— Да не надо гостиницу поджигать, — сказал Львенок. — Можно сделать гораздо проще. Поджечь какой-нибудь провод. Вот, допустим, от ночника. Вонять будет! Скажем, что проводка горит.
— И опять соберется вся гостиница, — вздохнула Ира. — И что мы тогда скажем? Что от духоты у тебя помутился рассудок, и ты начал поджигать провод от ночника?
— Гиблое дело, — махнул рукой Костя. — Он все равно не выйдет. Подождет, пока вызовут пожарных. А нам за ночник так достанется, что страшно представить. Давайте лучше не будем пока привлекать к себе его внимание. Все нужно делать неназойливо, а не так — и газеты, и «Скорая», и пожарные в один вечер. Тут уж он сразу поймет, что за ним охотятся. Давайте подождем какого-нибудь другого удобного случая.
Львенок вздохнул:
— А жалко все-таки расставаться с версией о петровских сокровищах.
— Леонид Матвеевич знал бы о них. А он рассказывал только о послевоенных поисках тайников.
— Что же он вам рассказал?
ТРЕТИЙ РАССКАЗ ЛЕОНИДА МАТВЕЕВИЧАОднажды утром ко мне подошел Павел Родионович и протянул какие-то бумаги.
— Посмотри-ка, Леонид. Нашли в архиве.
В бумаге значилось: «17 бронзовых скульптур и 11 ваз Большого каскада укрыты в тоннеле, что западнее Большого грота, в откосе против галереи, соединяющей Большой дворец с „Корпусом под гербом“.
— Ты что-нибудь знаешь об этом?
— Да, — ответил я. — В шутку этот тоннель называли „убежищем богов“.
— Почему? — не понял Павел Родионович.
До него вообще плохо доходили шутки. Я вздохнул и пояснил:
— Спрятанные скульптуры были сняты с Большого каскада и изображали античных богов.
— Ах, вот в чем дело. Ну, и что?
— Ничего.
— Что значит ничего?! — рассердился Павел Родионович. — Я тебя конкретно спросил про тоннель. Как он был обнаружен? Или прорыт?
— Этого я не знаю.
— Что же ты тогда знаешь?
— Знаю, как заполняли тоннель.
— Слушай! Из тебя слова клещами не вытянешь! Все выспрашивать надо! Неужели не ясно, что мне нужно знать все подробно?
— Ясно, — невозмутимо ответил я и отрапортовал: — Фигуры были уложены на доски, а выход из тоннеля мы несколько дней заделывали бревнами, засыпали землей, обкладывали дерном.
— Ты можешь показать точное место?
Мы подошли к откосу, о котором говорилось в бумаге, и я понял, что ничего сделать не в силах. Дерн, уложенный в сорок первом, давным-давно сравнялся с остальной травой. Никаких отличительных признаков не было. А самое страшное — откос был огромен. Он вытянулся на многие метры в длину и высоту. В каком месте откоса находился тоннель? В бумаге не было более точных ориентиров.
Я честно сказал Павлу Родионовичу:
— Место точно указать не могу.
— Эх ты! — укоризненно воскликнул Павел Родионович.
Он никогда не делал скидок на то, что мне всего пятнадцать, а в начале войны было двенадцать. Он не понимал, что двенадцатилетний пацан не может запомнить все на свете. В двенадцать лет совсем другие вещи и события кажутся главными. Я помнил, что было „убежище богов“, и все.
— Ладно, — вздохнул Павел Родионович. — Подождем, пока саперы полностью пройдут откос, а там будем распахивать целиком.
Но целиком распахивать откос не пришлось.
Я очень хорошо помню этот день. Мы сидели на траве, разложив на газете скудный обед, и слушали репродуктор.
Тайник открыли саперы.
— Здесь что-то есть! — негромко сказал один из них. — Щуп приподнял пласт дерна. За ним видны доски.
— Это „убежище богов“! — заорал я.
Наша бригада ринулась вперед, но саперы остановили нас резким окриком:
— Всем стоять на месте! Под досками могут быть мины!
Доски осторожно убрали. Мин не было.
— Эй, пацан! — крикнул мне сапер. — Ты, кажется, прав! Доски закрывают вход в какое-то убежище!
Знаете, даже Павел Родионович заулыбался! Он хлопнул меня по плечу, потом неловко притянул к себе и поцеловал куда-то в макушку:
— Ленчик! Дорогой ты мой! Тоннель нашелся! Ну, теперь вперед! — воскликнул он, рванулся к тоннелю и тут же остановился.
У входа в тайник лежал труп красноармейца, одного из защитников Петергофа. Он погиб здесь в сорок первом и был кем-то наспех похоронен рядом с „убежищем богов“.
Мы стояли в полном молчании, сняв шапки, не решаясь двинуться дальше.
А потом в течение нескольких дней из тоннеля извлекали статуи и вазы. Нашей бригады для такого грандиозного дела оказалось мало. Павел Родионович отрядил к нам на помощь солдат.
Солдаты, выносившие статуи, удивлялись, как же смогла небольшая группа музейных работников, без необходимых подъемных приспособлений и устройств, под артиллерийским обстрелом снять со своих мест и затащить в тоннель тяжелые бронзовые фигуры.
Я тоже удивлялся. Потому что без этих самых подъемных средств работали не просто сотрудники музея, а женщины, три старика и мальчишка.
ГЛАВА VIII
Сердечный приступ
Косте снился причудливый сон. Он открывал настежь тяжелую раму старинного окна, вылезал на подоконник и падал вниз. Внизу был не проспект, а большая комната, в которой одновременно двигались и говорили роботы всех моделей. Костя пытался понять, о чем они говорят, но в общем гуле разборчиво слышалось только одно слово: "Петергоф". Косте стало страшно, он захотел выбраться, но окна уже не было. Было три стены и откос, уходящий в немыслимую высоту. Костя попробовал взбежать по откосу вверх, но поскользнулся, упал и съехал вниз. Его охватило отчаяние, но тут один из роботов любезно улыбнулся и приподнял кусок дерна. Костя увидел доски. "Убежище богов!" — понял он. За досками был тоннель. Тоннель уходил куда-то в глубь откоса, и это был единственный выход из комнаты, битком набитой роботами. В тоннеле было совсем темно. Костя пробирался на ощупь. Он шел, вытянув вперед руки, и внезапно наткнулся на преграду. Он толкнул эту преграду, и она оказалась дверью. "Там убитый красноармеец!" — вспомнил Костя и попятился назад, но дверь отворилась. "Костя! — навстречу бежал Львенок. — Костя! — кричал он. — Мне плохо! "Скорую"!" А лицо у Львенка было веселое и озорное, и Костя думал, что он шутит. В дверь, захлопнувшуюся за Костей, стучал кто-то еще…
Костя резко открыл глаза. Стук не снился.
— "Скорую"! — хрипел кто-то за дверью. — "Скорую"!
— Львенок! — крикнул Костя, вскакивая с постели и подбегая к двери. — Проснись, Львенок!
Он распахнул дверь и увидел соседа из тридцать третьего номера. Тот держался за сердце, шевелил губами и издавал какие-то хриплые звуки.
— С сердцем плохо, — разобрал Костя. — Помогите!
Лицо соседа стало землистого цвета. Он прислонился к стене коридора, еще раз шевельнул губами и медленно сполз на пол.
— Львенок! — в отчаянии заорал Костя. — Побудь с ним! Я сейчас!
И Костя побежал в другой конец коридора, на вахту. Там был телефон. На бегу он колотил во все двери и кричал:
— Вставайте! Вставайте! Человек умирает!
"Скорую" вызвали. Вокруг соседа собрались взрослые. Полусонные ребята теснились кучкой и молчали. Евгения Кирилловна откуда-то выудила нитроглицерин и попробовала сунуть его больному под язык. Сосед шевельнулся, но тут же безвольно откинул голову назад.
— Сердечный приступ! — уверенно сказала вахтерша.
— Или инфаркт.
Косте казалось, что и его сердце сейчас выскочит куда-нибудь из груди. Он все видел и слышал через какую-то туманную пелену. Звуки тонули, изображение расплывалось. Он видел испуганное лицо Иры, слышал, что Зина о чем-то спрашивала Львенка, но у него не было сил даже подойти к друзьям.
— Нужно перенести мужчину на кровать, — сказала вахтерша.
— Что вы! — возмутилась Евгения Кирилловна. — Его нельзя сейчас трогать. Давайте перевернем его на правый бок и подождем "Скорую".
Только что виденный сон и умирающий человек переплелись в Костином сознании, и он никак не мог отделить одно от другого. Он заметил, что куда-то исчез Львенок. Потом увидел, как по коридору торопливо прошли мужчина и женщина в белых халатах. Потом откуда-то появились легкие брезентовые носилки, соседа подняли и понесли вниз, в машину "Скорой помощи".
— Я же говорила, это не инфаркт, — торжествовала вахтерша. — Ничего страшного!
— Врачи просили найти его документы, — напомнила Евгения Кирилловна.
— Наверное, в таких случаях номер надо опечатывать.
— Спросим у администратора. Пока просто закройте на ключ.
Шум и суета начинали утихать. Ребята и взрослые расходились по своим комнатам, а Костя так и стоял в одних плавках, прислонившись к косяку двери.
— Иди сюда! — потянул его за руку Львенок.
Голос у Львенка был такой заговорщицкий, что в другое время Костя бы уже умер от любопытства. Но сейчас на него ничего не действовало. Он послушно вошел в номер. Там уже были Ира и Зина. Девчонки тактично отвернулись.
