– Д-дельфина, – стуча зубами, выдавил Тонкий.
– Опять убитого?
– В сети, – уточнил Тонкий.
– Дельфина, попавшего в сеть?
– Угу.
Тетя достала из машины бутылку водки «Юрий Долгорукий» в красивой коробке. Посмотрела на Тонкого, посмотрела на коробку. Вздохнула. Вынула бутылку и решительно свернула ей голову. Тонкий понял, что водка предназначалась в подарок, скорее всего Толстячку с собакой. Дорогая, наверное. Но жизнь племянника тетя оценила выше. Плеснув из бутылки на руки, она стала растирать Тонкого ладонями. Запахло спиртом.
– И ты его спас?
– Ну. И сеть пометил.
– Как?
– Тряпочкой белой. От трусов.
Водка воняла, но грела: Тонкий чувствовал, как с каждой секундой к нему возвращается естественная человеческая температура.
– Ай, молодца! – развела руками тетя Муза. – И что ты теперь будешь делать? Обыскивать всю округу? Или дашь объявление: «Гражданина, имеющего рыболовную сеть, помеченную фрагментом белых трусов, просит позвонить Александр Уткин по такому-то телефону?!»
Тонкий вздохнул. Как жестоки взрослые! Ты, не щадя себя и трусов, освобождаешь дельфина, метишь браконьерскую сеть, а они…
– Я думаю, они где-то рядом живут, – буркнул он.
Тетя взяла бутылку, чтобы еще раз плеснуть на ладони, и задумалась. Такой и увидела ее Карапетовна.
– Мать – алкашка, рыбенок – воришка, да? – заметила старуха с видом судьи, сложив руки на животе под цветастым передником.
Зачем она пришла? Может, дозналась, кто бросил дымовую шашку? Но тогда почему «рыбенок» воришка?
– А я его ишшу-ишшу, – продолжала Карапетовна. – Хорошо, люди подсказали, где ваша палатка.
Тетя Муза стояла с открытым ртом. Она тоже человек, хоть и опер, – слишком много впечатлений за один час. А старуха коричневыми пальцами потрепала Тонкого по щеке и вкрадчиво прошептала:
– Ты ножичек-то верни, да? Внуки, когда у них што пропадает, ОЧЕНЬ обижаются.
Тонкий стоял в рваных трусах, обняв себя за плечи. Ему опять было холодно.
– Какой ножичек? Алычу вашу я руками собирал, нож вы мне не давали.
Поняв, что Тонкий – крепкий орешек, старуха решила действовать через «мать»:
– Скажи ты ему. А то сама с утра глазки заливаешь, а рыбенок вон что творит!
Тетя Муза фыркнула и, демонстративно полив руки водкой, стала растирать племянника.
– Перекупался, да? – дошло до Карапетовны. – Вон, губы-то синие… Верни ножичек и грейся себе, – неумолимо добавила она.
Тетя Муза испытующе взглянула на племянника. Тонкий замотал головой, и опер ему поверила.
– По-моему, вы ошиблись! – отчеканила она таким тоном, что Тонкий на месте Карапетовны сразу бы признал: ошиблись, и еще как! Но старуха не смутилась.
– Как же, ошиблись! Соседки говорят: «Эти на мотоциклах кинули гранату, все задымили…» В дыму и спер! – подытожила она.
– Какую еще гранату? – не поняла тетя Муза.
– Дымовуху, – сквозь зубы объяснил Тонкий и попытался взглядом сказать: «Теть Муза, миленькая, пожалуйста, все вопросы – потом!!!»
Сейчас он очень хорошо понял, что его ждет, если Карапетовна раскопает всю историю с дымовой шашкой. Нет, его не повесят на ближайшем суку и даже не посадят на муравейник, намазав медом, а всего-навсего ЗАСТАВЯТ ОТМЫВАТЬ ТРЕХ ОРАНЖЕВЫХ КОРОВ!!! Как и всякий городской человек, Тонкий боялся коров. Он ходил мимо, стиснув зубы и стараясь не глядеть им в глаза. Хотя, конечно, перед посторонними не показывал вида, что трусит. Даже перед Росинантом.
Поняв, о какой дымовухе речь, тетя одарила племянника взглядом, который Тонкий перевел так: «Я-то тебя не выдам. НО ЧТО С ТОБОЙ СДЕЛАЕТ ЛЕНКА?!» Вслух она сказала Карапетовне:
– А с чего вы взяли, что нож украл он?
– Так в дом вроде больше никто не заходил, – ответила старуха.
– Я, что ли, заходил?! – потерял терпение Тонкий.
– Дым был, да? Откуда мне знать? – резонно заметила Карапетовна.
– Тогда откуда вам знать, что никто не заходил? – Тонкий почувствовал, что запутывается. – Я не заходил, значит, кто-то другой заходил. В дыму было не видно…
– Я и говорю, в дыму спер, – припечатала старуха.
Тетя Муза смотрела-смотрела, слушала-слушала, потом повернулась к бабульке и по-военному строго спросила:
– Нож большой?
– Большой, – подтвердила старуха, – для разделки туш. Во! – Она показала руку до локтя.
– Вы видели Сашу после того, как дым рассеялся?
– Да.
– Как он был одет?
– В майке и в трусах.
– В шортах, – поправил Тонкий.
Старуха подумала и кивнула, соглашаясь.
– Руки у него были пустые?
– Угу.
– А в кармане поместился бы нож?
Бабулька наконец поняла, к чему клонит тетя Муза, и засомневалась:
– Кто его знает, да?
– Принеси шорты, – скомандовала тетя Муза.
Тонкий принес, тетя предъявила, Карапетовна повертела их в руках. Нож явно не поместился бы в кармане. Почему старики никогда не чешут в затылке? Сейчас это было бы вполне уместно. Карапетовна вернула шорты и вздохнула:
– Исподники хоть рыбенку зашей, да?
Кивнула на рваные Сашкины трусы и пошла прочь. Наконец-то!
Тетя проводила ее взглядом и, когда бабулькин цветастый халат исчез в подсолнухах, насела на племянника:
– Ты мне ничего не рассказывал про мотоциклистов с коровами.
Пришлось рассказать. Опер, она и в Крыму опер. Ей по барабану, что ты еле на ногах держишься. Вытянет всю информацию, тогда отпустит.
– Говоришь, только ее коров гоняли? – переспросила тетя Муза, растирая Тонкого.
– Угу. Может, она им чем-то насолила?
– Возможно. Хотя какие могут быть разборки у бабульки со шпаной?
– У нас с бабушкой, например, каждый день разборки, – возразил Тонкий, подставляя спину под горячую проспиртованную тетину руку.
– Так это с бабушкой… Погоди, а ты что, шпана?
Тонкий фыркнул:
– Я спать пойду. – И уполз в палатку.
«С бабушкой!.. Шпана!.. Отстаньте от меня все!..» Своему синенькому матрасу он обрадовался как родному: «Сейчас ка-ак завалюсь!..»
Хруп!
– Толстый! Опять твои улитки!
Глава XVII
Эти общительные дельфины
Черное море – одно из самых малообитаемых морей на Земле. Рыбы, моллюски, медузы живут только в прибрежной полосе на небольших глубинах. Глубже двухсот метров море отравлено сероводородом, и жизни там нет.
Этот факт здорово расстраивал Нептуна. Он считал, что во всяком уважающем себя море на каждом квадратном сантиметре должно что-то ползать, плавать, плескаться… На глубине – хищные удильщики с фонариком на конце длинного нароста, и впрямь похожего на удочку. На мелководье – мидии, крабы, лобастые бычки, похожие на шахматные фигуры морские коньки и прочая рыбья мелочь. На поверхности воды – водоросли, медузы и крохотные хищники ночесветки. Посередине – селедка, хамса, кефаль, морские петухи, барабулька и еще почти две сотни рыб.
Всех знает Нептун: кто как называется, где живет и что любит на ужин. Вон проплыли, переливаясь, аурелия и корнерот. Эти дешевые, невкусные. Идут только в китайские рестораны для салата из медуз (китайцы лопают все, что плавает, кроме лодок). А корнерот к тому же ядовитый. Нептун не ловит медуз, не стоят они того. Разве что случайно набьются в сети, замажут собой ячеи, будто клейстером, тогда уж – сами виноваты.
Вон играет серебрится стайка пиленгасов. Хорошая рыба – крупная, ценная, а главное – неосторожная. Вся стая может запросто набиться ночевать в бухту на мелководье, как раз туда, куда Нептун вчера поставил сеть. К утру сотни рыб и рыбок пригонит волна и запутает в мелких ячеях. Пиленгас долго просыпается. Он и сообразить ничего не успеет, как окажется в фургончике Нептуна. Из подводного ружья отстреливать пиленгаса глупо и потому – законно. Слишком он проворен: если одна рыба уплывает, испугавшись выстрела, то за ней исчезают и остальные, через секунду уже не в кого стрелять. Нет, эту рыбу надо сетями ловить.
Пиленгас большой. Одни говорят – до семи килограммов, но лично Нептун однажды поймал десятикилограммового. Он был не похож на кефаль вообще – сильно почернел, и в желудке у него нашлась маленькая рыбешка, хотя пиленгасы вообще-то нехищные.
Нептун вздохнул и посмотрел на Лысого, который неуклюже затаскивал на борт сеть. Молодежь! Ни черта не умеет! Кто так тянет?!
Он подошел помочь. Рыбы лениво трепыхались, они еще хотели спать, а не бороться за жизнь. Лысый покряхтывал. Нептун вспомнил себя в его возрасте – студенческие каникулы, Черное море… Тогда он еще охотился на кефаль с подводным ружьем. Всю зиму рыскал по магазинам в поисках ласт. Их было полно, на выбор – все виды, кроме хороших. Продавщицы не понимали, почему Нептун капризничает, он объяснял: «Я собираюсь надевать это на ноги». В конце концов оказалось, что на резиновых фабриках Советского Союза среди мрачных производителей грелок есть один человек, смыслящий в подводном плавании. Выбранные Нептуном ласты назывались «Дельфин». Разумеется, не пластмассовые, стирающие кожу до крови за первые полчаса, и не с пяточными ремешками, а с галошами; ласты из мягкой резины, с отогнутыми на нужный угол лопастями… В них Нептун чувствовал себя буквально как рыба в воде. Часами он плавал с ружьем у заросших водорослями скал. Или подкарауливал крупную кефаль, неподвижно зависнув и поднимаясь на поверхность только для того, чтобы набрать воздуху. Рыбешку он коптил, жарил или солил. Он знал кучу рецептов и слыл в студенческих кругах классным охотником и кулинаром.
