А он хотел. Больше всего на свете он хотел, чтобы любимая девушка наконец поняла его и заметила. Он мечтал, что у них будет семья, всю жизнь глупо мечтал, строя не нужные никому иллюзии. Он любил ее с самого детского садика, и, даже будучи маленьким голоногим пацаненком в коротких шортах на тонких лямках, рвал ромашки и отдавал ей любимый вишневый компот. Это было смешно и наивно, но это всегда было правдой. В первом классе и в десятом — это оставалось правдой, и не было Аарону житья от этой злой и жестокой правды. Сначала ему мешал Хэл, маленький рыжеволосый задира и шалопай. Но он остался приятелем детства. В старших классах появился Адриан, он пришел из какого-то лицея — высокий и стройный красавец. В школьной постановке к Новому году он играл вместе с Лин на сцене. Вся школа ставила Шекспира. Аарон ненавидел Шекспира. Лин играла Джульетту, а Адриан — Ромео, потому что Аарон в это время исправлял геометрию и кусал локти от досады. Геометрию он тоже ненавидел за то, что она увела шанс у него из-под носа. Парень хотел, чтобы этот чертов спектакль вообще не начинался, но он не только начался, а еще и прошел на ура. И особенно было обидно, что даже в глупых панталонах и шляпе с перьями Адриан чертовски красив и ничуть не кажется психом. Он целовал Лин под веселый и торжествующий гул всей школы, и Аарон пытался успокоиться, убеждая себя, что это все понарошку, потому что так захотелось Шекспиру, а не Адриану.
Они были очень красивой парой. Дурацкий школьный бал Аарон запомнил надолго: Лин и Адриан затмили всех, он даже порадовался секундочку за них — все-таки они действительно были лучше других. А он так и стоял в стороне и внушал себе, что с этим надо мириться. Он долго мирился, пока не увидел их двоих в спортзале, за дверью раздевалки. В этот раз Шекспир был ни при чем. Аарон подавил желание хлопнуть дверью так, чтобы они оба подпрыгнули от неожиданности. Он гордо удалился. Вообще, не совсем гордо: опустив голову и не поднимая намокших глаз. Дома он — взрослый шестнадцатилетний парень! — ни кого не стесняясь, разревелся.
А потом он успокоился и окончательно свыкся со своей ролью, которую приходилось играть не на сцене, а в жизни — ролью лучшего друга. Он почти спокойно относился к тому, что Лин проводит время не с ним, а с другим парнем, пока не случилось одного неприятного события. Он застал Адриана в "Макдоналдсе" с незнакомой девушкой. Случай был избитый и глупый, но он никак не выходил у Аарона из головы. Весь день он думал, что нужно сделать, а вечером все выложил Лин. Адриан небрежно бросил, что девушка эта всего лишь его дальняя сестра, и Аарон с тоской понял, что Лин влюбилась, как кошка. Она поверила не ему, а Адриану, и он обиделся крепко и надолго.
Конец учебного года преподнес ему сюрприз. Лин заявила, что едет с Адрианом в какой-то мелкий неизвестный городишко Гальер — парень собирался поступать в театральный институт, и ему непременно захотелось поехать именно туда, в город уютных зеленых парков и узеньких светло-бежевых улиц. Аарон назвал их обоих идиотами. Сперва он пытался убедить девушку, что это не самый лучший вариант, но она не слушала ни его, ни родителей, — никого.
И тогда он сдался, сказав самому себе — черт с ним, будь что будет. На пути у широченного ручья он был маленьким камешком, и остановить поток был не в силах. От скуки он прочитал все учебники, сдал экзамены и поступил в академию. Он сам себе ковал надежное будущее, и, казалось, должен был стать счастливым. Но с каждым днем он все больше понимал, что с уездом Лин пропала даже надежда на счастье, и Аарон заскучал.
Скучать ему оставалось недолго. Через несколько месяцев родился Эван, смылся Адриан, и Аарон сорвался с места, не закончив даже первого курса. Эван был сыном ненавистного соперника, но Аарона это не останавливало. Он понял, что удача наконец-то повернулась к нему лицом, и строил теперь фундамент для своей удачи уже шесть лет. Однако судьба оказалась щедра на сюрпризы: она устроила ему такой, о котором он даже подумать не мог. Все сложилось как нельзя хуже. Я появился именно в тот момент, когда Аарон собрался проведать родных и уехал в Альтер, на историческую родину.
Теперь он стоял у зеркала, клял чертов фатум и понимал, что все было предсказуемо: похоже, на небесах давно предрешено, что не видать ему, Аарону, счастья. По крайней мере не с Лин. Иногда он пытался смотреть на вещи трезво и рассуждал, что Лин не единственная на свете девушка. Пару раз он пробовал познакомиться с кем-нибудь, но становилось только тошно, особенно когда Лин искренне радовалась за его редкие продвижения. Аарон обругал себя лицемером и плюнул на это. Потом он прочитал в какой-то познавательной газете статью про пингвинов: там писали, что они моногамны, и парень залез в словарь посмотреть, что это значит. Оказалось, два пингвина всю жизнь живут вместе, вдвоем, и пары у них постоянны. Аарон долго насмехался над сравнением, но в конечном счете понял, что все именно так и есть, и он всю жизнь будет любить только Лин. Тем более, в последнее время у него появился маленький союзник в лице подросшего Эвана. Они оба преследовали одну цель, но, похоже, она была недосягаема.
В углу о чем-то противно трещало радио. Аарон застонал и вырвал его из розетки. Обида грызла его просто безжалостно. Он пнул зеленую набитую под завязку сумку, которую он еще не успел разобрать. Сумка жалко покосилась, и Аарон нагнулся, вспомнив кое о чем. Он расстегнул молнию кармашка спереди и достал оттуда маленькую бархатную коробочку синего цвета. Цвет этот сейчас здорово раздражал Аарона. Не меньше, чем собственная беспомощность. Парень сжал губы, раскрыл коробок и вытряхнул на ладонь колечко. Он хотел и не мог сдаться и повернуть назад. Это было несправедливо — ведь каждый имел на право счастье.
— Ну почему этот Кристиан? — спросил парень у своего отражения, посмотрев на него сквозь кольцо. — Ну ведь страшный… Дохлый, от такого удара на пол брякнулся… Ни кожи, ни рожи. Ни денег. Художник, черт бы его побрал. Нет, ну я мог еще понять, когда было это чмо. Хотя бы поглядеть было на что. Что же ей неймется-то, не пойму, — ворчал Аарон. — А убежит от нее этот Итан? Кого она еще найдет, интересно…
Аарон вздохнул и вспомнил длинную аккуратную розу в узкой вазе, как это было стильно и красиво.
— Может, и правда — дело в цветах? — неуверенно спросил он себя. — Так я ведь тоже могу подарить. Но разве так любят? Разве в этом дело? Чушь какая-то, если честно, — пробормотал он и посмотрел на часы. На работу он бессовестно опоздал. Зато магазины сейчас были открыты, и у Аарона была уйма свободного времени. Он понял, что строить собственное счастье нужно самому. И немедленно. К любимым джинсам он надел выглаженную белую рубашку, заподозрил, что это глупо, но переодеваться не стал и уверенно направился на улицу.
— Проверка связи, — сказал он в трубку, дозвонившись до Лин. — Как слышно? Прием.
— Отлично. Ты сейчас в вашей фирме?
Мы с Лин сидели еще у нее на кухне. Я прислушался к тому, что говорит Аарон. До меня долетали обрывки его фраз.
— Да, — соврал он. — Когда тебе будет удобно, чтоб я зашел?
Лин посмотрела на меня.
— Ты же сказал, после обеда, — напомнила она, следя за мной и моей реакцией. Я даже бровью не повел, сидел, уткнувшись в свою чашку чая.
— Отлично. Значит, я буду в три.
— Да, конечно. Я Эвану передам.
— Да ведь я и к тебе, а не только к Эвану, — нарочито весело сказал Аарон. — Ладно. Чудовища нет рядом?
— Нет. Они с Дэмом ушли гулять.
— Ясно. Ну, значит, договорились? В три я буду.
— Приходи, — Лин кивнула и отключила телефон. Она посмотрела на меня немного настороженно, а я продолжал хлебать чай. — Итан, ты ведь ничего не думаешь такого… несерьезного?
Я поднял глаза. Ничего такого несерьезного я не думал.
— Нет. Только когда же мы пойдем в кафе?
— Когда хочешь. Хочешь, пойдем сейчас.
Мы вымыли посуду и вышли, решив еще немного побродить по городу. Гальер встретил нас так же приветливо, как обычно, своими теплыми кирпичами, уютными зелеными деревьями и узорами кованых оград. У одной из них две девочки и совсем маленький мальчик кидали воробьям семечки. Мальчишка подбрасывал их слишком высоко и резко, и семечки разлетались в разные стороны, а потом дождем рассыпались по асфальту и застревали между кирпичами. Скоро на пир слетелись и голуби. Мое настроение приподнялось до нормального, а потом я попросил у ребят семечек для нас с Лин, и мы тоже кинули их воробьям. Осмелевшие птицы нагло чирикали и грудью наскакивали друг на друга. Они дрались за понравившуюся семечку, хотя кругом их было несколько сотен. Лин кинула остатки двум особенно воинственным воробьям, и они перестали клевать друг друга.
— Ну, рассказывай, — девушка кивнула на мою разбитую губу. — Что вы вчера друг другу наговорили?
— С Дэмом? — я изобразил искреннее удивление. Лин недоверчиво покачала головой.
