— Есть держать.
Боярченко зацепил согнутый конец палки за край хода и изо всех сил придавил его к земле. Тогда Андрейка опустил ноги внутрь хода и начал осторожно сползать по спущенной туда палке. Федя еле удерживал ее.
Медленно и осторожно Седых скользил по палке всё ниже и ниже. Вот он под землей уже, а дна ямы еще нет. Ползти вниз или возвращаться? Эх, была не была — Андрейка распрямил ноги и сразу же ощутил под собой землю. Он достал из кармана фонарик, нажал на пластинку, динамик заработал, и лампочка вспыхнула слабым желтоватым светом.
— Можно мне? — спросил Федя.
— Давай… Только осторожнее, не толкни подпоры.
Федя спустился аккуратно, не задев ни подпоры, ни плиты.
Мальчики постояли несколько минут в нерешительности: что делать? Старались привыкнуть к необычной обстановке, к глухому сумраку, наполнявшему подземелье, к его прохладе и таинственной тишине.
Осветив фонарями подземелье, они увидели, что прямо от хода в разные стороны идут три галереи. Одна из них показалась выше и шире, по ней, очевидно, и можно бы пройтись для начала, посмотреть, что она собой представляет. Таинственность привлекала и вместе с тем настораживала. Мальчики молчали, не зная, на что решиться.
— Пошли, — сказал, наконец, Андрейка и первым шагнул по галерее.
Острые влажные камешки мешали идти. Мальчики скользили по ним, ежеминутно спотыкались, но вскоре привыкли и ступали более уверенно.
Андрейка шел, не оглядываясь, зато Федя время от времени посматривал назад: не далеко ли они ушли от входа? Во мраке подземелья вход некоторое время выделялся тусклым пятном, потом исчез. К этому времени они завернули в какую-то новую боковую галерею, и в ней стало совершенно темно.
Мальчики внимательно разглядывали стены и потолок галереи. Луч фонаря выхватывал из темноты то кусок известняка, то слой красной глины, то белые чахлые грибы, густо поросшие на влажных стенах, и еще какие-то тоненькие, вроде водорослей, неизвестные им растения. «Тут бы знания по ботанике пригодились», — невольно подумал Андрейка, и пожалел, что не хотел посещать кружок юннатов, учил только то, что задавала Мария Петровна на дом. «Зачем мне цветики-семицветики?». Теперь бы дополнительные знания очень пригодились.
Когда сворачивали в боковую галерею, Андрейка задержался: ему почудилось, что позади них, в глубине хода, что-то упало и послышался крик.
— Ты ничего не слышал? — спросил Седых.
— Нет. А ты?
— Мне, наверно, показалось.
Боярченко в самом деле ничего не слышал. Его интересовало только то, что он видел, ко всему остальному в настоящую минуту он был глухим.
Андрейка пошел дальше, но неясная тревога его уже не оставляла. Может быть, повернуть обратно? Так сразу? Нет, надо пройти дальше хотя бы метров сто, тогда можно и вернуться.
Им попадались какие-то ответвления от боковой галереи, они бегло осматривали их и шли дальше.
Вдруг Андрейка остановился.
— Гляди, спуск…
Луч фонаря осветил полого уходящую куда-то вглубь невысокую, в рост человека, галерею. Мальчикам почудилось: галерея эта ведет в самую середину земли — от такого предположения сделалось не по себе. Было так темно, как бывает в глубоком наглухо закрытом погребе, тянуло застоявшейся сыростью. С потолка, словно длинные тонкие руки неведомых существ, свисали, касаясь лица, скрученные упругие холодные корни.
— Глянь-ка, на стенах что-то горит, — шепотом сказал Боярченко.
— Ага…
— А что это? — дрогнувшим голосом спросил Федя.
— Сейчас проверим… Гаси фонарь.
Фонари погасли одновременно. Тогда, рождаемые мраком, один за другим появились десятки слабых огоньков. Они дрожали, лучи их, как золотые ресницы, были очень короткими, казалось, подуй на них — и они разлетятся, погаснут, исчезнут. И мальчики невольно, сами того не замечая, боялись глубоко вздохнуть, чтобы не спугнуть их.
— Это светляки, — сказал Андрейка и снова зажег фонарь.
— А может быть, жуки какие-нибудь, — шепнул Федя. — Да сколько их!
— Придумал — жуки… Говорю тебе, светляки это..
— Будто фосфор ночью. Правда?
— Точно. Как на часах, видел?
— Видел… У Виктора Михайловича такие часы.
В это время откуда-то из глубины галереи до слуха товарищей снова донесся приглушенный крик. Он повторился и замер. И еще раз через небольшой промежуток времени послышался тот же самый отчаянный крик. Кто-то звал на помощь.
— Назад! — крикнул Седых.
Они бежали по галерее, скользя и спотыкаясь на острых влажных камнях, направляясь к выходу. Один раз они попали, как им казалось, на главную галерею, но она вдруг оказалась тупиком. Они снова повернули, но не прошли и десяти шагов, как галерея разветвилась еще на три рукава, идущие в разные стороны. По какому идти? Где выход из подземелья? Мальчики остановились, взволнованные и оробевшие.
И вдруг снова они услышали совершенно отчетливо чей-то голос. Кто-то был в подземелье и главное — совсем недалеко; возможно, в тридцати, во всяком случае, не дальше чем в сорока метрах от них.
Излишнее любопытство Васи Козика — вот что причинило большие неприятности и ему и другим.
Едва только Вася увидел Андрейку и Федю на поляне, как забыл, зачем его послал Седлецкий. Андрейка и Федя, случайно обнаружив за кустами шиповника укрытие, спрятались в нем. А Вася Козик оказался в невыгодном положении — он не хотел уходить и не хотел обнаруживать себя и… остался там, где застал его дождь — в ложбинке, за деревом.
Едва кончился дождь, как Вася выглянул из-за дерева, но никого не увидел. Седых и Боярченко исчезли. Козик подумал: «А вдруг они ушли куда-нибудь?». Но тут из укрытия вышел Федя, вырезал себе палку и снова скрылся за кустами шиповника.
Перебегая от одного дерева к другому, Вася приблизился к пригорку и весь превратился в слух. Седых и Боярченко спорили о ножах, чей лучше.
Козик, сдерживая дыхание, отвернул ветку и увидел: копают! Они что-то нашли! Так и есть! Они выкопали бинокль!
Козик замирал от тревожного предчувствия.
Ему бы надо пока не поздно сбегать к Игорю Седлецкому и рассказать обо всем. Но он не двинулся с места. У Васи появился интересный план. Может случиться, что потребуется его помощь. Тогда он явится перед Боярченко и Седых, поможет им и тотчас уйдет, не пожелав даже выслушать благодарности. Они, конечно, пожалеют, что не хотели с ним дружить. Еще как пожалеют! А он — пусть как ни просят — с ними продолжать разведку не будет. Он пойдет к Игорю и вместе с ним откроет всё, что произошло здесь десять лет тому назад. Он еще докажет, какой из него разведчик! Всем докажет и, прежде всего, задаваке Федьке Боярченко и Андрейке Седых тоже.
Так размышлял Вася Козик. В какой-то момент он чуть не выдал себя. Это случилось, когда Андрейка сказал, что надо как следует оглядеться.
Когда Козик приподнялся из-за кустов, Андрейки и Феди в укрытии уже не было. Лишь в полунаклонном положении стоял подпертый палкой плоский камень и лежал забытый, а может быть, нарочно оставленный бинокль.
Ветер колыхал верхушки деревьев и кустов — они тихо, однообразно шумели. Осыпалась на землю красноватая в последних лучах солнца роса. Что делать? Бежать к Седлецкому, или самому опуститься в подземелье? Победило любопытство.
Вася отложил бинокль в сторону, к стенке, там же положил и веревку и присыпал их землей. Потом торопливо нагнулся и заглянул в подземелье. Он слышал, как Андрейка сказал «здесь неглубоко», и поэтому, не раздумывая, чуть наклонив голову вперед, прыгнул. В ту же секунду камень упал и закрыл ход, а палка, которая подпирала камень, больно ударила по ноге. Хорошо, что плита не хлопнула по голове. Сперва Вася не понял, что произошло. А потом испугался. Он попытался приподнять каменную плиту, но она не шевельнулась.
Очутившись в кромешной тьме, Вася понял, что совершил непоправимую ошибку. Если Андрейка и Федя будут возвращаться, они не найдут выхода и еще, чего доброго, заблудятся. А если это случится, то плохо будет и ему. Вряд ли, чтобы их здесь скоро нашли. Никто не знает об этом подземельи. Может быть, придут на полянку Игорь Седлецкий с Колей и Тиной, будут искать и, ничего в темноте не обнаружив, уйдут… Скорее надо звать на помощь! И Вася Козик закричал изо всех сил:
— Сюда!.. Сюда!..
Но голос его заглох, как в погребе. Тогда Вася, цепляясь за стены, побрел по галерее на еле видимый в темноте огонек.
— Сюда!..
В горле от волнения сипело, его словно сдавливало что-то, и поэтому Козика не могли услышать.
Задыхаясь, чувствуя, что в груди становится горячо, он добрался до какого-то поворота и, нащупав его, пополз по новой галерее дальше…
— Сюда!.. Андрейка-а!.. Седых! Сюда!
«Не услышали», — горько подумал Козик. Надо возвращаться обратно. Он будет сидеть у входа, он будет ожидать Седых и Боярченко и будет звать их. Козик повернул обратно. Но взволнованный, растерявшийся, он прополз мимо главного входа, ведущего на поверхность, и оказался в новой боковой галерее.
