– Добро пожаловать, мистер Эверетт, – сказал он отцу, а потом кивнул Уиллу. – И мастер[4] Эверетт. Ваше купе – первое справа.
– Благодарю вас, Марчанд, – ответил отец.
Вслед за отцом Уилл ступил за широкую деревянную дверь. В вагоне пахло древесным лаком и новыми коврами. Слева на всю длину вагона протянулся узкий, обшитый деревянными панелями коридор с большими окнами и латунными перилами. Разумеется, Уилл и раньше бывал в поездах, однако, оказавшись в купе, он потерял дар речи. Он привык к удобным мягким сиденьям, но здесь его взгляду открылась роскошная гостиная с креслами, диванами, кофейными столиками, электрическими лампами и свежими цветами в вазах.
– Маме бы тут понравилось, – сказал Уилл.
Он представил, как она гладит бархат обоев, ахает над персидским ковром и рассматривает шелковые шнуры на занавесках, нарочно приспущенных, чтобы скрыть неприглядный вид на железнодорожные задворки.
– О, она прекрасно доехала и на «Колумбии», – ответил отец.
Шесть недель назад мама Уилла с близнецами и их няней отправилась на Запад устраиваться в их новом доме в Виктории.
Уилл открыл дверь и сунул голову в туалетную комнату, сверкающую фарфором и полированной латунью.
– Наши кровати опускаются на ночь? – спросил Уилл, ощупывая стены в поисках рычагов или ручек.
– Нет, – ответил отец, открывая небольшую дверь, которую Уилл сперва принял за шкаф. За ней показалась изящная кованая лестница. – Наши спальни наверху.
– Наверху!
Уилл взбежал в небольшую прихожую с двумя дверями. За первой скрывалась, очевидно, супружеская спальня: там была широкая двуспальная кровать – не опускающаяся койка, как в обычном пульмановском спальном вагоне. Вторая дверь вела в комнату Уилла. Там стояли односпальная кровать, ночной столик и платяной шкаф.
Уилл тут же принялся открывать все дверцы и выдвигать все ящички. Все было чудно придумано и подогнано, чтобы сделать маленькое пространство максимально удобным. Он подумал, что поезд был похож на корабль – очень длинный и узкий сухопутный корабль, на всех парах несущийся через континент. И самое главное – теперь у Уилла было собственное большое окно, в которое он сможет смотреть, лежа в постели.
Мальчика охватило лихорадочное возбуждение. Ему хотелось, чтобы поезд уже двигался, хотелось ехать куда-то, но, как ни странно, даже путешествие через всю страну от океана до океана, даже начало новой жизни в новом городе казалось недостаточным. Уилл переезжал и раньше, из города в город, из дома в дом. Сейчас же хотелось чего-то совсем иного.
Когда он спустился вниз, отец уже сидел за столиком и писал. Этот его образ – спина, мощные плечи, склоненная голова и скрип пера о бумагу – стал очень привычен Уиллу за последние три года. Таким он привык видеть отца дома, когда тот не был в разъездах.
– Так он у него в гробу? – спросил Уилл. Отец отвлекся и поднял голову. – Костыль, – напомнил Уилл.
– Собираешься податься в газетчики? – хитро улыбнулся отец.
– Ты должен знать, – настаивал Уилл. – Ты нес гроб. Отец внимательно посмотрел на него.
– Пожалуй, ты имеешь право знать. В конце концов, именно ты забил этот костыль.
– И спас его после лавины, – напомнил он отцу.
Этот костыль по-прежнему являлся ему во снах. Уилл всегда искал его: ему казалось, что он знал, где искать, ведь всегда были подсказки. Ему говорили, что он на холме или что он за углом, что если он поторопится, то обязательно схватит его. Но сны заканчивались одинаково: он приближался к заветному повороту, начинал взбираться на нужный холм, но просыпался, не достигнув цели.
– Да, – сказал отец. – Он хотел, чтобы его похоронили с ним. Но смотри, это между нами.
– Само собой, – ответил Уилл. – Зачем мне рассказывать кому-то, если я хочу стащить его сам?
Уилл не был уверен, есть ли у отца чувство юмора – Джеймс Эверетт был человек серьезный, – но тут тот коротко хохотнул.
– Мне поработать надо. Может, прогуляешься по поезду? Когда тронемся, встретимся в вагоне-террасе и там отметим отправление в рейс.
Уилл вышел из купе и пошел по коридору, прижимаясь к стене, чтобы пропускать пассажиров и стюардов с багажом. В конце коридора он открыл дверь и вышел на небольшую платформу. Дверь в следующий вагон изнутри отворил стюард.
Минут через десять Уилл уже потерял счет пройденным роскошным вагонам. Каждый носил знаменитое имя: Макдональд, Кроуфут, Чамплэйн, Брок, Ван Хорн. Мальчик подумал, что однажды, возможно, среди них появится и вагон, названный в честь его отца.
Войдя в вагон Ванкувера, Уилл оказался в уютной библиотеке с длинными столами, лампами под зелеными абажурами и ореховыми книжными шкафами от пола до потолка между окон. Симпатичная библиотекарша подняла глаза и приложила палец к губам, хотя Уилл не проронил ни звука. Из библиотеки коридор привел его в мужскую парикмахерскую, где в глубоко откинутом назад кресле сидел господин с кустистыми бакенбардами, которому как раз выстригали волосы из ноздрей. За следующей дверью оказался роскошный дамский салон, дальше – ателье, стойка чистильщика обуви и лавка, где можно было купить все, от сигар до снотворных порошков Деворта.
Поезд казался бесконечным, тогда как Уилл знал, что прошел только начало первого класса. Это был самый настоящий город на колесах. В следующем вагоне Уилл попал в биллиардную: два господина уже расхаживали вокруг стола со своими киями, не переставая жаловаться на отвратительное состояние дел на бирже.
Дальше коридор вывел Уилла в гимнастический зал, облицованный голубой с золотом плиткой и похожий на турецкие бани. Там мальчик залез на замысловатое устройство и потянул было за рычаги, но быстро спрыгнул вниз, прежде чем аппарат успел превратиться в дыбу или переломать ему ноги.
Следующий вагон оказался огромной гостиной с кожаными креслами, столиками и пушистыми коврами. Сквозь жалюзи внутрь пробивался свет, а большие лопасти вентиляторов под потолком бесшумно перемешивали воздух. Официанты в черных жилетах незаметно принимали заказы, на стоявшем в углу рояле играл пианист. Было уже многолюдно: пассажиры сидели небольшими группами за столиками, пили чай или кофе и разговаривали. Уилл огляделся в надежде увидеть кого-нибудь своего возраста, но был разочарован. Пройдя между вагонами, он очутился в следующей гостиной, на этот раз с лестницей.
Так вот он, знаменитый вагон-терраса! Стены с обеих сторон были сделаны из армированного стекла и прикрыты муслиновыми занавесями, чтобы спрятать вид на задние дворы. За огромной полукруглой оцинкованной барной стойкой стоял одетый в униформу бармен, из шеи которого струился дымок. Уилл поспешил подойти поближе: отец рассказывал ему об этом механическом бармене, работавшем на том же пару, который двигал поршни «Бесконечного».
Автомат готовил напиток какому-то джентльмену. Он поднял бокал механическими пальцами, взяв его достаточно плотно, чтобы удержать и в то же время не разбить стекло. Выпустив облачко пара, он протянул бокал джентльмену.
– Виски, пожалуйста, – сказал Уилл механическому бармену.
Машина застыла, обидно улыбаясь приятной нарисованной улыбкой.
– Виски, – повторил Уилл.
– Может быть, лимонад? – спросил автомат, и Уилл с удивлением уставился на него, но затем заметил чуть дальше живого бармена, протиравшего стойку. – Но попытка не пытка, сынок.
Уилл подождал, пока автомат нальет ему лимонад, взял бокал и поднялся с ним по лестнице. Над вторым этажом вагона-террасы взлетал стеклянный купол, открывавший панорамный вид. Там было всего несколько человек – возможно, потому, что там было прохладно. Какой-то господин писал письмо за откидывающимся от стены изящным столиком. Дверь в конце вагона вела на большую открытую террасу. Выйдя на нее, Уилл прислонился к латунному поручню.
Тут он с удивлением обнаружил, что поезд, оказывается, уже переместился вперед, совершенно незаметно для него. Все вагоны первого класса теперь были уже за пределами платформы, чтобы пассажиры второго класса могли войти в свои вагоны. Уилл решил, что «Бесконечный» должен был отъехать еще раз, для пассажиров третьего класса, а переселенцев на платформу не пустят. Со своей высоты он видел за зданием вокзала, на гравийных откосах толпу бедно одетых пассажиров, прижимавших к себе ободранные чемоданы, продавленные коробки и замотанных в тряпки орущих младенцев. Уилл уже встречал их в Галифаксе. Каждую неделю корабли со всего света доставляли их на двадцать первый пирс.
Вокруг, на всех путях, готовились все новые грузовые и товарные вагоны, которые должны были прицепить к «Бесконечному», когда он продвинется вперед.
Уилл задумчиво пожевал карандаш, а затем достал альбом для набросков. Блокнот был чудный, новенький, купленный специально для путешествия. Плотная бумага сгодилась бы и для акварели, но он все же предпочитал рисовать карандашом.
