«Дорогому Яну Шпачеку от Серёжи Серова. Артек, 1940 год».
Ян ясно сознавал, что этому портрету суждено было попасть в руки, может быть, не одной сотни людей Праги, да и не только Праги. Портрет был нужен для праздничной листовки, посвященной Первому мая.
Иван Кузьмич за время своей болезни помог ребятам так много, что они бы даже не поверили этому, если бы не были участниками и свидетелями того, что сделано. В школе нашёлся угол подвала, куда провели электричество, сделали перегородку, установили несколько маленьких верстачков, и мастерская загудела. Самое замечательное было то, что инструктор-столяр (так они назвали столяра дядю Сашу) сам почти ничего не делал, он учил ребят, показывал, что и как следует делать. Даже лозунг они придумали сами и протянули его через всю стену: «Труд — дело чести каждого пионера и школьника!»
Да, они создали мастерскую. С завода привезли огромный ящик с инструментами. И каких только инструментов тут не было: ножовки, фуганки, свёрла, молотки, плоскогубцы, щипцы, да разве всё перечислишь! А ещё у них появился небольшой переносный токарный станок по дереву. Эта машина особенно увлекла ребят.
Всем, даже Ване, который вначале холодно отнёсся к организации мастерской, нравился «Наш цех», как они называли мастерскую.
Правда, ребята думали совсем по-иному, чем директор школы. Директор считал мастерскую необходимым, но временным явлением. Пусть ребята сделают недостающие скамейки и столы и хватит с них. Ребята же думали иначе. Они надеялись, что у них будет такая мастерская, где они смогут постоянно работать, учиться, и уже мечтали о том, как превратят мастерскую в настоящий цех.
Вначале дирекция думала, что вряд ли наберётся много школьников, которые полюбят столярное дело. Но, когда в мастерской стало появляться всё больше и больше ребят, директор растерялся. А тут ещё кто-то написал в гороно, что в средней школе вместо учёбы заставляют учеников работать, вместо того, чтобы преподавать основы наук, обучают столярному ремеслу.
Когда ребята уже сделали скамейки, столы, отремонтировали парты, а мастерская продолжала работать, пришло грозное письмо из гороно — «прекратить безобразие, закрыть мастерскую». Только Фёдор Тимофеевич поддерживал начинание братьев Серовых, Громова, Шлагина, Спицына и других. Он говорил, что не видит никакого греха в том, что ребята полюбили труд в мастерской. Но указание свыше разрушило все планы ребят.
Тут-то и родилась у пионеров идея, обозначенная столь секретными и непонятными словами:
«Минархос шан хец!»
Как только Юра принёс весть о том, что мастерская закрывается, они тут же решили собраться у той самой сосны, где решались их большие и малые дела.
Прежде всего было решено, что ребята пойдут к директору школы, а если надо, то и в гороно, но отстоят свой цех. Если же этого сделать не удастся, то они тайно, без ведома директора школы, перенесут свой цех в другое место, но работу не бросят. Так родился план «Минархос шан хец». Это слова — «сохраним наш цех», написанные в обратном порядке для того, чтобы, ребята знали, о чём идёт речь, а другим было непонятно.
Пионерский сбор «Поговорим о дружбе», действительно, помог рождению хорошей и прочной дружбы между ребятами. И эту дружбу помогла закрепить мастерская, в которой всё свободное от учёбы время проводили пионеры. Работа увлекла их, сдружила, они стали чувствовать себя взрослее и серьёзнее. Ваня Спицын, названный бригадиром по сборке скамеек, отнёсся к этому с таким увлечением и так преуспел в новой роли, что достаточно было ему надуть и без того пухлые щёки, поморщиться, как занятым на той или иной работе ребятам становилось ясно: делают плохо, не так. Достаточно Серёже Серову, начальнику цеха, перед концом работы пройтись по мастерской и бросить замечание, что, мол, всюду валяются инструменты, как тут же находились «хозяева» этих инструментов, и всё убиралось на место. Словом, к тому моменту, когда пришло решение «закрыть мастерскую», у мальчиков сложилась своя дисциплина, свои порядки, своё отношение и к труду, и к своему цеху. И вот теперь всё это перечёркивалось. Но ребята решили не сдаваться.
— Как же мы перенесём наш цех? — спрашивал Юра.
— Куда, где найдём место? — приставал Женя.
А Володя, побаиваясь за дерзкую идею брата, говорил Серёже:
— Ну, помогли школе и довольно, раз нельзя иметь мастерскую.
Только Ваня вдруг проявил небывалую настойчивость и поддержал Серёжу. Может быть, потому, что инициатива организации мастерской принадлежала его отцу. Он заявил:
— Было бы место, а цех перенесём. Каждый из нас сходит в мастерскую два-три раза, захватит с собой по нескольку инструментов, и от мастерской останутся одни стружки да наш лозунг на стене…
— А станок по дереву? — спросил Юра.
— И это унесём, как устроимся на новом месте.
— Но ведь это же получается, что мы украдём всё? — возразил Женя.
— А вот и нет. Мы же всё сохраним, и если надо, потом сдадим заводу. Правда, Ваня? — спросил Серёжа.
— Точно. Я папке потом так и скажу: унесли, так как хотели работать!
В тот же вечер «цех» начал «перекочёвывать» в дровяник Серёжи, помещавшийся в подвале трёхэтажного кирпичного дома. В один вечер там появился электрический свет и порядочное количество различных инструментов, аккуратно переписанных в тетрадь для учёта и сохранности.
И вот вскоре перепуганный сторож прибежал к директору школы и доложил, что с мастерской беда, все инструменты исчезли. Директор не поверил, но когда зашёл в подвал, то, действительно, увидел только стружки да токарный станочек по дереву. Даже лозунг, написанный на ватмане, и тот исчез.
Отсутствие лозунга, собственно, и привело директора к мысли, что мастерскую разорили ребята.
Директор, многозначительно хмыкнув, ушёл, а сторож принялся за уборку помещения. Вот здесь он и обнаружил важную улику против Серёжи и Вани.
В день, когда предстояло осуществить «великое переселение» мастерской в подвал Серовского дровяника, Серёжа написал следующую записку:
«Янав! План «Минархос шан хец» будем проводить в действие сегодня. Надо собраться всем у сосны в 20.00. Захвати с собой какую-нибудь сумку, она необходима.
Ажерес».Если бы в другое время сторожу школы попала в руки такая записка, он бы с лёгким сердцем искурил её, так как она была написана на тонкой бумаге. Однако сейчас, подбирая стружку в бывшей мастерской, сторож, словно Шерлок Холмс, принюхивался, присматривался, что называется, старался изучить и обследовать все уголки, чтобы понять, кто утащил инструменты. Он развернул листок и начал читать, но так ничего и не понял. Всё же забавную бумагу он сунул в карман и принялся за своё дело по уборке подвала.
Озадаченный случившимся, директор поднялся к себе в кабинет и решил позвонить на завод Ивану Кузьмичу, чтобы узнать, не увезли ли инструменты обратно на завод. Однако он тут же одумался: такого произвола никто из заводских людей учинить не мог, да и кто мог забрать обратно, коль инструменты официально подарены пионерам.
Больше того, такой разговор Ивану Кузьмичу мог показаться странным, и он мог бы сказать: «Как же так, пионерам школы подарили инструмент, а вы, директор, допустили, чтобы их растащили». Обозвав про себя сторожа «шляпой», рассерженный директор решил лично заняться розысками инструментов. Первая мысль была о том, чтобы завтра же вызвать Серёжу Серова и Ваню Спицына. Директор был уверен, что это их рук дело, но доказательств никаких не было и публично «позорить» Серова, организатора сбора средств на танк «Пионер», отличника, — не совсем педагогично. Начинать со Спицына также неудобно. Тот, чего доброго, расскажет отцу, и кто знает, что подумает Иван Кузьмич о порядках в школе.
Между тем мастерская, или, как теперь ребята звали её, «Наш цех», действовала вовсю, но для малого круга ребят. Там были оборудованы верстаки, подготовлено рабочее место.
Ничего не зная о событиях в школе, Иван Кузьмич как-то заговорил с Серёжей и сыном:
— Ну как, ребята, мастерская?
— Ух, мы и поработали! — живо отозвался Ваня.
— Сколько скамеек, столов сделали и все парты починили! — добавил Серёжа.
— А теперь что делаете?
Ребята замялись. Они не знали, что сказать.
— Нет работы? — спросил Иван Кузьмич.
— Угу! — неопределённо буркнул Ваня.
— А у нас, ребята, так много работы. Были бы вы постарше, небось помогли бы нам!..
Ребята словно того и ждали. Оба сразу оживились, готовые на всё, чтобы как-нибудь оправдать свой поступок.
— Мы и сейчас поможем, Иван Кузьмич, у нас же каникулы! — подхватил эту мысль Серёжа.
— А что надо сделать, папа?
