Ознакомительная версия.
Арзак снял браслет и протянул Филлу.
— Кто делал? Форма похожая на нашу, а изображение ничуть.
— Старик делал.
— Скиф?
— Кто же еще? Мастер, по имени Гнур, из племени царских скифов, лучший из всех кузнецов, живших во все времена и у всех народов. В степи его называют Старик. Я учусь у него.
— О, Ксанф! — воскликнул Филл. — Мы зовем скифов варварами — это несправедливо. Такого чуда варварам не создать. Посмотри, как распластались олени. Они бегут навстречу друг другу так быстро, что бег превратился в полет, рога изогнулись так дивно, что стали узором. Но почему мы стоим на улице и не проходим в дом?
Филл распахнул деревянную дверь в стене, возле которой они стояли. Арзак обернулся к Белоногу.
— Не беспокойся, Арзак, — сказал Филл. — Лошадку с белыми ножками я отведу в конюшню, прикажу насыпать отборного ячменя, сам налью чистой холодной водицы.
— Лошадь Филл не обидит. Идем, Арзак, — сказал Ксанф.
Арзак следом за Ксанфом вошел во двор.
Здесь, как и всюду, власть была отдана стенам. С четырех сторон они замыкали пространство чуть больше того, что выбрал Арзак для первой ночевки в пути. Земля, как и там была скрыта под галькой, только не серой, а желтой и розовой, выложенной разводами. Вдоль стен шли навесы, державшиеся на столбах-подпорках.
«Колонны», — вспомнил Арзак.
Миррина много раз рассказывала, как устроен дом и открытый дворик с колоннами, куда выходят внутренние помещения. Теперь он все увидел сам. Колонны напоминали стебли, увенчанные чашечками раскрытых цветов. На цветах держался навес. В тени сидела красивая женщина, чем-то напоминавшая Миррину. В ее поднятой выше плеча руке крутилось веретено.
— Хайре, — смущенно проговорил Арзак.
Женщина улыбнулась.
— Привет тебе, милый Ксанф, привет и тебе, чужеземец. Должно быть, вы гости Филла, но мой непоседа-сын куда-то запропастился. Только что его флейта смущала прохожих, ведь день сегодня не праздничный. А у него праздник: учитель уехал в Афины, и школу закрыли на целый месяц.
— Вот и позволь это праздное время использовать на поездку к милому дяде, — важно сказал Филл, появляясь с другой стороны навеса. — Я хочу, чтобы он помог мне советом в выборе жизненного пути. Мне скоро четырнадцать. Ксанф всего на год старше меня, и уже ученик скульптора. Ксанф и наш гость Арзак тоже поедут.
— Конечно, отправляйся, милый сын, я рада. — Оставив веретено, женщина хлопнула в ладони. — Свежий хлеб с конопляным семенем, масло, сыр, лепешки на меду, виноградный сок, — сказала она вбежавшему слуге и, подхватив двумя пальцами нить, подняла руку повыше.
«Совсем как Миррина», — подумал Арзак.
— Устал с дороги, Арзак? Хочешь спать? — быстро спросил Филл, как только слуга унес опустевший столик.
— Скиф устает не раньше, чем валится под ним конь.
— Хорошо сказано. Ксанф, тебе такой ответ должен понравится. Мне он, во всяком случае, по душе. И раз лошадка цела и крепко стоит на своих белых ножках перед яслями с зерном, то что нам мешает показать гостю агору?
— Агору посмотреть надо, — подтвердил Ксанф. — Недаром у нас говорят: «Агора — сердце города».
Мысли Арзака были в степи, кружили вокруг белой кибитки. Но разве достойно гостю перечить хозяевам?
— Я буду рад увидеть все, что вы мне покажете.
«Поворот на закат, поворот на юг, снова на закат. — Арзак запоминал дорогу. Если понадобится он быстро отыщет дом, где оставил коня. — Опять на закат, теперь прямо. Верно, птицам, глядящим сверху, Ольвия кажется сетью. Улицы тянутся ровными нитями, они не сворачивают, как тропа, а пересекают одна другую. Опять повернули на юг. Стены здесь еще выше».
— Обрати внимание, Арзак, как широка наша Главная улица. Колесницы и всадники свободно едут навстречу друг другу, и еще остается место для пешеходов. Ты заметил, что мы идем по гладким камням, не трудя своих ног неровностью почвы?
— Не горячись, Филл, — сказал Ксанф. — Наш гость привык к просторам степей. Улицы, наверное, кажутся ему ловушкой.
— Ах, Ксанф, вечно ты так. Что из того, что степь? Разве люди перечат природе? Они подражают ей, только при этом беспорядочным формам придают разумную правильность. Зодчий скалу превращает в храм, деревья в колонну. Художник рябь волн превращает в орнамент, сочетаниям красок он учился у цветов, плетению узора — у виноградных лоз.
— Следуя твоей мысли, улицы придется сравнивать с реками.
— Правильно, Ксанф, и агора, главная площадь, питает их, как полноводное озеро или Понт.
Смысл разговора показался Арзаку темным, он спросил:
— Чем закрыта земля на ваших улицах? Белоног шел с опаской, было на самом деле похоже, что он собирается плыть.
— Видишь, Ксанф, наш гость все замечает. Даже его лошадка отличила вымостку от земли. Как славно назвать лошадку по цвету. Белоног — белые ноги. Сегодня же сообщу своей Звездочке, что она превращается в Черногривку.
— Ты забыл дать ответ. Разреши, это сделаю я. Ради заработка мне не раз приходилось обтесывать известняк и мостить улицы. Вымостка состоит из осколков битой посуды и щебня. Стоит рассыпать осколки и щебень вдоль улиц, как люди и кони втопчут их в землю, и земля станет тверже камня.
— Вот и пришли! — воскликнул Филл. — Много людей, Арзак?
— Очень. Словно три или пять кочевий собрались вместе.
Улица кончилась. Линии стен сменили ряды прилавков, столиков и плетеных кибиток. И хотя близился полдень — час, когда торговля кончалась, — и большинство горожан уже успели запастись свежей снедью и свежими новостями, ряды все еще были заполнены. Торговля шла весело, с криками, прибаутками.
— Ножи-ножички, дому помощники!
— Амфоры, пифосы, привозные, расписные!
— Мясо вяленое, сушеное, копченое, на огне моченое!
— Без ножа в хозяйстве брешь — без посуды, как поешь?
Скобяные изделия, глиняные бочки — пифосы, в каждую из которых мог поместиться воин с копьем и щитом, остроносые амфоры — кувшины для вина и оливкового масла, килики — кубики.
— Без посуды дому худо. Купи, хозяин!
— Пирожки на меду! Булочки с изюмом!
— Вода, вода! А вот кому воды? Вода, вода!
— Рыба свежая, чешуя серебряная!
Огурцы, связка лука и чеснока, рыба, мясо, орехи — все это летело с лотков в корзины — их несли рабы или слуги. Торговцы взамен получали монеты с изображением богини земледелия Деметры. Монеты были литые, крупные.
Разменной мелочью служили «дельфинчики» и «стрелки» — маленькие отлитые из бронзы фигурки.
Сделав покупки, горожане покидали ряды степенно, словно не они только что торговались до хрипоты из-за каждого «дельфинчика», мяли и нюхали снедь. Шли важно, опираясь на посох, перекинув через руку край плаща-гиматия. Чем полнее была набита корзина в руках слуги, тем больше важности приобретала походка его господина.
Покупки для дома-дело мужчин. Разноцветный хоровод женщин кружил возле столиков ювелиров. Жарким солнцем и светлой луной там сверкали изделия из золота и серебра. Тонкие пальцы перебирали браслеты, кольца, цепочки, щупали нарядные привозные ткани, развешанные на шестах. Ткани покачивались длинными полосами: белые в пестрых разводах, темно-желтые, словно осенний мед, пурпурно-красные, как закат.
— Смотрите, сколько сделано красивых вещей, — сказал Филл. Он тянул Арзака и Ксанфа от столиков ювелиров к тканям, к глиняным красным амфорам в силуэтах черных фигур.
— Нас, бедных, Зевс не украсил ни пятнами барса, ни гривой льва, ни рогами оленя. Человеку пришлось самому исправлять недосмотр царя богов одеть и украсить себя.
— Человек придумал искусство, — сказал Ксанф.
— Тебе хорошо говорить «искусство», Ты с детства из корок граната вырезал фигурки лягушек, а из пчелиного воска лепил бычков и собак. А я то хочу быть торговцем, как был мой отец, объездивший мир, то — поэтом, чтобы суметь описать увиденное.
— Юноша хочет узнать судьбу, что с ним будет и что сбудется? — Перед Филлом вырос иссохший до черноты загорелый человек. На его правой ладони, которую он держал перед грудью, раной зиял обозначенный красной краской круг.
— Смотри на круг, юноша, не отрывай взгляда, пока я буду слушать шум твоей жизни, — гадатель поднес к уху большую раковину, зажатую в левой руке. — Я вижу путь, — заговорил он тихо и внятно, — он связан с кистью и красками. Имя твое будет прославлено на берегах Понта. Я слышу шум. Твоя невеста в опасности. У нее голубые глаза и волосы цвета пшеницы. Ее нрав беспечен, словно у белки, но ей грозит скорая смерть.
— Все это глупости, — сказал Ксанф, увидев, как побледнел Филл. Возьми, — он протянул гадателю три медных «дельфинчика». — В нашем возрасте учат счет и правописание, а не выбирают невест.
Ознакомительная версия.
