извинения, – поклонился Амэ-но-ано. – Но ваша многоуважаемая жемчужина ведёт себя слишком активно. Она помешает остальным расслабиться и насладиться созерцанием луны. Не буду ли я слишком дерзок, если попрошу усмирить её как-нибудь на время любования луной?
– Я тоже приношу свои глубочайшие извинения, многоуважаемый Амэ-но-ано, – Цзян тоже поклонился. – Но я не знаю, как это сделать. Лучше я уйду и погуляю с ней в саду, чтобы не мешать уважаемым делегатам.
– Ни в коем случае! – ужаснулся Амэ-но-ано. – Это нарушит вашу гармонию!
– Ребята, а может, её спрятать в какую-нибудь коробочку или засунуть в мешок? – предложил Кецаль. – У моей сестры была канарейка, так она засыпала, когда ей на клетку накидывали платок. Она думала, что настала ночь. Впрочем, ночь уже настала. Ух, ну и луна! Даже у нас в Америке такой толстой луны нету!
– Не смотрите, не смотрите! – заторопился Амэ-но-ано и даже развернул Кецаля спиной к луне. – Вот сядем в павильоне, тогда и любуйтесь.
– У кого-нибудь есть платок? – спросил Кецаль.
– У меня, – и Потапов размотал с левой шеи подаренный платочек с кленовыми листьями. – Давайте её завяжем.
И потянулся к жемчужине. Цзян отстранил его, взял платок, сам набросил его, завязал узлы.
– Не так, – не одобрил Потапов. – Вырвется.
– Надо было сделать узел «умиротворённый бамбук», – поправил Амэ-но-ано.
– Без бамбука обойдётся, – проворчал Цзян. – Смотрите, она и вправду притихла!
Жемчужина в узелке замерла.
– Вот так и должна вести себя прилично воспитанная жемчужина, – удовлетворенно заметил сэр Сэвил. – Вы её избаловали, мистер Цзян.
– Что ж, она у меня единственная, – вздохнул Цзян, признавая своё несовершенство как воспитателя жемчужин.
– Надо отдать её в хорошую закрытую школу, – сказал сэр Сэвил. – А потом в Кембридж. Я, знаете ли, решительно предпочитаю его Оксфорду.
– Я приношу свои извинения, но луной полагается любоваться молча, – сделал замечание Амэ-но-ано. – Или в крайнем случае, сочиняя стихи.
– А почему он всё время извиняется? Он же не виноват, – шёпотом спросил Потапов у Франсуа, пока все рассаживались на полу павильона.
– Положено, – объяснил Франсуа. – Вот хоть тайфун прилетит, а Амэ всё равно должен извиниться, что не предусмотрел тайфун. Молчи, мон шер Потапп, не огорчай Амэ.
Наконец все расселись. Внутри павильона оказались Потапов, Франсуа, Цзян, Кецаль и сэр Сэвил. Снаружи, как гостеприимный хозяин, сел Амэ-но-ано. Пифон свернулся кольцами вокруг павильона – внутрь он просто не вошёл бы. Все молчали. Жемчужина в потаповском платочке была неподвижна, только пару раз повернулась с боку на бок. Цзян с облегчением устроил её на деревянном настиле павильона – лапы устали всё время стискивать вертлявую драгоценность. Сверху на узелок с жемчужиной Цзян положил хвост – для страховки, чтобы чувствовать, если она укатится или её кто-нибудь стащит. Но жемчужина вела себя тихо. Может, она тоже любовалась луной сквозь ткань платочка.
Потапов вздохнул. Было красиво, но скучновато. Хотелось обсудить яркую луну, изящный павильон, вкусный ужин.
– Луна на небе.
И луна в пруду.
Какая истинна? – сказал Амэ-но-ано.
– Та, что вверху – настоящая, – обрадовался Потапов возможности прервать молчание. – По крайней мере, у нас на Урале настоящая луна всегда сверху. А отражение от неё вниз падает. Понимаешь, друг Амэ, его земля притягивает. По Ньютону.
– Молчи, варвар Потапп, – зашептал ему Франсуа. – Это стихи. Называются хайку.
И сказал, используя первую строчку из потаповского выступления:
– Та, что вверху – настоящая.
Та, что внизу – подобие.
Всё, как в родном Париже.
Амэ-но-ано одобрительно кивнул. В игру вступил Цзян:
– Покоем дышит гора.
Покоем дышит луна.
Лишь отраженье тревожно.
И правда, отражение луны в этот момент дрогнуло, разрезалось на кривые ленточки, и в пруду опять кто-то булькнул.
– Отраженье живёт своей жизнью.
О если бы моя тень
Ушла своим путём! – сказал Амэ-но-ано, слегка беспокоясь.
Бульк повторился совсем близко от берега.
– Это карп, плывущий вверх
По каменному водопаду,
Стенает от усилий, – объяснил Цзян.
Все посмотрели на каменный водопад и карпа. Карп не булькал. И богиня Каннон над ним тоже прилично себя вела.
«Такие стихи без рифмы и ритма я запросто сочиню», – подумал Потапов, собрал все свои интеллектуальные силы и выдал «хайку»:
– Чего торчать-то без дела?
Пошли ловить чудовище.
Где ваша приманка?
Все изумлённо посмотрели на Потапова – не ожидали от него такого подвига.
– Нить дружбы повисла в ночи,
Как луч луны.
Мой друг прав, – тепло сказал Амэ-но-ано, поднимаясь. – Мне жаль прерывать любование луной, но эти варварские негармоничные бульки нарушают наше созерцание. Сначала поймаем чудовище, а потом долюбуемся луной.
– Кто останется жив, – проворчал Кецаль. – Вот заставили кольт сдать, а как бы он пригодился. Я бы пристрелил этого булькающего товарища. А теперь у меня даже лассо с собой нет. Где планируется охота?
– Идите вон туда, где длинный узкий участок берега вклинился в гладь пруда, – показал Амэ-но-ано.
Потапов, Франсуа, Кецаль, сэр Сэвил и Цзян с узелочком вышли из павильона. Пифон помедлил – ему не хотелось покидать уютное место за павильоном, он устал. Всё-таки три тысячи лет – солидный возраст. Но после недолгих колебаний он тоже пополз за остальными. Амэ-но-ано пошёл в павильон для медитаций и быстро вернулся. В лапах он нёс что-то круглое, завёрнутое в фуросики с кленовыми листьями – ему тоже такой платочек подарили.
– Господа, осмелюсь предложить всем спрятаться, – сказал он. – Потапов-сан и Франсуа-сан – вон за теми камнями. Эти камни символизируют стойкость в борьбе с неизвестным – самое нам подходящее. А Кецаль-сан, Цзян-сан и сэр Сэвил… где Кецаль?
– Нету, – оглянулся Цзян. – Он сзади шёл.
– Да здесь я, – отозвался Кецаль, догоняя компанию. – Темно, я не туда пошёл, чуть не заблудился. А лорда нету. Это подозрительно.
– Может, он остался любоваться луной? – предположил Потапов.
– Нет, он вышел вместе со всеми, а потом я побежал за приманкой и не видел его, – сказал Амэ-но-ано. – Ничего, справимся без него. Многоуважаемый Пифон-сан, как удачно, что вы с нами! Вы как раз подходящей длины. Лягте и огородите территорию, чтобы чудовище не сбежало в сторону храма.
– Это нетрудно. Лежать в моём возрасте – милое дело, – отозвался Пифон, вытягиваясь в длинную дугу, огораживающую изрядный кусок берега.
– Только изъян в рассуждениях вижу изрядный:
Если чудовище чёрные мысли направит к побегу,
То чрез меня оно, думаю я, не полезет,
А уплывёт снова в пруд, и поймать его там не удастся.
Амэ-но-ано, не слушая, развернул платочек и показал… жемчужину! Она была такого же размера, как настоящая, и такая же белая и сияющая. Только круглее, чем настоящая – всё-таки в прошлой жизни она была мячом. Амэ-но-ано
