час, — поправляя очки, ответил Сева.
— Тихий час?
— Ты точно ненормальный.
— Ты не ответил, куда так торопишься? — переспросил Матвей.
— На репетицию. В кружок.
— Какой кружок? Тебе оно зачем? — вытаращил глаза Матвей.
— Как это зачем? Нельзя просто так находится в лагере и ничего не делать, — возмутился Сева, — каждый пионер обязан посещать кружки по своим интересам, — с этими словами Творогов вышел из палаты.
— Макс, блин, а ты тоже ходишь в кружок?
— Естественно!
— И ты, Цветок?
— Я тоже. Все ходят. Так положено, — натягивая кеды, ответил Цветков.
— И много тут кружков у вас?
— Горн, барабан, авиамоделирование, городки, спортивные секции — футбол и бег. Кройки и шитья, макраме, мулине, ну, эти правда, для девчонок. Юный натуралист еще есть, — пытался вспомнить Цветок.
— Интересно, а я тогда куда хожу? — задумался Матвей.
— Ты же барабанщик, забыл? — подсказал ему Антоха.
— Барабанщик? Да какой из меня барабанщик?
— Как интересно, — Цветок замер на месте, — буквально в прошлую смену ты так барабанил, что тебя на все линейки ставили.
— Я? На линейки? Ты что-то путаешь, Антоха, ты просто забыл, что я человек из будущего.
— О, кстати, а какую музыку слушают в будущем? — влез в разговор Макс.
— В будущем, ребята, столько музыки, что вам и не снилось. И рэп, и хип-хоп, и ду-воп, и соул, и фанк, и диско, и буги, и техно, еще электро есть, да много всякой музыки, — загибая пальцы, перечислял Матвей.
— Ну даёшь, сам-то хоть понимаешь, что говоришь? Певцы какие у вас модные? Вот сейчас все слушают Юрия Антонова, Валерия Леонтьева, Аллу Пугачёву, Софию Ротару.
— Да, точно, Пугачёву у нас тоже слушают, правда моя бабушка с дедом. Ну это уже нафталин. А я про молодёжные течения вам говорю, Мияги там, Клава Кока, Крид, Скриптонит, Даня Милохин. А ты Алла Пугачёва.
— Ты сейчас ругался что ли? Крид, Кока? — возмутился Макс.
— Нет, это их имена. Ладно, что-то я засиделся с вами, пора мне в кружок спешить. Где ты говоришь, он находится?
— В клубе, на самом верхнем этаже. Там вас, барабанщиков, никому не слышно, — ответил ему Цветок.
Матвей прошёл в клуб и начал подниматься по лестнице на самый верх. Да, он предполагал, что такое может быть, но всё равно немного сомневался. Кружок юных барабанщиков находился именно в той комнате, где когда-то он с ребятами нашёл бумаги, на которых они увидели дорогу к шахте. Но это была совсем другая комната. Светлая, чистая, посередине которой располагался тот самый бюст Зои Космодемьянской. Матвей подошёл к подоконнику и взял стоящий там барабан. Повесил его через плечо и попытался что-то сыграть, но кроме обычного грохота у него ничего не получилось.
— Что? Разучился? — послышалось сзади.
Матвей обернулся и увидел за спиной Диму.
— Я вчера на солнышке перегрелся, ничего не могу вспомнить, — отмазался Матвей.
— Сейчас будем заново учить тебя. Ты же лучший, — похлопал его по плечу Дима.
— А можно вопрос?
— Задавай.
— А где остальные?
— А кто тебе нужен? Один ты сюда ходишь.
— Мда. Видимо я совсем, — он замялся.
— Давай солдат, бери барабан, начинаем повторять бой — «бей, бей, бей барабанщик, бей», — стуча пальцами по столу и показывая, как нужно отбивать бой, скомандовал Дима.
После сложного дня, Матвей еле доплёлся до кровати. «Это какая-то каторга» — думал он про себя. «Гимнастика, кружки эти, с едой вообще что-то жуткое творится. Тихий час ещё этот. У нас был час отдыха, но никто никого не заставлял лежать и изображать спящих. Сиди, читай, играй, короче точно не спать, да и как можно спать посреди дня? Слава Богу день прошёл».
— Всем навести порядок в тумбочках, аккуратно сложить вещи на табуретки и через пять минут все должны лежать в койках, — крикнул Дима.
— Ребята, после обхода Славка Творогов расскажет страшную историю на ночь, — Цветок чуть не захлебнулся слюной, вещая это.
Обход прошёл спокойно. Директор с вожатыми заглянули в палату, где все дружно изображали крепкий сон. Кто-то из комиссии прошёлся между рядов и посчитал по головам лежащих ребят. После этого все тихо вышли из палаты и аккуратно прикрыли за собой дверь.
— Сева, давай, начинай, — крикнул кто-то в полголоса.
Творогов важно вылез из-под одеяла, подбил подушку себе под спину и исказив свой голос принялся рассказывать: — В одном черном-черном лесу был черный-черный дом. В этом черном-черном доме была черная-черная комната. В черной-черной комнате стоял черный-черный стол. На этом черном-черном столе стоял черный-черный гроб. Из этого черного-черного гроба выскакивала черная-черная рука: «Отдай мое сердце!!!!!!!» — при этом Творогов неестественно дёрнулся и выкинул правую руку в воздух. Народ в палате вздрогнул, и даже послышался чей-то лёгкий визг.
— Да, Сева, ты превзошёл самого себя, негромко произнёс Матвей, — разве это страшная история? Это детская считалка, какая-то.
— Эй, Японская щётка, у тебя есть что-то пострашнее? — выкрикнул Творогов.
— Конечно, — похвастался Матвей.
— Ну давай, напугай нас, — не успокаивался Творогов.
— Я бы рассказал вам про то, как мы с моими друзьями лазали на соседнюю усадьбу и как встретили там привидение помещика. А мог бы рассказать вам про пиковую даму, которая держала нас в страхе несколько дней. Или про инопланетян, с которыми мы рассекали на летающей тарелке по нашей Солнечной системе. Мог бы даже рассказать о том, что мы рядом с лагерем нашли заброшенную шахту и купались в подземном озере, хотя этого делать точно не нужно, а то кто-нибудь из вас решит отыскать её, заблудится и дядю Борю, то есть Бориса Борисовича переведут в завхозы, — начал Матвей, — но вы мне, всё равно, не поверите. А вот одну страшную историю я вам сейчас расскажу. И так, один мужик каждый вечер садился в маршрутку и ехал с работы домой.
— Куда садился? — послышалось из глубины палаты.
— Ну этот, как там его? В автобус. Так вот, каждый вечер он садился в этот автобус и ехал домой. По пути всегда на одной и той же остановке заходила ветхая старушка. Народу в автобусе было много, и этот мужик каждый раз уступал ей место. И так изо дня в день. Вечер, автобус, остановка, старушка. В один прекрасный день мужик как обычно сел в свой автобус, вскоре вошла старушка, он уступил ей место. Как ни странно, но в этот вечер люди выходили раньше, а к концу поездки и вовсе никого не осталось, только этот мужик и старушка. Вот уже виднелась остановка, на которой этот мужик должен был выйти, он встал и пошёл к двери, как его тут же за рукав
