Донна исполнила танец на бис, а после этого миссис Сондерс объявила короткий антракт: Донна должна переодеться, чтобы станцевать чечетку. Тэфи пожалела о том, что Донна согласилась на это, — сама она не очень любила чечетку. Шумный танец, нет в нем волшебной красоты настоящего балета. Ей бы хотелось, чтобы тот, первый танец продолжался вечно.
Однако Донна сумела сообщить даже чечетке какую-то сказочную прелесть. Костюм ее был ярко-малинового цвета с полосками гофрированного серебра, и она выглядела в нем такой же хорошенькой, как в своей белой балетной пачке. Да, и чечетка у нее получалась здорово! Тэфи, вспоминая свои собственные тщетные усилия овладеть самыми элементарными па, ясно сознавала, насколько прекрасно Донна танцует.
Она оглянулась на Селесту, но выражение лица поварихи никак не изменилось.
«Она все еще ждет, — подумала Тэфи. — Ждет чего-то, что пока еще не произошло».
Донна снова кланялась, и снова аплодирующая публика требовала, чтобы она танцевала еще и еще. Она поглядела на Дорис, и та улыбнулась ей в ответ. Официантка справилась со своей нервозностью.
Веселая музыка снова привела в движение ноги Донны, она увлеченно отбивала чечетку, не пропуская ни единого такта и выстраивая ногами сложный ритмический узор. Тэфи оглянулась, чтобы посмотреть, как Генри воспринимает эту часть представления, но в этот момент раздался грохот, и послышался звук бьющегося стекла. Дорис на секунду замешкалась, но потом возобновила игру. Однако, когда миссис Такерман быстро прошла через гостиную к двери в контору мисс Эрвин, Донна перестала танцевать.
Тэфи стояла на лестнице в тот момент, когда миссис Такерман включила свет в конторе. Картина с изображением Марты Эрвин лежала лицом вверх на полу; стекло от падения разлетелось на куски. С того места, где она стояла, Тэфи видела нарисованную на полотне тетю Марту, окруженную нарисованными птицами и глядящую поверх разбитого стекла.
Миссис Сондерс весело взяла дело в свои руки.
— Со стены упала картина, — объяснила она гостям. — Давайте продолжим наше интересное представление.
Но миссис Такерман осталась стоять там, где стояла, не сводя глаз с разбитого стекла. Наступившую паузу прервал громкий голос мисс Клары Твиг.
— Если бы я верила в такие вещи, — сказала она, — я бы подумала, что Марта сама положила этому конец. Да, собственно, я в любом случае готова в это поверить. Нельзя было разрешать эти танцы.
Миссис Сондерс подошла к роялю и поговорила с Дорис. Маленькая официантка возобновила игру с того места, где она остановилась, и Донна, с сомнением взглянув на мать, продолжала свой танец. Тэфи подозревала, что падение картины сильно расстроило миссис Такерман. Донна тоже наверняка была расстроена, потому что ее танец как бы лишился жизни.
Человек, более всего ее интересовавший, исчез. Тэфи скользнула вниз по лестнице и выбралась через заднюю дверь на веранду. Становилось уже темно, а ночи на Макинау весьма прохладные. Надо было бы сходить за свитером, но Селеста может уйти.
Бегом спускаясь по лужайке к воде, она в темноте вытягивала перед собой руки, отчасти для того, чтобы немножко согреться, а отчасти потому, что здесь, где никто не мог ее видеть, она могла притвориться, будто сама столь же грациозна и мила, как Донна, а яркие звезды, глядящие с неба, — это глаза восхищенных зрителей.
На скале сидела похожая на тень фигура. Тэфи позволила звездам вновь стать звездами, а своим шагам превратиться из танцевальных па в обычные, земные шаги. Селеста на нее не взглянула.
— Вы ждали, пока упадет картина, да? — спросила Тэфи.
— Я не думала, что танцам будет позволено пройти без помех, — медленно ответила Селеста.
Тэфи села с ней рядом.
— Разве вам не понравилось, как Донна танцевала?
— Это было очень красиво. Но если это не нравится им, кто я такая, чтобы восставать против их воли?
— Чьей воли? Что вы имеете в виду?
Селеста покачала головой.
— Некоторые вещи никогда не следует называть по имени. Когда вы их называете, вы расчищаете им путь.
Тэфи пыталась разглядеть во мраке ее лицо. Поведение и слова поварихи вызывали у нее некоторую оторопь. Может, Селеста разыгрывает какую-то ею самой придуманную пьесу? Так или иначе она, Тэфи, пришла сюда, чтобы задать ей один вопрос.
— Селеста, — сказала она, — почему тетя Марта все время держала ту комнату запертой?
— Понятно, для того, чтобы не пускать туда любопытствующих.
Тэфи предприняла новую попытку.
— Но что в этой комнате есть такого, что она хотела скрыть от любопытных?
— Наверное, своих друзей.
— Каких друзей? — все эти тайны начинали выводить Тэфи из себя.
— Да тех, что были самыми дорогими ее друзьями. — Руки Селесты драматическим жестом описали круг над ее головой, включив в него небо, воду и весь остров. — Тех, которых там нет. Которых ей принесли. Хорошо, что дверь заперта. Им нельзя позволить уйти оттуда.
«Ах, если бы, — думала Тэфи, — из Селесты можно было выжать хоть один-единственный членораздельный ответ».
— Но где же ключ? — спросила она.
— Пропал, — сказала Селеста. — Никто никогда его не найдет.
— А откуда вы знаете? Вам что — тетя Марта сказала? Это она его потеряла?
— Нет, конечно. Она вовсе не была какой-то растеряхой. Я его потеряла. Я выбрала его из связки ее ключей после того, как она умерла, и прекрасным образом его потеряла.
Тэфи слушала ночные звуки — шум ветра в листве деревьев, шелест волн, набегающих на берег. Спустя некоторое время она снова заговорила с женщиной, очень ласково, как с ребенком.
— А вы могли бы снова его найти, Селеста?
Женщина пожала плечами.
— Секрет известен одной лишь «Пушке».
Пушка! Селеста уже второй раз упоминает о пушке. Как это она выразилась прошлый раз? Что-то вроде «во времена пушки». И что-то про другую Селесту, которая была ее матерью. Тоже было совсем непонятно.
— Да ладно, не обращай на меня внимания, — неожиданно заявила Селеста. — Я так давно живу на этом острове, что мне иногда начинает казаться, что я сама — часть его, вроде большой скалы Арч-Рок, или гальки на берегу, или деревьев на вершинах холмов.
Тэфи сидела не двигаясь.
— Микилимакинау! — Селеста, как бы смакуя, произнесла отдельно каждый слог длинного слова. — Это — старинное индейское имя. Некоторые говорят, оно означает: «черепаха вернулась», потому что остров напоминает поднимающуюся из воды черепаху. Другие считают, что оно значит: «Родина Великих духов». Неважно — все равно оно древнее любых начал. Сначала — манито. Потом — краснокожий человек. Потом — французы, англичане и американцы. На островных лугах развертывались сражения, по ночам совершались тайные высадки на остров. Флаги поднимали и сворачивали вновь.
Тэфи затаила дыхание. Когда Селеста начинала говорить таким высоким слогом, казалось, тебе читают что-то из книжки.
— В давние времена велась большая торговля пушниной, когда через пролив на своих челноках и специальных лодках приезжали «вояжеры»[3]. Они высаживались на берегу, и весь остров оживал, всюду звучал смех, слышались песни. Всю зиму они проводили в дальних лесах, охотясь на пушного зверя. Потом, когда лед ломался, они приезжали на Макинау, чтобы получить от пушной компании плату за свой товар. Я вышла из среды этих людей. Именно тогда мне бы и следовало жить!
— Все это звучит замечательно! — тихим голоском заметила Тэфи.
Селеста начала тихонько напевать. Пела она по-французски, и Тэфи не понимала слов, но песня была пронизана пульсирующим ритмом. Казалось, волны и ветер в вершинах деревьев тоже слушают, затаив дыхание.
— Давно они не слыхали этой песни, — грустно сказала Селеста. — Джон Джейкоб Астор перенес свою компанию на северо-запад. Англичане отдали форт американцам, у которых они его вначале захватили, и все солдаты ушли. Не стало и «вояжеров» с перьями на шляпах, которые приезжали на специальных «лодках Макинау» через пролив. Теперь у нас есть только отели, туристы и робкие люди, приезжающие лишь в летнее время. А Селеста Клотьер работает поварихой в «Сансет хауз».
Тэфи понимала, что все это должно было казаться очень грустным. Великие дни миновали. И все-таки остров по-прежнему казался волнующим местом. Ей бы очень хотелось суметь как-то утешить Селесту.
Молчание длилось, у нее начали стучать зубы.
— Тебе холодно, — сказала Селеста. — А ну-ка быстренько беги в дом.
Тэфи поднялась и несколько раз помахала в воздухе руками. Однако она не сразу повернула в сторону дома.
— Вы говорили, что будет буря.
— Да, говорила. Буря будет, может быть, завтра.
Тэфи посмотрела на небо. Бесполезно было обращать внимание Селесты на яркие звезды, которые ни одно облачко не затмевало. Она снова попробовала вернуться к вопросу о слесаре.
