– Целый день мотался, — говорил он ей по телефону. — Нашел. Да, такой лысый, невзрачный, все как Мама описывала. Нет, он даже со мной и разговаривать не стал — кремень-старик. Ну, спросил: вы из милиции, что ли? Нет, говорю. На этом разговор и окончился.
– Жалко, — посочувствовала ему Лена. — Только давай еще одну попытку сделаем. Попробую я этого неподкупного служаку разговорить. Есть у меня одна идея.
– Какая? — поинтересовался Васька.
– Завтра расскажу, — решила подразнить его Ленка. — Если она выгорит…
Домой Васька шел в плохом настроении.
Плохо было уже то, что ему пришлось врать Ленке. Кстати, наверное, лучше ее от этого дела отстранить. Еще случится, не дай Бог, что… Не случайно же Кожаный к нему привязался. Выходит, на что-то они с Ленкой действительно напали. На какой-то след. С которого Кожаный его всячески хочет сбить. Нет, неправильно, не только Кожаный. Он — исполнитель. Ведь кто-то давал ему по телефону указания. Интересно — они действуют вдвоем или тут целая организация?
Задавая себе все эти вопросы, Васька опомнился только тогда, когда поднял у какой-то стройки короткий отрезок стальной трубы.
Инстинкт подсказывал ему, что следует предпринять меры безопасности.
Следующий день начался с пренеприятнейшего события.
Первым уроком, как и значилось в расписании, должна была быть алгебра.
Однако прошло уже пять минут, а преподавательница этого предмета — Вера Николаевна Колокольцева, в просторечии Колокольчик, не появлялась.
– Щас нам подменять Колокольчика кто-нибудь придет, — мрачно стал пророчествовать Рентген. — И будет это Овчарка.
– Смотри у меня, если накаркаешь! — сунул Рентгену под нос свой кулачище Стоматолог.
Если Веру Николаевну ученики старших классов, и тем более малышня, терпели без напряга, то завуча по учебно-воспитательной работе чуть ли не в открытую ненавидели.
Колокольчик была, по определению Мамы, «девочка-цветочек»: одевалась всегда строго и скромно, обращалась с учениками вежливо, никогда им не тыкала и смотрела сквозь пальцы на их многочисленные художества.
Овчарка же была человеком совершенно противоположного склада характера. Малейшее неповиновение выводило ее из себя. Как только Овчарка замечала какой-то вопиющий, по ее мнению, беспорядок — запах сигарет от мальчишек или накрашенные ресницы у девчонок, она тут же покрывалась красными нервными пятнами, принималась вопить что есть силы и обсыпать провинившегося угрозами. При этом не имело значения, в самом ли деле человек виноват или его прегрешения были плодом богатого воображения завуча — самой Овчарке это уже важно не было. В эти моменты она рвалась вперед, как нервная собака, что, хрипя и надсадно лая, тащит за собой хозяина, проклинающего вредный нрав своей псины. Именно за такие черты своего характера Овчарка в конце концов и получила столь нелицеприятную кличку.
Пока Рентген и Стоматолог выясняли отношения, Мама с Кочерыжкой, перемигнувшись, уже было собрались двинуть из школы прочь — в магазин модных тряпок «Наф-Наф». В это время в двери вальяжной походочкой ввалился Бакс, и девчонки налетели прямо на него.
– А у нас Колокольчик заболела! — первой доложила Баксу радостную новость Кочерыжка.
Но в этот момент в класс вошла преподавательница алгебры. Она рухнула на стул, сняла с носа очки и стала нервно полировать их стекла носовым платочком.
– Что случилось, Вера Николаевна? — спросил Стоматолог после минутной паузы.
Стоматолог, после того как Колокольчик целый месяц ходила к нему в больницу заниматься алгеброй, относился к ней с таким же благоговением, как к своему тренеру — чемпиону Европы по боксу.
– Ребята, я понимаю, что задаю риторический вопрос, но все-таки… Кто сегодня утром взял из учительской журнал?
Мама выразительно посмотрела на Кочерыжку, но та едва заметно покачала головой. Стоматолог зыркнул в сторону Рентгена, но ничего не разглядел за его темными очками. Кальсон открыл было рот, чтобы что-то сказать, но промолчал.
Ситуация складывалась идиотская.
Дело в том, что как раз на вечеринке у Васьки кто-то в шутку кинул фразу о том, что неплохо было бы свистнуть в конце учебного года классный журнал. Мол, наставили препы двоек и тройбанов, вот пусть потом повспоминают, что и кому они лепили.
Шутку подхватили, немного ее помусолили, выдумывая новые варианты предложенной затеи: сделать точную копию журнала, но со скорректированными отметками и подменить его или просто залить чернилами и вернуть на место с надписью: «Это зделал выпускник школы Фантамас!!!»
Конечно, никто не собирался заниматься этим опасным и малопредсказуемым делом всерьез. Кто его знает — ты журнал стибришь, а потом тебе же устроят переэкзаменовку по всем предметам!
Но теперь, со слов Колокольчика, выходило, что кто-то все же сподвигся на это мероприятие.
– Это не игрушки, ребята, — вернула очки на нос Колокольчик. — Лучше бы вам его вернуть. С милицией шутки плохи…
Не успела Колокольчик договорить, как дверь класса отворилась, и какой-то шустрый пятиклассник, решивший, видимо, заработать себе благоволение завуча, выпалил:
– Буслаева к Овчар… К Людмиле Игоревне вызывают!
До Васьки не сразу дошло, что эта фраза относится к нему. Но, почувствовав толчок Рентгена, недоуменно воззрился на Колокольчика.
– Ну иди, раз вызывают, — пожала плечами Колокольчик.
С нехорошим предчувствием в душе, ибо ни за чем хорошим к Овчарке вызвать не могли, Васька поплелся к двери.
– Пропусти, что ли, папский нунций, — отодвинул в сторону Васька младшеклассника.
Тот, однако, еще не проходил историю инквизиции, а потому иронии в свой адрес не понял…
Овчарка сидела в своем кабинете за столом, заложив ногу на ногу, всем своим видом выражая нетерпение по поводу еле телепающегося по ее вызову ученика Буслаева.
– Здравствуйте, — довольно робко протиснулся Васька в дверь к грозной завучихе.
– Здравствуй-здравствуй, герой, — бросила на Ваську взгляд поверх очков Овчарка, — ну-с, садись, рассказывай.
– Что рассказывать? — присел на край стула Васька и почувствовал себя пионером-героем на допросе в гестапо.
– Тебе виднее, — прищурилась Овчарка и принялась похлопывать указкой по ладони, — так я жду…
Васька уже догадался, что речь пойдет о пропавшем журнале. Овчарка за долгие годы работы в школе разработала целую серию изощренных приемов, с помощью которых она, по ее выражению, «поддерживала в школе порядок». Один из них состоял в том, что пойманные ею на месте преступления дети (а иной раз и добровольцы — попадались и такие)совали ей под дверь записочки, в которых закладывали своих товарищей, сообщали, кто был инициатором побега с урока, кто стащил из буфета булочку или курил перед уроком за углом.
Но Васька, к счастью, никогда не попадал в сферу пристального интереса Овчарки, а потому не мог понять, чего от него ждут. Может быть, кто-то уже стуканул, что на вечеринке у него, вернее, у деда дома они в шутку говорили о том, что неплохо бы было увести журнал? И теперь его просто-напросто берут на пушку?
– Да нечего мне рассказывать, — чистосердечно сказал Васька.
– Да ты еще и лгун, Буслаев, — продолжала ритмично похлопывать себя по руке указкой Овчарка. — Лгун, лжец, враль! Куда ты дел журнал?!
Васька понял, что дело принимает нешуточный оборот — Овчарка начала выходить из себя.
– Молчиш-шь? — прошипела завучиха, наклоняясь к Ваське так близко, что отлетевшая слюна брызнула ему прямо в лицо. — Ну, молчи-молчи. Только знай, что выбитое стекло, сломанный в учительской замок в сумме потянут на уголовное дело. Да-да, на уголовное!
– Я не крал журнал, — покрылся Васька холодным потом.
Но Овчарка его уже не слушала:
– На уголовное! Вы, конечно же, теперь все ученые, знаете, что до совершеннолетия в тюрьму не посадят. Но ничего, голубчик ты мой, ничего! Тебе срок условно дадут! И потом посмотрим, в какой институт ты сможешь поступить и куда на работу устроиться! Вы у меня все там будете, воры, бизнесмены, предатели Родины!
Васька не понял, почему Овчарка отнесла его к так ненавидимым ею бизнесменам и предателям Родины, но от того, как она зашлась в гневе, ему стало не по себе. И все-таки он решился еще раз перебить — и довольно громко — завучиху:
– Да с чего вы взяли, что это я?!
Овчарка захлебнулась на полуслове, как долговременная огневая точка, накрытая минометным огнем. Но тут же, глотнув воздуха, понеслась в новую атаку:
– А с того, милый ты мой, гос-сподин Буслаев, что об этом говорят оперативные сведения.
– Какие еще оперативные сведения? — разозлился вдруг Васька и встал со своего места. — У вас тут что — Петровка, 38? Огарева, 6?!
– Видели тебя, голубь ты мой, видели-с, как ты в окно влезаешь, как вылезаешь с журналом… Смотри, не признаешься, я сейчас в милицию звоню, и тогда тебе же хуже будет!
