– Может, со стороны оно так и есть, – отмахнулась от моего комплимента артистка. – Но сама я себя неуверенно чувствую. И знаю, что такая неуверенность может сыграть нехорошую шутку. Вдруг ее публика почувствует? Вот я и решила напроситься на пару уроков аристократических манер.
Мне стало немного смешно, потому что я сама за собой аристократических манер не замечала. Но потом вспомнила, что меня гувернантка многому учила, а еще больше папины замечания о том, как себя вести в том или другом случае. Он умел учить так просто и доступно, что любая наука переставала быть в тягость, превращалась в игру. И еще я подумала о том, что скоро будет бал, и мне самой неплохо бы вспомнить о некоторых манерах, принятых в приличном обществе.
Мы дождались, пока все разойдутся, и приступили к занятиям. Да так ими увлеклись, что я забыла о назначенной встрече с Петей. Спасибо, что в этот раз он не стал топтаться на крыльце в ожидании меня, а набрался храбрости зайти в театр.
– Эх, мне даже жалко стало, что такая красивая версия оказалась ложной! – сказал Петя, когда мы вышли на улицу и направились в сторону университета.
– Ну, может, и не совсем ложной, – поправила его я.
– А я вот Гоше верю, что вряд ли карлик может быть членом преступной шайки!
– Я ему тоже поверила, так как аргументы у него убедительные. Но с другой стороны, если вспомнить виденные нами следы да и весь характер места преступления, то и мы с вами не могли полностью ошибаться. В наших выводах тоже есть рациональное зерно. Да и совсем участие карлика даже Гоша не отрицал.
Мы на некоторое время замолчали, потому что подошли к воротам, ведущим в университетскую рощу. Это было одно из самых красивых мест в городе. Да, наверное, и не только в этом городе. Через белую арку ворот к белому же, молочного оттенка, зданию университета, выстроенному в строгом классическом стиле, вела дорога в добрую сотню шагов. И все это пространство от ворот и до фасада устилал ковер чистейшего, отливающего голубизной снега. Дополняли картину белые с черными крапинами стволы берез, растущих по обеим сторонам от дороги.
Мне хорошо запомнилось, какой зеленой была эта роща в день нашего приезда, как красиво вызолотилась ее листва осенью. Сам университет смотрелся прекрасно и на зеленом, и на золотом фоне. Но вот так великолепно, белоснежно и серебристо, как сейчас, он мог выглядеть только теперь, ясным зимним днем.
Говорить вовсе не хотелось. Хотелось просто дышать и любоваться.
Мы подошли ко входу в университет. Петя распахнул передо мной двери и, шагнув следом, тут же снял фуражку. Шаги наши по широкой лестнице гулко отдавались под округлыми сводами.
– К кому изволите, господа? – спросил швейцар.
– Здравствуйте. Мы в музей, к ассистенту Николаю Николаевичу Оглоблину, – ответил Петя.
– Проводить вас или сами дорогу знаете?
– Знаем, спасибо.
Мы поднялись на второй этаж, прошли мимо распахнутых дверей университетской церкви и почти сразу оказались на месте: музей располагался рядом с церковью.
Помещение было просторным и высоким. И полупустым. Даже несмотря на внушительных размеров чучело мамонта в центре. Понятно, что мы оба сразу принялись рассматривать диковинного зверя, давным-давно жившего в этих краях, и не заметили появления рядом с собой приятного молодого человека с аккуратной русой бородкой и усталыми глазами.
– Здравствуйте, молодые люди, – приветствовал он нас. – Если я правильно понимаю, то вы Петр Александрович, а вы Дарья Владимировна? Меня же зовут Николай Николаевич. Чем могу быть полезен?
– Нам рекомендовали вас как лучшего специалиста по истории Сибири, – начал Петя, но господин Оглоблин его перебил:
– Тогда вас отправили не по адресу, потому как я не могу считать себя даже просто специалистом в этой области, а не то что лучшим.
– Как же так? – принял его слова за чистую монету Петя. – Мне говорили, что вы и премии за лучшую работу по истории Сибири удостоены.
– В том куда большая заслуга профессора Сибирякова, чем моя собственная. Он и экспедиции организовывал, и написанием моей статьи руководил. Впрочем, если вы скажете, с каким вопросом пришли, то, может, и моих скромных познаний достанет на него ответить…
– Не знаете ли вы что-либо об оружии, кусочек которого мы с собой принесли? – спросила я, протягивая скромному сверх меры ученому пакетик с уликой.
Господин Оглоблин извлек осколок, и на его лице отразилась искренняя заинтересованность. Он осмотрел кусочек кости со всех сторон, вынул из кармана лупу и начал повторный осмотр, напомнив мне своей детской увлеченностью Петю.
– Забавно! – наконец заговорил он. – С уверенностью могу сказать две вещи. Во-первых, что данный фрагмент представляет собой обломок лезвия костяного ножа, выточенного из моржового зуба. Так нередко называют клыки моржей, мало в чем уступающие по своим качествам слоновой кости. Во-вторых, лет ему немало. Может, двести, а может, и все пятьсот. Но не меньше двухсот. Это определенно. Что еще? Ножей такой необычной трехгранной формы мне видеть прежде не доводилось. А вот слышать слышал.
Он задумался.
– Точно. Именно по такому поводу. Ох, извините, у меня привычка рассуждать и все припоминать вслух, хотя со стороны это странно смотрится. Так вот, слышал я о подобных ножах в связи с одним племенем, проживающим на территории Монголии.
Он внимательно посмотрел на нас: все ли понимаем и не нужно ли чего объяснять. Похоже, решил, что пока такой необходимости нет, и продолжил:
– Племя это мало общего имеет с самими монголами и иными народами, там обитающими. Скорее оно ближе к тем народностям, что сейчас населяют север Сибири. Но это из области предположений, хотя и объясняет, как сей предмет мог оказаться в наших краях. Ножи такого рода полностью вырезались из кости, и шаманы племени использовали их в ритуальных целях. Вот и все, что мне известно.
– А что-нибудь о внешнем облике людей этого племени известно? Какие-нибудь антропометрические данные? – осторожно спросила я, боясь вспугнуть собственную догадку.
– Э-э-э… Человек, от которого я, собственно говоря, все это и слышал, сравнивал их с пигмеями.
– Но пигмеи – это же только легенда! – возмутился таким ненаучным подходом гимназист.
– Если вы говорите о мифическом племени пигмеев, воевавших с журавлями[19], то совершенно правы. Но на Африканском континенте обитает вполне реальное племя весьма низкорослых людей, которых вполне официально именуют пигмеями. Кстати, основное их занятие – охота на слонов, – при этих словах наш собеседник кивнул в сторону чучела мамонта. – Так вот, именно с такими пигмеями и сравнивал племя из предгорий Тибета мой собеседник. Притом, конечно же, они вовсе не чернокожие, а смуглые, как наши эвенки. Но телосложением и ростом схожи с африканскими пигмеями. Удовлетворил я ваше любопытство?
– Спасибо большое. Мы и не рассчитывали услышать так много интересного, – поблагодарила я рассказчика.
– Тогда я намерен стребовать с вас плату. Я, как видите, занимаюсь обустройством музея этнографии и истории Сибири, и мне хотелось бы, чтобы вы дали оценку той части работы, что уже выполнена. Не возражаете?
Конечно же, мы не возражали. Несмотря на напускную скромность и некоторую манерность в речах, собеседник наш показался мне, да и Пете тоже, человеком приятным и увлеченным своим делом. К тому же мы надеялись услышать еще немало интересного, пусть и не относящегося к цели нашего визита. И не прогадали.
– Эх, красота какая! – восхитился Петя, когда мы вышли в университетскую рощу. – У вас как со временем? Может, чуть прогуляемся по роще?
– Давайте прогуляемся, – не стала отказываться я.
– Давно мне не доводилось слышать за один раз столько интересного. А вам?
– Мне тоже понравилась экскурсия. Как только музей официально откроется, обязательно схожу сюда еще раз. И дедушку позову.
– Вот и мне захотелось отца привести. Ему тоже будет интересно.
Он неожиданно умолк, о чем-то задумавшись, а я не стала его отвлекать.
– Даша, можно я вам скажу одну вещь? Но обещайте не смеяться!
– Обещаю, раз вы просите.
– Я вчера вечером читал газеты, что вы мне принесли. И портрет вашей маменьки рассматривал. И впервые подумал, что отцу совсем немного лет и что ему, может, нужно жениться. И еще подумал: а вот если бы они – ну, мой отец и ваша мама – встретились, то могло бы случиться так, что папенька бы влюбился и сделал предложение. И это предложение могло быть принято. И мы бы с вами тогда стали одна семья. Глупости, наверное?
– Почему же глупости? В жизни всякое случается. Только вот не пойму я вас, Петя, отчего вы именно такой путь видите, чтобы нам породниться?
– Это вы про что? – Петя весь напрягся и даже побледнел в ожидании моего ответа.
– Ну, я вот подумала, что скоро вы станете совершеннолетним человеком и сами сможете сделать предложение. Так отчего бы вам не сделать это предложение мне?
