Там уже потушили свет. Задняя дверь была не заперта и раскачивалась на ветру, словно приглашая меня зайти.
Но я обошел дом и подкрался к окну в комнате Ханны. Серебряный свет луны заливал оконное стекло, отчего оно, словно зеркало, отражало деревья.
Внутри ничего не было видно. Но окно было чуть приоткрыто.
— Ханна… — позвал я громким шепотом. — Ханна, ты спишь?
В комнате послышалось движение. Занавески раздвинулись.
— Кто там? — раздался сонный голос Ханны.
— Это я, Алекс, — зашептал я, поднявшись на цыпочки. — Подойди к окну.
— Алекс? Что ты тут делаешь?
— Я хочу сделать снимки Марлингов, — объяснил я. — Пойдешь со мной, Ханна?
— Чего ты говоришь? Снимки? Но уже поздно, Алекс. Я спала, а…
— Каждую ночь из их дома доносится звериный вой, — не сдавался я. — А потом кто-то или что-то выпрыгивает из окна спальни и мчится в лес. Дядя говорит, что это их псы, но…
— Я же говорила тебе, — перебила меня Ханна. — Нет у Марлингов никаких собак. Они оборотни. Можешь не верить мне, но это правда. Твои тетя и дядя знают об этом, но не хотят тебя пугать.
— Потому я и задумал сделать фото, — продолжал объяснять я. — Я буду первым, кому удалось снять на пленку оборотней. Одевайся, 'Пошли, — упрашивал я. — Мне хочется, чтоб ты тоже увидела.
— Ты спятил, Алекс. Это же так опасно. Ты говорил об этих растерзанных животных. Их же разорвали на куски. Если Марлинги заметят тебя, они и тебя разделают на кусочки.
От этих слов меня мороз по коже подрал. Но я раскрыть эту тайну и сделать снимки.
— Они нас не увидят! — заверил я ее. — Мы спрячемся в кустах за домом.
— Нас? Да ты что, Алекс? Я ни за что не пойду. Я отстраха умру. Я и тебе говорю: шел бы ты лучше домой.
— Ну Ханна, — упрашивал я, схватив ее за руку. — Пойдем, ну же, Ханна. Разве тебе не хочется посмотреть на оборотней?
— И не подумаю! — резко крикнула Ханна, выдергивая руку. — Иди домой, Алекс. Это не игрушки. Это действительно опасно.
— Но послушай, Ханна…
Но она закрыла окно.
Я тупо смотрел на деревья, отражающиеся в стекле. Кто знает, может, она права. Снова по спине пробежал холодок. Может, я лезу куда не надо и опасность в самом деле велика. Если Марлинги застукают меня…
Раздался низкий рев. Я с трудом проглотил комок, застрявший в горле. И застыл на месте.
Оборачиваться было бессмысленно. Я и так знал по звуку.
Оборотень был прямо за спиной.
Раздался новый рев. Я невольно вскрикнул.
Ноги у меня подгибались. Я судорожно вздохнул и круто повернулся, чтобы увидеть зверя.
Никого.
Ни души.
Пустота.
Я проглотил комок, подступивший к горлу, Во рту пересохло.
Новый рев. Тут только до меня дошло, откуда он доносится. Из окна спальни Марлингов.
Они сейчас выпрыгнут, сказал я себе. Я слышал точно такие же звуки каждую ночь перед тем, как они вылезают через окно.
А я стою на открытом месте и виден со всех сторон. Они же меня сразу увидят!
Ноги мне не повиновались. Но я стиснул зубы, набрал полную грудь воздуха и усилием воли заставил себя сдвинуться с места.
Кроссовки заскользили по мокрой траве. Я чуть не упал, но удержался и бросился к кустам, разделявшим участки тети и дяди и Марлингов.
Тяжело дыша, я упал на колени. Сердце колотилось так сильно, что ломило в груди.
Я пригнул голову и схватился за ремешок камеры.
Из открытого окна Марлингов раздался жуткий звериный вой. Луна высветила стену с окном спальни. На дворе стало светло как днем Трава сверкала инеем.
Я стал расстегивать молнию футляра. Надо было сделать это как можно быстрее и извлечь камеру. Но руки у меня так тряслись, что я никак не мог расстегнуть проклятую молнию.
Снова послышался вой. Я резко повернулся к окну.
В окне появилась темная фигура.
С подоконника свесилась нога.
Потом другая.
Стройная фигура опустилась на землю.
Все произошло так быстро. Словно время вдруг убыстрило свой ход.
Не отрывая глаз от окна, я сражался с молнией на футляре.
Вторая фигура выскользнула из темного окна Марлингов.
Теперь уже две смутные фигуры стояли на земле и потягивались.
Человеческие?
Нет, волчьи.
Человеческие.
Что это на них?
Накидка с капюшоном?
Темные тяжелые меховые накидки, наброшенные на плечи, свисали вниз.
Они стояли спиной ко мне. Лиц я не видел.
Держа руки на поясе, они потягивались, выгибали спины, наклонялись сбоку на бок, словно спортсмены, делающие разминку перед большим забегом.
А потом запрокинули головы — и завыли на луну!
«Повернитесь! — молча молил я, пригнувшись за кустами. — Ну что вам стоит, повернитесь. Я хочу увидеть ваши лица!»
— О-о-о-о! — Невольно воскликнул я, когда увидел, как их меховые накидки задвигались. Они стали вращаться вокруг них, все плотнее облегая тела.
И тут до меня дошло, что никакие это не накидки. Это были звериные шкуры.
Мохнатые шкуры. С передними лапами.
Темный мех все плотнее прилегал к человеческим формам. Он как-то растекался по всему телу, покрывал головы, ноги, руки, ладони.
— О-о-о-о…
Меня всего трясло. Я уронил камеру и обеими руками обхватил себя. Обхватил изо всех сил, стремясь удержать собственное тело, чтоб его не разорвало.
Две неясные фигуры снова завыли, воздев мохнатые руки над головами. На лапах серебром сверкнули когти.
Оба существа протянули друг к другу лапы с выступавшими когтями, как бы игриво падая друг на друга. С рычанием и сопением они опустились на четыре конечности.
Теперь ничего человеческого в них не осталось.
Это были животные… волки…
Ханна права, понял я. Она говорила правду. Марлинги — оборотни. При свете луны они превращаются в волков.
С трудом переводя дыхание, я снова схватился за футляр и снова никак не мог расстегнуть молнию. Наконец кое-как умудрился открыть ее.
И тут они повернулись ко мне. Оба существа повернулись прямо ко мне.
Два волка!
Темные глаза пристально смотрели из-под мохнатых надбровных дуг. Мохнатые пасти раскрылись, обнажив два ряда крепких клыков.
Оборотни. Марлинги — оборотни. Человеко-волки!
С негромким рычанием они обнюхали друг друга. Я поднял камеру и встал на колени.
Я приготовился нажать на затвор. Ну, снимай, Алекс, снимай же, приказал я себе.
Но у меня так дрожали руки, я не был уверен, что камера не ходит ходуном.
Снимай же! Ну, снимай же!
Я заглянул в видоискатель. Я чуть привстал» чтобы подняться над кустами.
— О-о-о-о!
Острая ветка хлестнула меня по лицу.
Я невольно выпустил камеру, и она упала с глухим стуком.
Волки повернули головы.
И посмотрели прямо на меня!
Я приник к земле. Прямо распластался по ней. И так лежал, затаив дыхание и стараясь не дышать.
Заметили они меня или нет. Заметили или нет?
Я чуть приподнял голову, чтобы следить за ними из-под нижней ветки куста.
Они вытянули головы и нюхали воздух.
Чуют они меня или нет? Знают, что я прячусь рядом?
Может, готовятся к прыжку и сейчас на куски разорвут меня своими сверкающими, как серебро, когтями?
Я лежал не дыша и исподлобья следил за ними.
Некоторое время они, тяжело сопя, принюхивались, а затем повернулись и, оттолкнувшись от земли всеми четырьмя лапами, помчались прочь к лесу.
Я подождал еще немного, пока совсем стихли их мягкие прыжки, рычание и сопение.
Потом по-пластунски подполз к камере и поднял ее с земли.
Моя камера!
Я так и не снял ни одного кадра. Ни единого снимка.
Я поднялся на непослушные ноги и стер с объектива капельки росы. Потом взглянул в сторону леса.
Надо идти за ними, решил я. Надо сделать хоть несколько снимков. Такой шанс бывает раз в жизни!
Если мне удастся снять настоящего оборотня, я прославлюсь! Я так и видел себя на первых страницах газет и на обложках журналов. Я представил свои фотографии Марлингов на вернисаже в галереях, где выставляют фантастические фотографии.
Я думал еще о том, как будут гордиться мной дядя Колин и тетя Марта.
От этой мысли я внезапно вздрогнул. Дядя Колин и тетя Марта сейчас работают где-то в лесу. Подкарауливают ночные создания.
Знают ли они о том, что на воле рыщут два оборотня? Знают ли, что два оборотня бегают по лесу в поисках добычи?
Они в опасности, подумал я.
Конечно, следовать за оборотнями в лес неразумно — да и опасно, наконец. Но теперь у меня были уже целых две причины пуститься в погоню за ними. Сделать несколько снимков и предупредить об опасности тетю с дядей.
Глядя на темнеющий впереди лес, я сунул камеру в футляр и перекинул ее через плечо, затрусил по заднему дворику в лес, придерживаясь свежих следов на подмерзшей траве.
