Эрнест Сетон-Томпсон - Маленькие дикари

Мать была сильно огорчена таким поступком сына.

– Так вот какова твоя любовь к животным! – с горьким упреком воскликнула она. – Первая весенняя птичка попалась тебе на глаза, и ты убил ее!.. Такой любви я не понимаю. По-моему, любовь состоит не в разрушении того, что любишь, а в сохранении…

Ян был подавлен. Полными слез глазами смотрел он на мертвую птичку, неподвижно лежавшую у него на руке:

– Мне так понравилась эта птичка, что во что бы то ни стало захотелось поближе увидеть ее. Мне было очень досадно, что она улетает и я не успею рассмотреть ее… Если бы у меня была возможность каждый день любоваться на жаворонка, я ни за что не бросился бы следом… Мне хотелось только взять его, а не убивать… Это вышло совсем нечаянно, против моей воли…

Мать на минуту задумалась и потом сказала:

– Нет, сынок, как ты ни рассуждай, как ни вертись, ты все-таки виноват, потому что забыл великую Божью заповедь, приказывающую нам миловать и скота.

Она умолкла и взглянула на сына. Ян низко склонил голову и глубоко задумался.

Яну исполнилось четырнадцать лет. Длинноногий и болезненно худой, он очень быстро рос, и домашний врач посоветовал родителям отправить мальчика на год в деревню.

Так Ян оказался на ферме Уильяма Рафтена в Сангере. Это было небольшое местечко, основанное преимущественно выходцами из Ирландии, народом крепким, трудолюбивым, и, главное, земледельческим. Кроме того, каждый взрослый мужчина и даже подросток в Сангере были прирожденными плотниками.

Мистер и миссис Рафтен встретили Яна на станции. Поужинав в местной таверне близ станционного здания, поехали на свою ферму и торжественно ввели мальчика в довольно обширное помещение, служившее одновременно кухней, столовой и гостиной.

За огромной печью сидел рослый, неуклюжий подросток с огненно-рыжими волосами, маленькими темными глазами и печальным лицом.

Обернувшись в его сторону, мистер Рафтен крикнул:

– Сэм, иди познакомься с новым членом нашей семьи!

Подросток с чисто медвежьей неповоротливостью выступил вперед, вяло обменялся с Яном рукопожатием и, буркнув: «Очень приятно!», тотчас же ретировался на прежнее место за печью, откуда украдкой и принялся наблюдать за новоприбывшим.

Хозяева отправились по своим делам. Ян, оставшись в обществе этого молчаливого подростка, ощутил себя несчастным.

Мальчик трудно привыкал к мысли о том, что ему пришлось покинуть любимую школу и переехать на ферму, однако потом он нашел, что променять тесный город на сельский простор совсем недурно. Целый год жизни под открытым небом, среди полей, лугов и лесов!

Но теперь, когда он очутился один среди чужих людей, его вдруг охватила тоска. Вернувшаяся в дом миссис Рафтен сразу поняла, в чем дело. «Тоскует по родительскому дому, – подумала она. – Ничего, завтра все пройдет!»

Она взяла мальчика за руку, повела его наверх и уложила там в постель. Немного погодя, она вернулась взглянуть, хорошо ли ему спать. Добрая женщина подоткнула вокруг Яна одеяло и, наклонившись, поцеловала мальчика в лоб. Заметив, что его лицо мокро от слез, она прижала его к груди, поцеловала еще раз и, ласково проговорив: «Не грусти, милый, завтра будет легче!», оставила мальчика одного.

Действительно, на другой день тоску как рукой сняло. Ян бодро вскочил с постели и с восторгом отдался интересам нового для него мира.

Уильям Рафтен оказался собственником нескольких благоустроенных ферм и каждый год расширял свои владения. Это был человек строгий и даже суровый, но все, кто близко знал его, понимали, какое мягкое сердце прячется у него в груди.

Почти неграмотный, он преклонялся перед ученостью и постоянно говорил, что не пожалеет никаких средств, лишь бы сделать своих детей образованными людьми, причем вся образованность, по его убеждению, сводилась к умению бойко читать, писать и считать.

Рафтен не переносил дурного обращения с животными. «Человек может жаловаться, если он несправедливо обижен, а бессловесное животное лишено этой возможности», – часто повторял он. Рафтен был единственным фермером, ни разу не позволившим себе даже помыслить о том, чтобы убить или продать на убой состарившуюся лошадь. Один из его коней целых десять лет прожил у него на «пенсии».

Миссис Рафтен была очень миловидной, отчасти даже изящной женщиной. Превосходная хозяйка, неутомимая помощница мужа, она была беззаветно предана ему и детям, которых было двое: пятнадцатилетний Сэм и трехлетняя Минни.

Обязанности Яна на ферме, строго определенные Рафтеном, состояли в присмотре за птичьим двором и отчасти за скотным. Кроме того, мальчик был обязан помогать Сэму в некоторых других делах по хозяйству. Дел было порядочно, но оставалось достаточно времени и на удовлетворение личных интересов Яна. Рафтен был справедливым человеком: если мальчики добросовестно исполняли свои обязанности, строго соразмерявшиеся с их силами и способностями, он предоставлял им полную свободу в остальное время.

Сын Рафтена, Сэм, оказался лучше, чем на первый взгляд. Его неуклюжие манеры и протяжная, певучая речь придавали ему вид дурачка, хотя на самом деле он вовсе не был им.

После того, как сам Рафтен ознакомил Яна со своим домом в общих чертах, Сэм посвятил нового товарища по все подробности.

– Вот наша гостиная, – протянул он своим певучим голосом, вводя Яна в какую-то запыленную комнату в нижнем этаже.

Гостиную открывали только изредка, в особо торжественных случаях. Зато в ней оказалось кое-что, сразу послужившее поводом к сближению Яна с Сэмом, а именно – собрание яиц разных птиц, размещенное на подстилке из отрубей в деревянном ящике со стеклянной крышкой. Некоторые из яиц были даже снабжены надписями. Никто особенно не интересовался этими яйцами, но для Яна и Сэма они оказались драгоценным связующим звеном.

– Сэм, ты любишь такие штуки? – сразу оживился Ян.

– Очень даже люблю! – ответил молодой Рафтен с таким оживлением, которого никак нельзя было и подозревать в этом апатичном с виду подростке. – Я бы много набрал их, да отец не велит. Он считает, что это нехорошо: пусть, говорит, эти яички лучше остаются в гнездах, чтобы из них выходили птицы.

– А какие птицы здесь водятся?

– Разные. Я знаю всех птиц в окрестностях и как они живут.

– Это интересно! – воскликнул Ян. – Ты мне потом, пожалуйста, расскажи.

– Хорошо… Я бы тебе и яичек набрал, да вот отец… Он сказал, что если я не стану больше разорять гнезда, он позволит мне поохотиться на кроликов и даже пострелять из ружья.

– А здесь и кролики есть?

– Прошлой зимой я добыл себе целых трех… Какие они потешные!

– Зимой! – разочарованно воскликнул Ян. – А теперь?

– Можно поискать, хотя не знаю, удастся ли нам найти… Ведь они больше зимой… В воскресенье, как закончим работу, попрошу у отца позволения, и мы с тобой отправимся на охоту.

«Как закончим работу» было любимой фразой Рафтенов. Ею они начинали и заканчивали каждый разговор.

Открыв ящик небольшого стола, Сэм вынул оттуда разные интересные «редкости»: несколько кремневых наконечников от индейских стрел, обнаруженных им при вспахивании поля, челюсть бобра, найденную в реке, и плохо сделанное чучело совы.

Вид этих «драгоценностей» восхитил Яна.

Польщенный Сэм с гордостью пояснил:

– Я сам застрелил эту сову у нас в амбаре.

На почве общих интересов мальчики быстро подружились. Однажды Сэм после ужина отвел Яна в сторону и таинственно шепнул ему:

– Поклянись, что никому не скажешь, и я тебе кое-что покажу.

– Клянусь всеми святыми!

Сэм удовлетворился такой клятвой и повел приятеля в амбар. На полдороге он вдруг спохватился:

– Забыл одну вещь! А ты ступай в сад и жди меня под старой яблоней.

Вернувшись, Сэм торопливо шепнул Яну:

– Пойдем скорее!

Он повел товарища на другой конец сада, к старой бревенчатой хижине, превращенной теперь в амбар. В ней Рафтены обитали до того, как выстроили кирпичный дом.

Мальчики поднялись на чердак. Там Яну пришлось снова повторить клятву «вечного молчания». После этого Сэм порылся в каком-то ящике и последовательно извлек оттуда несколько стрел, заржавленный железный капкан, большой старый нож, с десяток рыболовных крючков, обточенный кремень и стальной брусок для высекания огня, коробку спичек и какой-то грязный кусок, оказавшийся, по словам Сэма, сушеным мясом.

– Вот! – торжественно произнес он, показывая все эти предметы Яну. – Я всегда хотел быть охотником. Но отец говорит, что я должен сделаться зубным врачом. Он считает, что охотой немного раздобудешь, а зубные врачи зарабатывают пропасть денег… А еще он говорит, что отправит меня в колледж, чтобы сделать из меня адвоката, если я не хочу быть зубным врачом. Адвокаты зарабатывают еще больше. Отец это хорошо понял, с тех пор как у него была тяжба с Бойлем… А я не хочу быть и адвокатом, – вздохнул Сэм.