— Так вы можете ходить?! — невольно вырвалось у девочки; изумлению ее не было предела.
— Трудно поверить, правда? — усмехнулся тот. Голос его, по-старчески дребезжащий, ничем не напоминал, однако, прежний едва слышный шепот. — Не стой на пороге, милая, тебя здесь никто не обидит… Отныне я хозяин этого дома; снова, после стольких лет…
Атмосфера внутри изменилась — хотя с первого взгляда Кларисса не могла сказать, в чем тут дело. Потолки уже не казались такими высокими, а холл — таким длинным. И здесь определенно стало светлее: горели все до единого газовые рожки. Исчезли запахи лекарств и старческой немощи: теперь в воздухе витали ароматы кофе, трубочного табака и одеколона. Облик господина Двестингаусса также претерпел разительную метаморфозу: из живой мумии он превратился в сухого, морщинистого, но весьма элегантного и деятельного для своих лет старца.
— Не желаешь ли чашечку горячего чаю? — осведомился хозяин. — Будь ты повзрослей, я бы предложил добавить туда бренди; но в столь нежном возрасте лучше воздержаться от крепких напитков.
— Благодарю вас… — Кларисса мельком подумала, что сегодняшний запас дерзких выходок, пожалуй, исчерпан до дна, и сделала легкий реверанс — как это и положено воспитанным девочкам.
— Надеюсь, ты не возражаешь, если мы устроимся прямо на кухне? — изогнул седую бровь Эзра. — После того как я рассчитал слуг и выставил за дверь приживалок своей драгоценной женушки, в гостиной стало пустовато; впрочем, меня это ничуть не огорчает. Я вообще подумываю продать дом и подыскать что-нибудь более соответствующее моим вкусам. Эти стены хранят слишком много горьких воспоминаний, чтобы провести в них остаток дней… Хочешь печенья?
— Спасибо, я с удовольствием…
— Может, ты голодна? Видишь ли, нам предстоит довольно непростой разговор, и не слишком веселый… А неприятности лучше встречать на сытый желудок.
— Спасибо, я недавно поела… Скажите, а как вам удалось выздороветь? — Сдерживаемое любопытство прорвалось-таки наружу.
— Это просто, когда тебе перестают давать яд, — жестко усмехнулся господин Двестингаусс. — Но, конечно, на ноги я встал далеко не сразу.
— Яд?! Неужели ваша… Ваша супруга…
— Аида… Да, она тоже. Но вдохновителем, конечно же, был Йойо Гурбано; гнусная змея, пригретая мной на груди!
— Ваш домашний доктор?! — Кларисса по-настоящему удивилась; горбун Йойо был единственным в этой семейке, кто относился к ней почти по-человечески…
— Мой домашний отравитель! Это давняя история, давняя и отвратительная. Некогда я служил под началом самого Тролле, а после его гибели выполнял… Гм… Особые поручения правительства — в том числе по дипломатической части… И вот однажды бриг, на котором я плыл, попался Морскому Дозору Бриллиантиды и был пущен на дно. Команда спаслась на шлюпках; столь великодушный жест вообще-то не свойственен пиратам, но нам вот повезло… С трудом мы добрались на веслах до пробрианского берега: есть там одно гиблое место под названием Веселая бухта — чтоб тому шутнику, давшему ей имечко… Я коротко сошелся со своими товарищами по несчастью. Надобно сказать, к тому времени я обеспечил себе безбедное существование; в Титании меня ждал дом, жена и возможность оставить службу. Многим членам судовой команды пришлось значительно хуже. Особенно жаль мне было Гурбано, нашего доктора. Юноша отправился в далекий и чертовски опасный путь к берегам Зюйдландии прямо с университетской скамьи. Он очень рассчитывал на жалованье и призовые деньги; моряки должны были получить их по выполнении некоего дела… Увы! Все чаяния канули на дно. Йойо остался без гроша в кармане. Я знал о его трудностях и решил принять участие в судьбе этого человека; верно подмечено — дорога в ад вымощена благими намерениями! В то время Аида страдала женским недомоганием, и я пригласил Гурбано в качестве домашнего врача. Кто мог подумать, что между ним и моей женой вспыхнет страсть!
— Они полюбили друг друга?
— Она — да; а он… Полагаю, здесь имело место не столь чувство, сколь холодный расчет; впрочем, я могу и ошибаться, чужая душа — потемки… Йойо был недурным химиком — и большим знатоком растительных алкалоидов; как я теперь понимаю, он и в Зюйдландию отправился, дабы расширить свои познания в этой области. Туземцы хорошо разбираются ядах, у коварных южан это весьма востребованное поле деятельности… И вот однажды мне подсыпали первую порцию. О, они не торопились и действовали крайне осторожно: убить человека — проще простого, но это не входило в их планы… Видишь ли, в случае моей смерти кой-какие ценные бумаги и значительная часть денег должны были отойти дальним родственникам; Аиду и ее любовника исполнение завещания никак не устраивало. Им важно было сохранить меня живым, но безгласным и беспомощным, словно младенец. Надо отдать Йойо должное — он прекрасно справлялся с этим на протяжении многих лет.
— Неужели все ради денег?!
— А ради чего, по-твоему, совершаются самые гнусные преступления? — вздохнул Эзра. — Деньги и власть, девочка, их никогда не бывает достаточно. Пить из этих источников — только распалять свою жажду…
Я слег в постель; хитрец Гурбано уверял, что виной всему некая подхваченная еще в тропиках болезнь, хорошо ему известная. К тому времени, когда я заметил связь между приемами пищи и обострением «болезни», было уже поздно что-либо делать… Меня парализовало от шеи и ниже. Все, что я мог, — отказаться от еды; но тогда меня стали кормить насильно… И делать инъекции. Вдобавок к яду он присовокупил некое зелье, туманящее разум, вроде опия, так что я порой целыми неделями пребывал в царстве призраков.
Аида прижила с ним ребенка, отвратительное маленькое создание — в этом мальчишке проявилась порочная натура его отца, тщательно скрываемая… Полагаю, ты убедилась в этом сама. Да-да, я внимательно наблюдал за тобой, Кларисса; наблюдал, искусно притворяясь живым трупом, — благо опыт у меня по этой части богатый… Ты была единственной моей надеждой; с тобой связывал я хрупкие упования о перемене участи, и это действительно свершилось, хотя и не так, как я задумал…
Конец моему заточению положили Властители, явившиеся по твою душу. Властители?! Так вы знаете о них?!
— В числе горстки посвященных… Нас мало осталось; причастные этому знанию, как правило, помалкивают — либо замолкают навеки. Но я уже говорил, кажется, что служил под началом Рогира Тролле и был с ним коротко знаком. Наши пути пересеклись незадолго до революции, во время одного из спиритических сеансов — тогда они были в моде…
— Вроде тех, что устраивал здесь Йойо?
— Ну нет! — усмехнулся господин Двестингаусс. — В те времена все было совсем по-другому; уж поверь — на его собраниях не было никаких вертящихся столиков и прочей чепухи! Если Рогир или Брауде вызывали духа, тот возникал во всем своем мрачном великолепии, материализовался прямо из воздуха; и неважно, что это была всего лишь подделка, — даже самых смелых продирал по хребту мороз!
— Подделка? Но почему…
— Да потому, что живые не могут общаться с мертвыми! Так заведено господом, и никто не в силах нарушить порядок вещей… Просто людям порой хочется верить в чудо. Сила, которой обладали Тролле, умение, мастерство, чертовщина — да называй как хочешь…
— Власть… — чуть слышно прошептала Кларисса.
— Оно позволяло им воплощать на сеансах духовидения некую субстанцию, светящуюся и полупрозрачную эктоплазму, принимающую тот или иной облик, — и вкладывать в уста этих рукотворных призраков нужные речи… Полагаю, революция в немалой степени обязана этим трюкам. Братья не считали подобное чем-то зазорным, да и я тоже… Но Рогиру были подвластны не только балаганные фокусы! Он передал частицу этого невероятного мастерства некоторым своим сподвижникам — тем из них, кто оказался восприимчивым; а они… Они не смогли распорядиться его наследием достойно. Теперь это орден Властителей — самое закрытое и зловещее из всех тайных обществ; и оборони тебя господь, девочка, оказаться причастной к их делам… Впрочем, что это я, ведь они уже тебя ищут… Ну, тут совет один — мужайся и не теряй духа!
— Эзра! — раздалось вдруг откуда-то из глубины дома стенание, и Кларисса вздрогнула: это был голос мадам Двестингаусс! — Эзра, где ты?! Поди сюда, мне плохо… Я умираю, мерзавец…
— Не обращай внимания! — жестко усмехнулся старик. — Умирает… Моя драгоценная женушка еще переживет меня; хотя бы из вредности.
— А что с ней такое?
— Презабавная все-таки штука жизнь… Мы, в некотором роде, поменялись ролями: ее настиг удар, и теперь половина тела парализована. Настала моя очередь ухаживать за этой ведьмой.
— И вы ухаживаете?!
— Конечно! — пожал плечами господин Двестингаусс. — А что мне остается?
