— А что вам вон та девушка сказала?
— Сказала "проходите".
— Ну так проходите, — таможенники отвернулись от бестолковых ребят и о чем-то заспорили.
Обрадованные Вовка и Лешка в очередной раз подхватили свои баулы и двинулись до следующей преграды — небольшой стеклянной будочки, в которой сидела тетка в пограничной форме. Тут Ольга Васильевна показала все необходимые бумаги, и наконец ребята впервые очутились за границей, находясь еще в пределах Москвы.
Поскольку девчонок от посещения магазинчиков, расположенных в этой части аэропорта, нельзя было удержать никакой силой, Ольга Васильевна отвела мальчишек к обозначенному в расписании выходу на посадку, а сама пошла вместе с женской половиной класса инспектировать местную косметику.
Промаявшись в зале ожидания целый час, Вовка и Лешка наконец увидели, что за прозрачными перегородками, зевая во все горло, появились сотрудники еще одной досмотровой службы, и граждане, вылетающие рейсом в Ираклион, выстроились в живую очередь, которая медленно перетекала через арку металлодетектора к выходу посадки на самолет.
Ни пистолетов, ни пулеметов, ни наркотиков у класса, к счастью, не обнаружилось, и Ольга Васильевна в организованном порядке провела его через крытый желоб, который вел прямо ко входу в самолет.
— Ух ты, здорово, — процедила Мальвина. — А я думала, нас на летное поле выкинут…
— Новые технологии, — тотчас отозвался Артемон, который не упускал ни одной возможности, чтобы побеседовать с дамой своего сердца.
Однако, когда класс вошел в салон, лица у ребят и Ольги Васильевны вытянулись чуть ли не до пола. Новые технологии закончились на борту авиалайнера. Оказалось, что в полет отправится старая "тушка" сто пятьдесят четвертого мастодонта, которую язвительный Бим-Бом тут же окрестил "гравицапой", цитируя известный фильм. Да, другое определение для этого летательного аппарата придумать было сложно.
— Надо же, — сокрушалась Ольга Васильевна, устраиваясь в видавшее виды кресло с поцарапанными подлокотниками и продавленным сиденьем, — а я думала, что эти самолеты уже давным-давно с рейсов сняли. Я на таких еще в семидесятых годах в Актюбинск летала.
— Да, жив еще курилка, — пробормотал Центнер, еле втискивая свое грузное тело в узенькое кресло.
Арнольдик скептически осмотрел привязные ремни и осторожненько облокотился на спинку кресла, боясь сломать его своим натиском. Вовке и Лешке повезло — они оказались около иллюминатора. Наскоро порывшись в сумках, прикрепленных к передним сиденьям, друзья извлекли оттуда какие-то журналы, воспевающие мощь и комфортность аэрофлотовских машин.
Хотя подниматься в воздух на этой развалине никому не хотелось, что-то предпринимать было уже поздно. Оставалось только плюнуть, потерпеть три с половиной часа и очутиться наконец в долгожданной Греции.
Пока самолет выезжал на взлетно-посадочную полосу, рыкал моторами и шевелил закрылками, Вовка и Лешка закончили изучение всех предметов в досягаемости их рук, определили обратно прессу и листки по правилам пользования спасательными жилетами и запасными выходами из самолета и прильнули к иллюминатору. Пассажиры, прислушиваясь к неровному биению сердца самолета и дребезжанию всех его внутренностей, примолкли. Какая-то старушка — то ли англичанка, то ли американка — осеняла себя крестным знамением и бормотала тихонько молитвы. Стюардессы, натужно улыбаясь, прохаживались по салону, призывая всех застегнуть привязные ремни. Однако те по своей древности не желали застегиваться, и стюардессам то и дело приходилось пересаживать некоторых пассажиров на другие места, где замки на страховочных поясах еще не были сломаны.
Когда все формальности были утрясены, самолет, покряхтев и повздыхав, побежал вперед и, немножко провиснув в крыльях, поднялся наконец в воздух.
Через три с половиной часа, умяв положенный легкий обед и залив в себя пару стаканов сока, Казаков и Иконников увидели наконец вдалеке, среди яркого пятна моря, серо-коричневую глыбу острова, которую окаймляло яркое белое ожерелье прибоя. Сверху остров вовсе не казался гостеприимным и радужно-цветным, каким представляли его туристические фирмы на своих рекламных проспектах. Преобладали здесь серый, красно-коричневый и бурый цвета. Но когда самолет подлетел поближе, стали видны пальмовые рощи, зелень и белые, будто бусинки на загорелом теле, капельки двух- и трехэтажных вилл. Самолет, резко идя на снижение, поскольку взлетно-посадочная полоса начиналась прямо у кромки моря, стукнул шасси о бетонку и стал подруливать к аэропорту.
Вздох облегчения пронесся по самолету, и многие пассажиры поаплодировали — то ли экипажу, который все еще работает на таких агрегатах, то ли самим себе, любимым, что терпят за свои кровные доллары подобное издевательство.
Вынырнув из темноты невероятно душного салона, Вовка и Лешка подмигнули друг другу и стали быстро спускаться по трапу в расплавленное марево греческого утра. Хотя солнце жгло так, что, казалось, по одежде сейчас побегут легкие язычки пламени, дышалось тут на удивление легко. В воздухе чувствовался стойкий аромат йода и соли, моря, чаек, кораллов, шезлонгов и еще Бог знает чего, отчего широкая, до ушей, улыбка поползла по лицам ребят.
Организованной группой, с Мурашкой во главе, класс протопал до ближайшего крытого здания, где им опять предстояла встреча с таможней, на сей раз греческой. Здесь было, конечно, полегче, чем в самолете, однако присесть было негде. И снова живая очередь, разбившись на два потока, медленно поползла между двух стеклянных будочек, в которых восседали греческие таможенники.
Ольга Васильевна пристроила свою группу в левую часть и сделала неудачный выбор, поскольку справа люди двигались несколько быстрее. Невысокий, с черной шапкой курчавых волос таможенник недоверчиво осматривал каждого русского, ступившего на его родную землю. Он шевелил косматыми бровями, разглядывал что-то в бумагах, то поднося их почти к самым глазам, то отодвигая на расстояние вытянутой руки, сличал какие-то штампы и требовал от приезжающих то один, то другой документ. Разобравшись наконец во всех деталях и выспросив туриста обо всех его планах и намерениях, таможенник со вздохом — будто его принуждали делать это обстоятельства, а будь его воля, он бы никого не пропустил — ставил въездной штамп. Проделывал он это артистично, словно каждое такое действие являлось фактом искусства и по меньшей мере должно было принадлежать Лувру или Эрмитажу.
— Ну, блин, Эль Греко! — процедил Вовка. — Художник! Мастер художественного штампирования.
— Потише ты, — оборвал его Лешка. — Услышит еще, головной боли потом не оберешься.
Будто почувствовав иронию, таможенник задержал какую-то группу пенсионеров, заявив, что документы оформлены у них неправильно, и послал разбираться всех к начальству.
В это время в Ираклионе приняли еще два самолета. Из одного высыпали веселые, жизнерадостные немцы и, помахивая своими паспортами, гуськом прошествовали мимо таможенников. Русские, которые парились в очереди уже час, возмущенно взвыли. Но поделать было ничего нельзя.
Наконец Вовка и Лешка, которые замыкали группу, достоялись до таможенника. Тот в очередной раз принялся изучать документы, сравнивая фотографии, приложенные к визам, с оригиналами. Потом он что-то залопотал, и Ольга Васильевна, с трудом поняв, что требуется от ее подопечных, сказала, что Вове и Леше надо снять головные уборы.
— Ну, блин, дает, — хмыкнул Вовка. — Слушай, он сейчас нас за волосы будет дергать, чтобы проверить — не парики ли у нас.
Когда Казаков и Иконников получили свои законные визы, в зал таможенного досмотра стали входить пассажиры еще одного рейса из Москвы. Глядя с сочувствием на этих страдальцев, которые еще не подозревали о том, что их здесь ждет, Вовка вдруг побледнел и уцепился за Лешку.
— Ты чего? — поразился тот. — Укачало в самолете?
— Слушай, вон тот самый мужик. Вон, видишь, худенький, ну этот аферюга Грибков-Майский, — затараторил Вовка.
Лешка тотчас понял, о ком именно говорит его друг. Маленький, незаметный, но юркий человечек оказался в очереди третьим. А рядом с ним… Рядом с ним стоял тот самый лжеконтролер, который оштрафовал Вовку и Лешку в Тюмени!
— Слушай, я и второго знаю!
— Я уже заметил, — молниеносно отреагировал Вовка. — Да-да, Ольга Васильевна, мы идем, у меня шнурок развязался. Мы сейчас, быстренько, — опустился он на одно колено и стал делать вид, что возится с обувью. — А я тебе больше скажу — я в той сводке по телеку их обоих видел! Это напарники.
— Как же они зарубежные паспорта получили? — удивился Лешка.
— А-а, чего с деньгами не сделаешь, — выдвинул вперед вторую ногу Вовка.
— Мальчики, быстрее, быстрее! — поторопила их сверху Мурашка.
