– Крыса, должно быть, – сказал он вслух, хоть и не верил этому объяснению.
Позади заскрипело, тут уж Шнифт заорал благим матом, выдернул ногу из сапога и бросился к лестнице, продолжая визжать. Но разглядел в проеме двери неясную тень и вместо визга захрипел.
– Ты чего вопишь! – услышал он голос Васьки-Зайца. – Я это, я!
– Так я того, со страху. Вон, провалился и застрял, а мне по ноге кто-то…
– Так крыса поди.
– Так я и сам подумал, крыса. Кому там еще быть? А тут как заскрипит!
– Это уже я заскрипел. Правду сказать, после разговора самому жутко стало, вот и пошел к тебе поближе.
– Это того… это хорошо!
Шнифт, успокоенный появлением приятеля, заставил себя вернуться, вытащить сапог и обуться, а то ногу в портянке пробирало морозом так, что уже и пальцы не чувствовались. Выпрямился, утер пот со лба.
– Чудно! Нога отмерзла, а рожа вспотела, – сказал он.
Собрался сказать еще чего, лишь бы не молчать, но тут неведомо откуда взявшийся порыв ветра кинул ему в лицо несколько горстей хлопьев из слежавшейся пластами пыли, заставив ослепнуть и задохнуться. Не успел он отплеваться, откашляться и глаза протереть, как услышал позади себя хрип. Обернулся, направил туда свет фонаря. Хрипел, схватившись за горло, Заяц. Смертным хрипом хрипел! И норовил другой рукой, той, что не держался за горло, показать куда-то за спину Шнифту. Тот резко развернулся и увидел… Из угла потянулась к нему рука. Бледная, едва видимая и какая-то тощая, словно владельца ее сроду не кормили, вот под кожей и остались одни кости. Притом рука эта вроде как тускло светилась. И пальцами длинными и костлявыми шевелила. А после сложила из тех пальцев фигу.
Заяц позади умолк. В том смысле, что хрипеть перестал. Шнифт оглянулся через плечо и как раз увидел, как Заяц рухнул на ступени крутой лестницы головой вниз, всколыхнув целую тучу пыли. Надо бы кинуться к сотоварищу, посмотреть, что с ним сталось. Вот только у Шнифта сил достало только повернуть голову и впериться глазами в тот самый угол. Рука выбралась из стены по плечо, из кирпича вроде как проглянула столь же мерзкая – черепушка, обтянутая кожей, – морда. Глянула этак пристально, приоткрыла рот и дунула в сторону Шнифта. От того дуновения в него полетели уже не только ошметки пыли, но и разная рухлядь с наваленных повсюду куч. Прикрывая лицо, он отшвырнул в сторону фонарь. Тот беззвучно разбился, опрокинулся. Разлилась лужица керосина, горящая неверным синеватым пламенем. Морда в углу вроде как глянула на огонь с весельем в глазах. Или это провалы глазниц отразили пламя огня? Но губы вновь сложились для дуновения, и от него огонь полыхнул, разом охватив все вокруг. Шнифт наконец вспомнил про оружие, выдернул из-за пояса револьвер и выстрелил в угол. Потом выстрелил еще дважды. Три оставшихся в барабане патрона были потрачены, но и жуткая личина сочла за благо исчезнуть. Вслед за этим вроде полыхавший повсюду огонь почти потух.
Шнифт облегченно всхлипнул, и тут ему грудь обожгло ледяным холодом. Он рухнул замертво.
«Ваше превосходительство! Согласно вашему особому распоряжению имею настоящим рапортом доложить нижеследующее.
Января месяца 3 числа сего 1867 года у себя в доме был убит ударом ножа в спину господин Звенигородов Яков Алексеевич, тридцати четырех лет от роду, купец второй гильдии, прибывший в Томск по делам коммерции. Судя по картине места происшествия и опросам свидетелей, потерпевший, неожиданно вернувшийся домой, застал воров. Имевшимся при нем револьвером он открыл по ним огонь, сделав в общей сложности три выстрела. Одна из пуль, судя по обнаруженным следам крови, нанесла ранение одному из ночных визитеров. Второй из воров нанес г-ну Звенигородову удар ножом в спину, ставший смертельным. Злоумышленники с места преступления поспешно скрылись. По оставленному в теле убитого ножу быстро был установлен его владелец, которым оказался некий Георгий Иванович Гусев, известный в криминальных кругах как вор-домушник Гоша-Шнифт. Незамедлительно были приняты меры к розыску вышеупомянутого преступника и его подельника.
Однако их тела были найдены не благодаря предпринятым мерам, а в силу стечения обстоятельств, сложившихся для них роковым образом. Преступники укрылись в подвале печально известного и ныне пустующего дома Кулева. Вероятно, наступивший сильный мороз вынудил их развести огонь, который привел к возникновению пожара, вернее, к тлению оставшихся в доме старых тряпичных вещей. Возникло задымление, которое и повлекло смерть Гусева и Василия Куприянова, его подельника (факт участия коего в убийстве купца подтвердило наличие на теле у Куприянова незначительного огнестрельного ранения). Смерть наступила в результате удушья.
Такова официальная версия.
Что же касается обстоятельств, вызвавших у вас интерес, то они таковы.
Никакого пожара в доме Кулева не было, что я утверждаю на полном основании, так как лично и весьма тщательно осматривал его. Злоумышленниками действительно был обронен фонарь, заправленный керосином. Но керосина в нем оставались считаные капли. Одна из тех пролившихся капель попала на обрывок ватного одеяла и вызвала его тление. Но задымление, хоть и имело место, было незначительным и не могло принести смертельного ущерба здоровью.
Вскрытие, ввиду отсутствия в нем необходимости, не проводилось, но осмотр тел произведен был. Полицейский врач г-н Кочетов с уверенностью показал, что смерть обоих преступников наступила не от удушья, а скорее всего от апоплексического удара у Куприянова и от разрыва сердца у Гусева. На мой вопрос о том, как стало возможно такое совпадение, чтобы двое здоровых с виду мужчин единомоментно скончались от названных им причин, г-н Кочетов ответил, что раз дело происходило в доме Кулева, то можно с уверенностью говорить: оба умерли от страха. Мол, и так оба находились во взвинченном состоянии, испытывали страх быть пойманными и душевные угрызения из-за содеянного, так как убийцами до той ночи не были и даже слыли людьми богобоязненными.
Такое объяснение вполне подкрепляет и такой факт, что в момент, предшествующий смерти, Гусев произвел три выстрела из револьвера в дальний от себя угол подвала, опустошив револьверный барабан. Звук выстрелов и был услышан дворником, незамедлительно вызвавшим полицию.
А о причинах стрельбы можно сказать следующее: доски, коими обшиты стены помещения, сильно прогнили, и вполне возможно, что укрывшиеся в нем преступники, увидев гнилушное свечение на стенах, приняли его за знаки потусторонних сил или даже за сами потусторонние силы, уж не скажу, какие именно. Скорее всего, за привидение, о котором в городе бродит немалое число сказок. Вот к каким выводам и объяснениям пришли мы с доктором Кочетовым в ходе обсуждения происшествия.
В эту версию не укладывается лишь один-единственный факт.
Револьвер, ранее принадлежавший убитому г-ну Звенигородову, из которого, несомненно, были произведены выстрелы в подвале дома Кулева, был обнаружен не в подвале, а на чердаке данного дома. Притом чердак был заперт на насквозь проржавевший замок. Замок тот не открывался весьма долгое время, да и на самом запыленном чердаке не обнаружено ни единого человеческого следа.
7 января 1867 года.
Судебный следователь Матвеев И.М.»
– Мясорубка, несомненно, одно из величайших достижений человечества, – сообщил дедушка, потерев ладонью щеку и испачкав ее мукой. – Я даже не возражаю против того, что она используется на нашей кухне. Но дабы ощутить истинный вкус доподлинного сибирского пельменя, его необходимо снарядить начинкой из мяса, измельченного ножом или специальной рубилкой. Даша, как те корыто и секира назывались, коими незабвенная Пелагея фарш готовила?
Я очень удивилась, что дедушка забыл такую простую вещь. Он вообще исключительно редко что-то забывает, а уж связанное с русской кухней и подавно. От этого удивления у меня самой выскочило из головы то, что у меня спрашивали. Рот приоткрыла ответить, и тут поняла, что ответить не могу.
Дедушка пару дней как вернулся из Петербурга, где провел почти месяц. Вот в честь его приезда и был затеян званый ужин. А поскольку на него были приглашены наши знакомые из Сибири, то было решено приготовить для них самое-самое сибирское блюдо. И тут возникло немалое число затруднений. Перво-наперво никак не могли решить, какие именно пельмени готовить? Их мы припомнили не менее дюжины, поди выбери. А все наготовить было просто невозможно. Решили все-таки одним видом не ограничиваться и выбрали сначала шесть рецептов, а затем уговорились, что и четырех достанет: из трех мяс – свинины, говядины и баранины; из дичи – рябчиков и перепелов; из мяса с белыми грибами и рыбные, из осетрины. Дедушка потребовал, чтобы фарш готовился не на мясорубке, а был нарезан ножом, раз у нас в доме нет специальной рубилки. И взял этот тяжелый труд на себя. Мы с маменькой не могли остаться в стороне и вызвались помогать в лепке пельменей. Потому что хотелось побыть с дедушкой и потому что тогда гостям можно было бы сказать, что мы сами трудились на кухне. Им будет вдвойне приятно. Не остались в стороне и наша экономка Антонина Васильевна, и горничная Наташа. Уж само собой самое деятельное участие принимала кухарка Варвара Антоновна. Правда, как раз она особого энтузиазма не проявляла. По ее мнению, пельмени и вареники – еда деревенская и для простого народа предназначенная. Да и наше присутствие на кухне она не слишком одобряла. Одно дело, когда хозяйка собственноручно изысканный десерт готовит, это всюду принято. И совсем иное дело, когда вот так: вся семья по-простонародному да простонародное…
