Лабашов не углядел ничего подозрительного в том, что студент у студента просит телефон «препода». У всех есть «хвосты», но не всем удается поймать преподавателя у дверей университета. Телефон Серега дал, рассказал парню, по каким дням Майя Дмитриевна бывает на кафедре, дал переписать расписание – обычные студенческие дела, что тут подозрительного? Парень еще поспрашивал, не побеспокоит ли он Майи-Дмитриевниных домочадцев своим звонком, и Лабашов сообщил, что она живет одна, если не считать кошки. Потом парень стал расспрашивать про бабушку Тонкого («А то у меня и по русскому «хвост», за один, сам знаешь, не отчисляют»). Лабашов ответил, что с преподавателем не знаком, но вроде живет рядом какая-то русичка… «Им небось в одном доме квартиры давали», – поддержал разговор парень, и Лабашов с ним согласился…
Тонкий понял, к чему клонит Серега, и перебил:
– Ты на краже его видел?
– Того парня? Нет. Но, по-моему, Сань, это был наводчик.
«А по-моему, ты параноик», – подумал Тонкий и, наверное, заметно подумал, потому что Лабашов поспешил объяснить:
– Саня, я узнавал: нет у нас такого факультета, где бы читали и Майя Дмитриевна, и твоя бабушка. Нет, понимаешь? Экономистам русский читает другой преподаватель. На журфаке у твоей бабушки тоже есть экономика, но читает ее опять же не Майя Дмитриевна. Они пересекаются только на театральном, но там Майя Дмитриевна читает не экономику, а математику. А парень четко сказал: «Майя Дмитриевна по экономике велела приготовить реферат… Не знаешь координаты Валентины Ивановны, а то у меня и по русскому «хвост»?» Такого ни на одном факультете нет, понимаешь?
Тонкий понял: Серега не параноик. Парень дело говорит. Ведь так и работают наводчики: сперва изучают обстановку (есть ли в доме вообще что воровать); выясняют, кто еще живет в квартире (кошка – не в счет); узнают рабочее расписание: по каким таким дням у Майи Дмитриевны лекции (читай: «Ее не бывает дома»). Координаты жертвы опять же…
Похоже. Очень похоже! Лабашов молодец, наблюдательный. Тонкий бы и не вспомнил, что там было две недели тому назад!
Сашка встал и пошел за чаем. Наблюдательный Лабашов увязался за ним в кухню.
– Я боюсь говорить в милиции, – жаловался он, по-светски устраиваясь за кухонным столом. – Я же теперь, получается, соучастник!
«И все-таки он параноик», – мелькнуло у Тонкого.
– Не бойся, – успокоил он мнительного Лабашова. – Разговаривать со студентами – не преступление. А вот утаивать данные от следствия…
– Они ж за меня первого примутся!
– Не примутся. Расписание долго изучал?
– Всю ночь, – похвастался Лабашов. – Попросил в уччасти отсканить. Инспектору лень было копаться – выискивать наше, она и дала мне пачку, где все есть.
«Паршиво поставлена работа с документами, – подумал Тонкий, меланхолично разливая чай. – А потом удивляются, что преподавателей обворовывают».
– Все?
– Точно, все. Я по сайту сверил: все факультеты, все курсы. Аспирантура отдельно, да этот парень говорил, что он первокурсник.
Тонкий молча поставил ему чашку. А сам-то еще вчера подозревал Серегу в соучастии в преступлении! Что ж, получилось соучастие, только не то, о котором думал Сашка. А может?.. Не-а. Не врет Лабашов, да и с чего ему врать? Ну, помог наводчикам, сам того не желая! Дело не подсудное, но противное. Хорошо хоть – заметил! Тонкий бы, например, забыл этот разговор, как вчерашний день, и точно не побежал бы сверять расписания.
– А как ты вообще дотумкал расписания посмотреть?
Лабашов улыбнулся и смущенно отхлебнул горячий чай.
– Ну, дотумкал я только вчера, в милиции. Времени было много. Этот парень, только сейчас понимаю, слишком интересовался обстановкой: что у кого дома есть ценного. Спрашивал, кто еще проживает в квартире, расписание опять же… А вечером, когда ты спросил: «Это тоже ваш студент?», я и вспомнил, что Майя Дмитриевна с твоей бабушкой вроде не пересекались…
– Ясно. Ты это… расскажи лучше Роману Петровичу. Сейчас я тебе визитку дам.
– Не надо! – Лабашов поднялся и торопливо допил чай. – У меня есть. Сейчас от тебя позвоню и зайду к нему. Точно ничего не будет?
– Стопудово.
Он и правда позвонил Роману Петровичу и быстро ушел. А Тонкий остался переваривать услышанное.
Совсем озверели студенты: один по телефону хулиганит, другой домушников натравливает. Хотя тот наводчик не был студентом, как выяснилось. Студент хотя бы соврал правдоподобнее. Стоп, а откуда он знал, что у Лабашова есть телефон Майи Дмитриевны? И что он вообще бывает у нее дома? Подслушал? Может быть. А может быть, наводчику сказал кто-то из студентов. Такой же балбес, как Лабашов, лишенный бдительности, но всегда готовый помочь товарищу, не подозревая, что перед ним – наводчик. Или подозревая? Вообще, гнилое это занятие – преподавателей обворовывать. Не олигархи все-таки. Да и наводчик скорее будет тусоваться во дворе, чем у места работы будущей жертвы. Значит, все-таки – студент?
Додумать ему не дали. Позвонила бабушка и радостно сообщила:
– Тетя Лена… То есть Елена Анатольевна с актерского пригласила тебя в гости за город. Там лес, свежий воздух. Погостишь недельку, пока болеешь. Собирайся. Вечером тебя там будут ждать.
Тонкий даже не успел спросить, кто такая Елена Анатольевна с актерского и с какого перепугу она зовет Сашку в гости. С преподавателем не поспоришь, поэтому проще было собраться и ждать бабушку: приедет – объяснит. В конце концов, может, за городом болеть не так скучно? Хотя какой прок от речки в октябре? И с чего какая-то тетя Лена печется о его здоровье? Хотя это Сашке она – незнакомая тетя Лена, а на работе для бабушки небось приятельница.
Пока гадал, Тонкий побросал в сумку вещи, приготовил переноску для верного крыса. Может, это и невежливо – ехать в гости с крысой вместо конфет, но как же Толстый будет один без него? Бабушке некогда с ним возиться, а легкомысленная Ленка обязательно забудет его покормить. Конфет и по дороге купить можно, проблема, что ли?!
Пока собирался, вернулась Ленка, проехалась по поводу его спонтанного отъезда:
– Сачкуешь, симулянт?
Почти сразу вернулась бабушка и тоже оказалась недовольна:
– Ты что, на ПМЖ собрался? Легенький рюкзачок – и все. Надоест – вернешься домой, всего час на электричке.
– А ты со мной не поедешь? – робко понадеялся Тонкий.
Бабушка покачала головой:
– Во-первых, Елена Анатольевна звала тебя. Во-вторых, в университет оттуда ехать жутко неудобно, она сама там появляется раз в неделю.
– А как же?..
– Там ее сын в пекарне за старшего. С ним и будете кучковаться, он не против, предупрежден. Только крысу особо не демонстрируй, продукты все-таки.
– Не понял: в какой пекарне?
– У нее своя пекарня, – объяснила бабушка. – То есть у ее сына… То есть… Сама не знаю, в общем. Тебя пригласили туда погостить – и все. Да что ты стесняешься? – добавила она, глядя, как Тонкий смущенно чешет в затылке. – Елена Анатольевна хорошая, мастерство актера преподает на театральном. Тысячу лет ее знаю. Рассказала ей сегодня о твоих подвигах, что ребро твое треснуло из-за меня, она и говорит: «Пусть приезжает ко мне за город, на воздухе быстрее отойдет». Я подумала, ты захочешь отдохнуть после того, что случилось.
Тонкий хмыкнул и пошел утрамбовывать содержимое сумки в маленький рюкзачок. Бабушку трудно понять. А двух бабушек, если они о чем-то договорились, – не стоит и пытаться.
Колеса стучали, Толстый шевелил усами в такт, заинтересованно потягивая носом в сторону окна: «Что там за новые запахи?»
Тонкий не разделял крысиного энтузиазма. Осень, дождь, бесплатные грязевые ванны всякий раз, как выйдешь на улицу. Сейчас бы дома на диване валяться и мечтать о новых коньках к зиме! «Нет, – сказала бабушка, – отправляйся, внук, в Подмосковье, к неизвестной тете Лене. Подальше от дивана, поближе к природе. Там, видишь ли, – воздух».
Унылые подмосковные домики, как старухи в серых платках, горбились вдоль железной дороги. Развевалась на ветру седина-пакля, торчавшая между бревнами тут и там, поблескивали серые, будто выцветшие глаза, окошки. Иногда Тонкому казалось, что он слышит, как поскрипывают на ветру старые ступеньки: «Ох, суставы ломит! К дождю, видать». От скуки он считал, сколько старух-домов промелькнет за окном электрички, но потом бросил.
Вообще, дурацкое это слово – «старуха», ну его. А больше ничего примечательного за окном не было, только полуголые деревья да, может быть, грязно-белая коза – промелькнет и скроется.
Слишком всего много произошло за последние дни, чтобы внятно думать о чем-то конкретном. Пранкеры, домушники, Лабашов. И все, похоже, закрыто: вопросы решены, участие Тонкого больше не требуется… А все равно. Студенты и преподаватели. Почти такой же вечный конфликт, как отцы и дети, но от этого не легче.
