звук, каждый шорох, отражаясь от сводов, многократно повторялся, и создавалось впечатление, что по углам пещеры зловеще перешептываются какие-то существа. Падая в кружку, едва слышно звякали капли. В этой беспокойной тишине робинзоны ворочались, устраиваясь поудобнее, вздыхали — но сон не шел. Через час Рудик сел, зажег фонарик.
— Нет, не уснуть. Я уж пять раз до тысячи досчитал.
— Рассказали бы лучше что-нибудь, — предложил Цырен.
— О чем? Все уж давным-давно рассказано.
— Да хоть о чем. Я вот, например, ваших отцов знаю, а про дедов слыхом не слыхивал. По-моему, дед в жизни человека — очень важная фигура. Может, я только по себе сужу, но на меня, честное слово, дед сильно повлиял. Сильнее, чем все остальные люди, вместе взятые…
— Мой дедушка умер, когда я еще на свет не появился. У него было восемь сыновей, отец самый младший. — сказал Рудик.
Свет погас, и снова навалилась тяжелая, липкая тишина.
