– Сделаем, – пообещал Юрий Иванович. – Мы хоть и деды, но деды боевые. – Он опять посмотрелся в зеркало. – Ну думай, думай… А я все-таки побреюсь.
– Может, потерпите? – посоветовал Алешка.
Юрий Иванович еще раз изучил то, что осталось от его красивой в недавнем прошлом бороды. Эти неравномерные клочья. Издалека – будто пенек, заросший мхом и лишайником. А посреди – красным мухомором торчит курносый нос.
– А чего ради терпеть это безобразие? – Юрий Иванович все чаще советовался с Алешкой, полагаясь на его здравый смысл.
Здравый-то здравый, но уж очень порой неожиданный.
– Вы понимаете, – вежливо начал Лешка пояснять. – У нас много врагов… Их надо в страхе держать.
Юрий Иванович не обиделся. Он засмеялся и сказал:
– А может, тогда какой-нибудь камуфляж наведем на нее. Одну сторону в один цвет покрасим, другую сторону – в другой, а? Как думаешь, Леха?
– Ну… – уклончиво не согласился Лешка. – Вы понимаете, у вас ведь и друзья есть…
– Как бы их не растерять, так?
– Как бы не разбежались, – сказал я откровенно.
Жизнь в поезде наладилась. Бригада приступила к своим обязанностям. Юрий Иванович встал к штурвалу корабля. И повел его малым ходом назад к станции Солнечная.
Куда мы вскоре и прибыли. Здесь он передал состав на попечение местного начальства, а сам ненадолго исчез.
Вернувшись, он таинственно поманил нас в свою капитанскую каюту и доложил обстановку.
– Значит так, товарищи бойцы. Состав здесь постоит. Будет ждать комиссию и милицию…
– Почему? – спросили мы.
И Юрий Иванович ответил с суровой прямотой:
– Потому что начальник у них – дурак! Он мне не поверил. Как глянул на мою бороду, так и не поверил. Говорит: «У тебя, Иваныч, старческие глюки. Заблудился, говорит, как Мальчик-с-пальчик. Будем, говорит, разбираться и тебя отстранять». Во такие дела. А мы, значит, действуем по обстановке. С Петькой я договорился. Он разводит пары на «трешке», и под покровом ночи мы отправляемся на разъезд.
– Лучше бы на бронепоезде, – сказал Алешка.
– Ты видел, какие там пути? Они его не выдержат.
Алешка вздохнул.
– На бронепоезде орудия все-таки.
Юрий Иванович подмигнул ему:
– Ты что ж думаешь, я с бородой и голову потерял? Не, вот она, – и он звонко похлопал себя по лысине.
Он выглянул за дверь, в окошко посмотрел. И прошептал:
– Мы с Петькой одну, как ты говоришь «раскоряку» с бронепоезда сняли.
– Пулемет?! – в восторге ахнул Алешка.
– Ну! – и признался: – Он, правда, без затвора. И без патронов.
– И здорово! – подскочил Алешка. – Мы его вашими петардами зарядим. Как ахнем!
– Как бахнем! – подскочил и дед Иваныч.
Старый да малый. Им бы лишь ахать да бахать… Но я, наверное, так от зависти подумал. Но ничего, и на моей улице будет праздник. И я когда-нибудь ахну и бахну. Мало не покажется…
Тут прогремел голос диспетчера:
– Начальнику спецпоезда номер один срочно зайти к начальнику станции.
– К директору вызывают, – подмигнул нам Юрий Иванович. – На родительский комитет. А вот фиг ему! Пошли к Петруше.
Но мы сначала зашли к маме. Алешка наврал ей, что наш поезд немного заблудился, но теперь он на правильном пути, и скоро мы прибудем в станицу Светлорецкая, где папа примет ее в свои объятия.
– А вы куда?
– Паровозы смотреть.
– Руками не трогать. Они все в саже. Вас потом не отстираешь.
Мы, как партизаны, пробрались на запасные пути и нашли там маленький паровозик под кличкой «трешка».
Сын полка Петруша уже вовсю там трудился. Он деловито ходил вокруг паровоза с какой-то жестяной лейкой с длинным носиком и щедро поливал из нее маслом все суставы, узлы и агрегаты локомотива.
– Ага! – сказал он, вытирая руки ветошью. – Прибыло пополнение! Ставь его на загрузку. – И нам объяснил: – Вот эта штука у паровоза называется «тендер». Понятно? Вот. Этот тендер нужно загрузить дровами и водой. Понятно? Вон тама, с другой стороны, – наш стратегический запас: поленница сухих березовых дров. Становимся в цепочку и – пошло!
Ну и пошло! Два часа мы перекидывались этими тяжелыми поленьями, пока не загрузили весь этот самый тендер.
Наконец бравый сын полка все той же масляной тряпкой вытер чумазый вспотевший лоб и сказал:
– Молодцы! А теперь водичку зальем. Тыщу литров.
– Ведрами? – ахнули мы.
Петруша снисходительно усмехнулся:
– Еще чего! У нас – автоматика. – И он ловко забрался на тендер. На самый верх. А рядом стояло какое-то сооружение вроде жирафа.
Петруша потянул какую-то цепь, и шея жирафа послушно повернулась и остановилась над тендером. Тогда Петруша дернул еще какую-то цепочку, и из пасти жирафа хлынула в паровоз толстая струя воды.
– Куда нам столько? – спросил Алешка Юрия Ивановича. – Взяли бы пару бутылок «Пепси» – и все.
– Это не нам, это в котел паровоза. Дрова – в топку, воду – в котел. Пар получится.
– Ага, – понял Алешка. – Пар будем возить. Паровоз…
Юрий Иванович засмеялся.
– Это нас пар повезет.
– Да? – с сомнением согласился Алешка.
Ну тут Юрий Иванович стал объяснять. Вода нагревается, получается пар, он двигает поршни, а поршни крутят колеса…
– А реверс не заест? – усмехнулся Алешка.
– У нас не заест! – это спрыгнул с тендера Петруша. – Все готово. Разводим пары и держим их до ночи. А ночью – в рейд. Какая наша задача?
Тут Алешка и объяснил нашу задачу. Решив ее, мы обезвредим бандитов Котяры, освободим папу и конфискуем фальшивые деньги.
– Здорово! – согласились старые бойцы. А Петруша добавил:
– Еще и по медали получим. За боевые заслуги.
– Тебе своих мало! – усмехнулся Юрий Иванович.
А я подумал: «Может, кто-то и получит медали, а как бы мы с Алешкой по другому месту не получили.
За боевые заслуги».
Ближе к ночи мы посидели с мамой, поболтали о том о сем, нагородили ей кучу чепухи. Да еще начальник поезда добавил: мол, все в порядке, утром состав тронется своим путем, а задержки, вроде этой, постоянно случаются в пробных рейсах.
Мама слушала его очень вежливо и внимательно, не сводя глаз с его бороды. Но тактично этого безобразия не замечала – мало ли что случается в пробных рейсах. С бородами начальников.
– Ну, отдыхайте, – попрощался Юрий Иванович. – Пойду к себе. Часиков в одиннадцать проверю все свои службы и – отбой на судне.
Мы поняли – в одиннадцать он нас ждет. И мы совершим ночной партизанский рейд в тыл противника. И беспощадно обезвредим его.
Мама вскоре заснула. Только иногда вдруг вздрагивала во сне – ей, наверное, снилась борода начальника поезда.
Когда она задышала ровно и спокойно, я запустил руку в багажную сетку и выудил оттуда пистолет, сунул его под подушку и стал ждать одиннадцати часов.
Кругом была тишина. Даже диспетчер угомонился. Только доносилось издалека легкое пыхтенье маленького паровоза.
Я стал думать о том, что нам предстоит. И как мне отличиться в этой операции. Вот мы мчимся на паровозе в ночи, вот подкрадываемся к вагону «Шапито», вот откуда ни возьмись налетают всадники на горячих конях, с блестящими шашками, вот…
И тут мне послышался какой-то тихий звук, а потом сердитый шепот:
– Это кто же спит на посту? Уже полночь!
Я вскочил так, что чуть не пробил головой потолок вагона. Проспали!
Разбудил Алешку, сунул за пояс пистолет.
Мы тихонько выбрались в коридор, обулись.
Юрий Иванович стоял рядом, с автоматом.
– Пошли, – тихо сказал он. – В тыл противника.
И мы пошли.
Стояла глубокая ночь. Луна пряталась где-то в степях. Было тихо. И почти темно. Только вдоль платформы на высоких столбах тускло светились редкие фонари. И волки не выли, и ночные птицы не чирикали. И вроде все спали. Только мы, спотыкаясь в темноте о шпалы, пробирались к старому паровозу.
Вскоре мы увидели невдалеке что-то вроде небольшого зарева в туманном облаке. Это был наш паровоз.
Он был окутан белым паром, который бил из него во все щели. А над трубой прямо в ночное небо струился мощный столб черного дыма. И все это озарялось через распахнутую дверь кабины жарким пламенем ненасытной топки.
Картина была таинственная. Даже какая-то жуткая. Эта ночь, это зарево в облаках пара. Но главное – это то дело, которое мы задумали.
Мы по очереди, по железным ступенькам, забрались в будку машиниста. Здесь было очень светло и очень жарко. В открытой топке полыхало пламя. В каких-то приборах дрожали за потными стеклами черные стрелки, угрожающе приближаясь к красным черточкам. Изредка где-то над крышей вдруг раздавалось резкое шипение. Это, как я понял, срабатывал предохранительный клапан и выпускал в черное небо избыток белого пара. Чтобы не взорвался котел.
У Алешки, конечно, сияли от восторга глаза. У меня немного дрожали коленки. Тоже от восторга.
Петруша исчез в темноте и появился снова, как сказочный гном, с какой-то коленчатой штуковиной в руках.
