на поясе у неё висел пистолет в чёрной кожаной кобуре.
«Значит, Себастиан Шнемилх исчез вчера. Но почему?» – размышляла я.
– Может быть, ваш одноклассник Себастиан кому-то из вас что-нибудь рассказывал? – улыбнулась нам миленькая фрау Май. – Постарайтесь вспомнить. Не вёл ли он себя странно? Не был ли чем-то огорчён? – Она остановилась напротив меня: – Ты ведь сидела с ним за одной партой, может быть, ты о чём-то догадываешься? Как тебя зовут?
Она заметила, что я покраснела.
– Нет, я… – промямлила я. – Меня зовут Мерле! Я ничего не знаю. Вчера Себастиан был такой же, как обычно.
Тут Зое Зоденкамп очнулась от шока. Она вскинула голову и как безумная защёлкала пальцами.
Здоровенная полицейская с пистолетом, которую звали фрау Шнайдер, шагнула к ней, ободряюще кивнула и улыбнулась, показав свои лошадиные зубы.
– Ты хочешь что-то сказать? Как тебя зовут?
– Зое. Зое Зоденкамп. Я живу на Заячьей улице в доме двадцать четыре. А она живёт в доме одиннадцать. – И она указала пальцем на меня.
У Зое от волнения перехватило дыхание, голос её дрожал:
– Я должна сделать признание, комиссар Шнайдер!
Полицейская с лошадиными зубами расплылась в улыбке:
– Ну, начинай, Зое Зоденкамп. Зое не пришлось просить дважды.
Пока она говорила, её тоненькие крысиные косички подпрыгивали, а лживые слова соскакивали с губ, словно жабы.
– Вот она… – тут она снова указала на меня, – ей всё известно! Их няню зовут Гезина Волькенштайн, а Гезине Волькенштайн принадлежит чёрный магазин в Ястребином переулке. Сходите туда – сами увидите. По ночам из магазина доносится плач исчезнувших детей. (Зое перешла на шёпот.) Фрау Волькенштайн похищает детей. Это всем в городе известно. Дети ей нужны, чтобы превращать их в троллей, которые выполняют для фрау Волькенштайн всю грязную работу. А Мерле Нойман и её брат Мориц ночуют с ней под одной крышей! И вот теперь пропал Себастиан Шнемилх! (Зое разрыдалась.) Себастиан был моим лучшим другом. Вчера он сказал мне, что не хочет больше сидеть рядом с Мерле. Что в её присутствии ему становится не по себе. У него было предчувствие! Он знал: с ним должно случиться что-то ужасное. И вот…
Полицейская, которую звали фрау Шнайдер, перестала улыбаться. Она строго посмотрела Зое прямо в глаза:
– Девочка, ты ведь понимаешь, что выдвинула очень серьёзные обвинения? Конечно, мы всё проверим. Но помни: всегда надо говорить только правду. Нельзя безосновательно обвинять других.
Зое уставилась на полицейскую, раскрыв рот.
– Так, значит, вы мне не верите? – спросила она со слезами в голосе. – Клянусь, я говорю правду! Да вы других спросите!
Миловидная фрау Май положила руку мне на плечо, наклонилась к моему уху и тихо спросила:
– Это верно – то, что сейчас сказала твоя одноклассница? Может быть, тебе всё-таки известно что-то о Себастиане Шнемилхе? Тогда ты должна нам это рассказать. Всё может быть важно, даже если тебе так не кажется.
«В кино это тот самый момент, когда комиссар достаёт визитную карточку из кармана», – подумала я.
– Но я и правда не знаю, где Себастиан, – услышала я свой голос.
Симпатичная фрау Май достала визитную карточку и протянула мне:
– Если вдруг что-нибудь вспомнишь, Мерле, сразу мне позвони.
Чёрный магазин
Теперь, когда Себастиан Шнемилх исчез, все нас ещё больше сторонились. Словно мы были заразные.
Мама рассказывала, как в пять лет болела скарлатиной. Тогда эта болезнь считалась очень заразной. Язык становился малиновым, и приходилось выдерживать карантин, вспоминала мама. Целых шесть недель! Прежде чем войти в палату, медсёстры и врачи надевали защитные маски и резиновые перчатки, а снаружи, за толстым стеклом, каждый вечер стояли бабушка и дедушка и корчили смешные рожицы, чтобы повеселить маму. Шесть недель, так мама рассказывала.
– Это самое ужасное событие в моём детстве!
– Но ведь ты сама работаешь в больнице! – покачал головой Мориц. – Я тебя не понимаю.
– Ну, может быть, именно поэтому, – отвечала мама. – Хочу помочь людям, которым так одиноко на больничной койке. Уж я-то знаю, каково им.
И вот теперь такое же толстое стекло отделяло нас от всех остальных – с тех пор, как исчез Себастиан Шнемилх. Но только за этим стеклом никто не стоял, никто не хотел нас с Морицем поддержать. Я с самого начала понимала, что мама совершила огромную ошибку, пригласив к нам Гезину Волькенштайн. В школе только и говорили, что про нашу няню. Зое Зоденкамп следила, чтобы пламя слухов не потухло, и снова и снова раздувала огонь.
Она утверждала, что видела в кабинете директора плачущую маму Себастиана.
Рассказывала, что в парке нашли спортивную сумку с ученическим билетом и кошельком Себастиана.
– А в кошельке – пятьсот евро! – шипела Зое. – Только представьте, там было пятьсот евро! Себастиан взял их вечером из кассы магазина. Да разве кто теряет просто так спортивные сумки с пятьюстами евро? Я точно знаю: Себастиана похитили! И дело не в деньгах, можете мне поверить! Здесь не обошлось без Гезины Волькенштайн.
А ещё Зое Зоденкамп сообщила, что полицейские будут искать Себастиана с собакой-ищейкой.
– Эта собака всё разнюхает! Она может даже труп почуять.
Мы с Морицем сидели на
