А генерал тебе кто? – спросила попутчица.
Дедушка.
Он из ФСБ?
Нет, из военной разведки.
Попутчица помолчала и озадаченным тоном ляпнула:
А разве это не одно и то же?
Маленькая разница все-таки есть. Примерно как между волком и волкодавом, – тактично объяснила Маша.
А почему тогда твой дедушка приказал ФСБ прислать за тобой машину? Потому что генерал?
Да нет, он может приказывать только своим, разведчикам. А в сочинском управлении ФСБ у него знакомые.
Так ты к ним летишь?
Нет, мы не такие уж друзья, чтобы в гости навязываться. Просто Дед им помог в свое время, а теперь они обещают помочь. Пришлют машину с водителем и все, даже встречать меня не будут. А лечу я к одноклассникам.
Ничего не понимаю, – призналась попутчица. – Ты в Москве живешь?
В Москве.
А к одноклассникам летишь на юг?
Маша рассказала, что до нынешней осени жила в приморском городке Укрополе. Потом Дед вернулся из американской командировки, затянувшейся на половину жизни. В Укрополь на пенсию его не отпустили, а назначили в Академию разведки передавать опыт молодым офицерам. Вот Дед и перетащил к себе в Москву маму и ее, Машу. Случилось это как-то вдруг, они даже не успели продать дом. Теперь Маша едет в Укрополь протопить печку, чтобы в доме не завелась плесень, дать в газету объявление о продаже, а главное – провести каникулы со своими ребятами.
Кстати, меня Марией зовут, – добавила она. Получилось-то, как всегда, некстати.
Правда?! И я… То есть моя сестра тоже Маша, – обрадовалась попутчица и замолчала, как будто решая, стоит ли выдавать секретную информацию. – Нина, – представилась она. – Нина Самолетова.
Редкая у тебя фамилия, – заметила Маша. – Я знаю тележурналиста Алексея Самолетова и больше никого.
А у тебя?
У меня простая – Алентьева.
Нет, у тебя тоже редкая. Я знаю только… Ой! – Нина, отстранившись, пригляделась к Маше. – Тебе никто не говорил, что ты похожа на Маргариту Алентьеву?
Все время говорят. Лицом в маму, умом в папу. Если честно, уже надоело. Как будто я сама никто.
Нина все приглядывалась, наклонив голову к плечу, и на ее лице ясно читалось: «Не обманешь!»
Скажешь, она твоя мама? Маша кивнула.
А папа – Владимир Пресняков?
Почему? – не поняла Маша.
Ну как же! Дед – генерал, мать – телеведущая, значит, отец тоже должен быть неслабый.
Вот так всегда. Начнешь рассказывать про своих, и получается такой «Граф Монте-Кристо», что никто не верит.
Заметь, я не хвасталась! – вспыхнула Маша. – Ты спросила, я ответила. А отец у меня, к твоему сведению, был разведчиком и погиб на задании.
Нина, розовея, замямлила извинения.
Ничего, я привыкла, – миролюбиво сказала Маша, зная, что попутчица, может быть, поверила, может быть, нет, но в любом случае постарается сочинить «Графа Монте-Кристо» не хуже.
А у меня все обыкновенное, – начала Нина. – Родилась в Москве и живу в Москве. Иногда только съезжу за границу по делам, – не без торжества добавила она и отогнула воротник своего плаща, брошенного на свободное кресло. – Лейбл видишь? Версаче, из Рима привезла… А вот, смотри, кулончик из Парижа.
Кулончик был золотой, в виде крохотной Эйфелевой башни. А Нинины сережки с прозрачными камушками оказались бриллиантовыми, купленными в Лондоне.
Маша спросила, какие дела у Нины за границей.
Международные, – туманно ответила попутчица. – Я работаю в одной организации… Ты все равно не знаешь. Борьба за мир, компьютерные курсы – в общем, все для молодежи.
На дальнейшие расспросы Нина сообщила, что:
а) в Италии нужно бояться русскую мафию, она там давно срослась с местной;
б) во Франции нужно бояться дешевых магазинов «Тати», а если все же угораздит купить в них что-нибудь, то лучше сразу выбрасывать фирменные пакеты. Идти с ними по улице – все равно что написать на лбу: «Я бедная»;
в) в Англии бояться нечего, кроме сырой погоды, но жизнь унылая и дорогая.
Это почти все. Знаменитую Мону Лизу попутчица не видела, хотя, если верить ей, прожила в Париже месяц. Колизей видела, он большой. Проезжала мимо и посмотрела в окно машины. Из лондонских достопримечательностей вспомнила Биг-Бен, Тауэр и Трафальгарскую площадь – прямо по тексту из учебника английского языка.
«Граф Монте-Кристо» получался бледноватым, как старый фильм про колхозную жизнь. Похоже, Нина сама это почувствовала и завела длинную историю о каких-то незнакомых и неинтересных людях. Тут на Машино счастье в сумочке у попутчицы зазвонил телефон. Пока она але-кала, Маша удрала в туалет и с пользой убила время, причесываясь и разглядывая себя в маленькое зеркало над раковиной. Да, уже не девчонка, и с этим ничего не поделаешь. Фарш невозможно провернуть назад.
Когда она вернулась, над кабиной пилотов горело табло: «Не курить. Пристегнуть ремни». Самолет шел на посадку. Опять заложило уши, и вдобавок началась болтанка. Нина с побледневшим лицом откинула голову на спинку кресла. Нехорошо, но Маша тихо порадовалась, что не придется ее слушать, разгадывая, в общем, одну и ту же загадку: врет или не врет?
Пейзаж внизу был солнечный и зеленый, не то что в озябшей ноябрьской Москве. Маша прикинула, что ребята, пожалуй, еще купаются. Не все, но Петька – наверняка, он вырабатывает в себе морской характер. Купальника мама ей не дала из тех же соображений, из которых заставила пристегнуть к плащу теплую подкладку. Но можно поискать старый купальник среди оставленных в доме вещей или одолжить у Наташки.
Попутчица совсем расклеилась. До посадки она просидела молча, вытирая платочком потный лоб, а как только разрешили вставать, первой подскочила к двери. Даже не попрощалась. Еще раз ее заметная кепка мелькнула над толпой в аэропорту, и случайное знакомство оборвалось навсегда.
«Наврала, – окончательно решила Маша. – Увидела генеральскую внучку на черном «мерине» и стала пыжиться».
– Мария? – услышала она.
Раздвигая пассажиров, к ней подходил молодой человек, разворотом плеч и цепким взглядом похожий на Жору.
Маша сняла кепку с неуместной надписью и спрятала в карман плаща. Хватит, поприкалывалась.
Глава II СМЕРТЬ ПОД ПАЛЬМАМИ
Как справедливо заметил кто-то из покорителей Севера (то ли Нансен, то ли Амундсен), к холоду привыкнуть нельзя, его можно только терпеть. После московского нуля с утренней гололедицей шестнадцать градусов в Адлере показались жарой. А когда Маша увидела пальмы у аэропорта, слезы навернулись на глаза. Все-таки она южанка, родилась здесь и выросла.
Знакомый Деда Николай Иванович расщедрился: прислал «Линкольн». Сам он ездил на черной «Волге», а его подчиненный Гриша однажды подвозил Машу с Дедом на «жигуленке». Гриша тогда сказал, что «жигуленок» оперативный, с форсированным мотором: и внимания не привлекает, и может догнать иномарку.
Водитель взял у Маши багажный талончик и пошел за чемоданом, оставив ее на широком заднем диване «Линкольна». Она разобралась, какие кнопки управляют стеклоподъемниками, какие – люком в потолке, и все раскрыла настежь. Воздух чуть заметно пах морем. Маша сама не подозревала, как соскучилась по этому запаху соленой воды и тины, гниющей на горячих береговых камнях.
Совсем рядом в киоске продавались открытки с южными видами. Ей захотелось надписать одну Деду и здесь же, в аэропорту, опустить открытку в ящик, но было боязно оставить незапертую машину. Еще, чего доброго, уведут из-под носа.
Крышка багажника поднялась, заслонив заднее стекло. Ага, водитель вернулся, укладывает ее чемодан. Отпроситься у него на минуточку?…
Водитель сел за руль и, не успела Маша раскрыть рот, рванул с места. Кнопками на своем пульте он позакрывал все окна, извинившись: «Не положено!» Тон у него был самый вежливый, но, кажется, водитель злился, что приходится везти девчонку вместо того, чтобы бороться с преступностью.
«Перебьюсь», – подумала Маша сразу обо всем – и о неотправленной открытке, и о свежем воздухе, который, кстати, не так уж сильно пах морем. Вот в Укрополе другое дело, в Укрополе воздух будет по-настоящему морской, потому что море ближе и машин меньше. Еще два часа, и она дома. Можно подождать, дольше терпела.
Водитель все прибавлял скорость. Пожалуй, так он и за полтора часа домчит до Укрополя. Теплый воздух из кондиционера отдавал малиной – не море, но тоже приятно. Маша расстегнула плащ и задремала, покачиваясь в мягком кожаном нутре «Линкольна». Миллионерская машина. Тоже, наверное, оперативная, чтобы фэ-эсбэшники, прикинувшись крутыми, могли попасть на какую-нибудь встречу уголовных авторитетов.
Разбудил ее скрежет. Железом – по лаку, по блестящей, как облизанная карамелька, дверце. Маша открыла глаза и отшатнулась. В сантиметрах от ее лица за стеклом угрожающе навис бампер огромного грузовика. Он отжимал «Линкольн» на обочину, не то заставляя остановиться, не то сбрасывая с дороги. Это было слишком опасно, чтобы сойти за рядовое хамство.
