Сначала Вивекасвати вместе с другими крысами посмеивался над старым аскетом. Но как-то ночью он заметил, что комната отшельника залита ярким золотистым светом. Он очень удивился, так как знал, что йог никогда не пользовался лампами и светильниками.
Вивекасвати вылез из норы и обомлел: старый йог покачивался в воздухе на высоте примерно в пять крысиных ростов от пола и сиял не хуже, чем прожектор на пограничном катере. Вивекасвати зажмурился, а затем почему-то брякнул:
— Ну, парень, даешь! Тебе бы в цирке выступать!
К удивлению бандикоты, отшельник, клацнув костями, шлепнулся на землю и, с необычайным проворством ухватив Вивекасвати за хвост, поднял его высоко над землей.
— Ах ты, мерзкое божье создание! — с несвойственной ему эмоциональностью произнес йог. — Мне ведь прекрасно известно, кто прогрыз дыру в моей единственной набедренной повязке.
Вивекасвати безвольно обмяк в цепких костлявых пальцах, понимая, что оправдываться бесполезно.
— Но поскольку закон Дхармы утверждает, что все мы — братья, — продолжал тем временем йог, — я поступлю с тобой по-родственному. Вряд ли ты помнишь, мелкий зубастый грызун, что в прошлой жизни ты был моим учеником, грязным, тупым и прожорливым лентяем. Ты сбежал, утащив мою любимую чашку для подаяния, похитил у меня величайшую драгоценность в мире и оказался настолько глуп, что сам сунулся в пасть крокодилу, который тебя и сожрал. Сейчас карма вновь привела тебя в эту хижину, и на этот раз ты не сбежишь, пока не выучишь наизусть все буддийские сутры[9].
С этими словами аскет прочитал заклинание, и на земле возник огненный круг. Нарандапунанда бросил Вивекасвати в центр этого круга. Тот попытался убежать, но пересечь пылающие границы было невозможно. Вернувшись к центру круга, бандикота увидела толстенную книгу буддистских сутр, приветливо раскрытую на первой странице.
Несколько лет Вивекасвати с отвращением зубрил сутры. Наконец настал день, когда книга сама собой захлопнулась, а огненный круг погас. Он был свободен! Вне себя от счастья, Вивекасвати бросился бежать со всех ног, подальше от хижины летающего отшельника и ненавистных сутр.
Бандикота мчалась, не разбирая дороги, много дней и ночей, лишь изредка останавливаясь, чтобы перекусить или ненадолго вздремнуть. В конце концов, отощавшая и измученная крыса свалилась без сил на берегу прозрачного горного ручья. Помутившимся взглядом бандикота обвела окружающие ее со всех сторон заснеженные пики священных Гималайских гор и потеряла сознание.
Вивекасвати очнулся оттого, что кто-то щедро брызгал на него водой из ручья. Над бандикотой возвышался огромный невиданный зверь.
"Настал мой последний час", — подумал Вивекасвати, но дружелюбная улыбка и ласковые глаза зверя оставляли слабую надежду на то, что сразу его не съедят.
Зверь смахивал на медведя с массивной головой и крупными стоячими ушами. Он был покрыт густой и мягкой белой шерстью. Нос, уши, кольца вокруг глаз и лапы медведя были черными, а туловище опоясывала аккуратная черная полоса.
— Наконец-то ты очнулся, ученик Нарандапунанды, — сказал зверь, — а то я уже начал беспокоиться.
— Кто ты такой? — удивленно спросил Вивекасвати, поднимаясь с земли. — И откуда ты меня знаешь?
— Я — большая панда, китайский бамбуковый медведь, — ответил зверь. — Мое имя — Юнь Чжоу. Я брожу по этим горам, собираю легенды о сотворении мира и изучаю различные учения. Тебя я не знаю, но каждое учение имеет особенный едва ощутимый аромат. По этому аромату я и догадался, что ты ученик Нарандапунанды. Должен сказать, что тебе повезло. У тебя был превосходный Учитель. Правда, — и тут Юнь Чжоу принюхался, — тебя трудно назвать хорошим учеником.
Впервые в жизни Вивекасвати стало стыдно. То ли от стыда, то ли от голода и у усталости у него заложило уши и зашумело в голове. Перед ним, словно соткавшись из воздуха, возникло усмехающееся лицо Нарандапунанды. Пронзительный взгляд Учителя проник прямо в его душу, и Вивекасвати неожиданно понял, что буддийские сутры — не просто набор слов для наказания наглых крыс, и что в них действительно заключен некий непостижимый для него смысл. В этот самый момент Вивекасвати, бенгальская крыса бандикота, встал на путь Ищущих Истину.
Вивекасвати подружился с Юнь Чжоу и вместе с ним начал путешествовать по Гималаям, встречаясь со святыми, отшельниками, аскетами, поклонниками дьявола, Будды и Вишну и собирая древние легенды и предания.
Вскоре Вивекасвати понял, что его друг — далеко не простой бамбуковый медведь.
Панда свободно владел множеством человеческих языков и диалектов, каллиграфическим почерком выводил китайские иероглифы и, казалось, знал все на свете. Даже заросшие волосами святые из дальних пещер оказывали медведю почести. Один аскет, высохший, как старая вобла, как-то не выдержал и с завистью в голосе прошептал, полагая, что Юнь Чжоу его не слышит.
— У, зверюга мохнатая, дома ему не сидится. Святые столетиями умерщвляют плоть, чтобы попасть туда, где он запросто может бывать, а он по земле шляется, сказочки собирает.
Заметив, что Вивекасвати навострил уши, высохший аскет с резвостью, неожиданной для его возраста, юркнул в гроб, где обычно проводил большую часть времени, и сделал вид, что пребывает в трансе.
Сгорающий от любопытства Вивекасвати пристал к панде, как муравей к куску сахара, пытаясь узнать, откуда бамбуковый медведь пришел, и где его дом. Юнь Чжоу долго отшучивался, называя разные места в китайской провинции Сы-Чуань, чем приводил бенгальскую крысу в полное неистовство.
Придя в отчаяние после очередной безуспешной попытки, Вивекасвати залез на баньян, обернул свой хвост вокруг ветки и завязал его узлом. Юнь Чжоу с легким удивлением наблюдал за его манипуляциями.
— Что это ты делаешь? — осведомилась панда.
Вивекасвати отцепился от ветки и, раскачиваясь, повис на хвосте вниз головой.
— Я объявляю голодовку протеста, — упиваясь жалостью к себе, заявил он драматическим тоном.
Крупная слеза выкатилась из уголка его глаза и застряла, сверкая и переливаясь, в жестких крысиных усах. Уронив еще две слезы, Вивекасвати сообщил, что скоро он погибнет от голода и жажды, а бездушные грифы растерзают его хрупкое изнуренное тело.
Ласковые глаза медведя заискрились сочувствием. Вкрадчивым голосом опытного психиатра он произнес:
— К чему такие крайние меры? Может, ты спустишься, и мы спокойно все обсудим? Существуют ведь и более мягкие формы протеста. Если хочешь, я даже готов протестовать вместе с тобой.
— Нет, — завопил Вивекасвати, обильно орошая баньян слезами. — Я протестую против тебя, изверг! Лучше я умру от голода и жажды, чем проведу остаток своих дней, терзаясь от неудовлетворенного любопытства. Почему ты отказываешься сказать мне, откуда ты пришел? Клянусь, что сохраню твою тайну. Или ты не имеешь права ее разглашать? Может, ты связан со спецслужбами?
Панду даже передернуло от такого заявления крысы.
— Какие еще спецслужбы! — возмутился он. — Делать мне больше нечего. Я сам по себе. Делаю то, что хочу, и ни на кого не работаю. И место, откуда я пришел, совсем не тайное. Очень многие знают о нем. Ладно, будем считать, что ты меня уговорил. Отвяжи хвост от ветки и спускайся вниз. Я все тебе расскажу.
Тут Клык Мудрости замолчал и поднял лапу, привлекая внимание собак и барсука.
— А теперь слушайте внимательно. То, о чем вы сейчас узнаете, имеет непосредственное отношение к вашим планам. Место, откуда пришел Юнь Чжоу и где находится его дом — это и есть то самое место, где вы сможете открыть свое детективное агентство. Это место имеет множество названий на разных языках и диалектах, но мы будем называть его в точности так, как называл его панда — Звериный Рай.
— Звериный Рай? — в один голос переспросили собаки и барсук. — Неужели такое место действительно существует?
Клык Мудрости был явно доволен произведенным впечатлением. Он встал, потянулся, прошелся вдоль мусорной кучи, ловко подцепил пустую консервную банку, стряхнул с нее соринки и сел на нее, привалившись спиной к стопке старых журналов. Три пары глаз, не мигая, смотрели на крысу. Детективы затаили дыхание в предвкушении продолжения. Клык Мудрости не заставил себя долго ждать.
— Вот, что было дальше, — сказал он. — Вивекасвати слез с баньяна, и Юнь Чжоу рассказал ему историю Звериного Рая.
— Место, где я живу, называется Звериный Рай, — обращаясь к Вивекасвати, сказал Юнь Чжоу. — Я потратил много лет, изучая древние папирусы, сравнивая легенды разных народов, расспрашивая разных людей и животных. В конце концов, мне удалось узнать историю того, как это место возникло. Я расскажу тебе ее с самого начала, то есть с момента сотворения мира.
