— Ким-ка! Уля-ля-ля!.. Где ты?!
Соколиный Глаз не отзывался. Санька ни капли не сомневался, что дружок его прячется где-то поблизости: не такой он человек, чтобы так вот запросто взять и появиться. Конечно же он рассчитывает на то, что Санька начнет его искать. Но не тут-то было! У Меткой Руки (так Санька называл себя с некоторых пор) созрел собственный план.
Кимка-а! Я иду ку-па-гыр-ги! — крикнул Санька и, по-солдатски отбивая босыми пятками — шаг, двинулся к Воложке, напевая:
Все пушки, пушки грохотали,
Трещал наш пулемет,
Кадеты отступали,
Шли красные вперед,
Вперед,
вперед!
— Стой! — завопил Соколиный Глаз, выныривая из-под террасы. — Дело есть!
Санька остановился:
— Выкладывай!
— А ты дуй сюда! — позвал Кимка, пряча что-то за спину.
— Ну, — подошел Санька, — чего у тебя там?
— Тс-с! — предостерег Кимка, пятясь к только что покинутому убежищу.
Санька опасливо огляделся вокруг:
— Да никого же нет!
— «Нет-гнет», — передразнил Кимка. — Бледнолицые хитры, а Соколиный Глаз мудр... Гляди! Только — молчок, тайна!..
— Меткая Рука умеет хранить тайны! — с достоинством ответил Санька. Но, видя, что Соколиный Глаз не спешит открывать своего секрета, добавил нарочито безразличным тоном: — Говори, а то на речку надо!..
Кимка прищурил темные, с татарским разрезом, глаза:
— Пошли в штаб, оружие раздобыл! — и сунул под нос круглый предмет, завернутый в курточку.
— Бомба?! — ахнул Санька. Кимка приоткрыл курточку.
— Пе-ту-ух?! — Санькины губы сложились в презрительную усмешку, но это Кимку ничуть не смутило.
— Полчаса назад на помойке вот этой стрелой срезал! — Соколиный Глаз показал полуметровую стрелу, окрашенную в красный цвет.
— Чей?
— Пожарничихин. — Смутился Кимка. — Теперь нам перьев для стрел во как! — И он прихлопнул ладонью по макушке.
— Так это для стрел? А я думал...
— Индюк думал, да в суп попал!
— Все равно нагорит нам, если узнают.
— Нагорит, — согласился Кимка, — да я нечаянно. Понимаешь, пальнул в ворону, а этот «рыцарь» выскочил вперед, ну и...
— Жалко.
— Конечно, жалко, но не пропадать же добру! Знаешь что, — оживился Кимка, — мы ей возместим убыток.
— Кому?
— Тете Фекте, пожарничихе. Она меня вчера просила дровец к зиме поколоть, вот мы и...
— Правильно! — повеселел Санька. — А теперь — в штаб!..
Ползком, как и положено мудрым краснокожим, Санька и Кимка одолели барханы, намытые землечерпалкой. Там, где ныне стоят трехэтажные дома, два года тому назад было болото, заросшее камышом и чаканом. Строители, прежде чем приступить к закладке фундамента, залили малярийную низину пульпой — жидким грунтом, который «грязнухи» черпали железными ковшами со дна реки.
Поднявшись на вал, отделявший завоеванное цивилизацией пространство от камышовых джунглей, краснокожие издали воинственный клич «иа-иа!», что означало: Соколиный Глаз и Меткая Рука готовы сразиться с любым врагом и победить его!
Непролазные камышовые джунгли о чем-то таинственно перешептывались. Мальчики спустились к реке и прошли вниз по течению Воложки с полкилометра.
Армада старых морских посудин, доживающих свой век на корабельном кладбище, пряталась за ветловым перелеском. Шесть «боевых» единиц готовы были по первой команде Кимки и его друга «сняться с якорей» и отправиться в дальнее плавание навстречу океанским бурям и геройским подвигам. На флагмане этой грозной флотилии «Аладине» и находился штаб краснокожих. Сюда-то и пробирались наши храбрецы.
Соколиный Глаз двигался по едва заметной тропинке первым. Выгоревшая тельняшка и солдатские галифе, засученные до колен, державшиеся на одной помочи, придавали ему вид довольно грозный. Так, во всяком случае, казалось Саньке, одетому в темно-синий, почти новый, вельветовый костюмчик. Что их уравнивало, так это то, что оба были босиком и без фуражек. Но если Кимка не носил башмаков и кепки летом из чисто экономических соображений, то Санька — из принципа.
Страшно пробираться по камышовым дебрям, даже если солнце светит «в миллион звездных сил», как утверждает Соколиный Глаз. На тропе все равно сумерки. Солнечные лучи не в силах пробиться сквозь плотную завесу стрельчатых камышовых листьев, переплетенных дикими вьюнами.
Тигры и крокодилы в этих краях не водятся, во всяком случае, ни одного храбреца они еще не загрызли, но, по твердому убеждению мальчишек, в один прекрасный день коварные хищники себя еще покажут.
На кладбище старых кораблей покоятся три изъеденные ржавчиной нефтеналивные баржонки, баркас «Самара», допотопный колесный буксир «Марат» (бывшая «Императрица Мария») и некогда гордость каспийцев — трехвинтовой богатырь «Аладин». Главные двигатели и котлы с кораблей сняты, все, что было ценного, из кают забрано, остальное брошено на произвол судьбы, отдано на растерзание дождям и ветру.
А вот и «Аладин». От своих собратьев он и впрямь отличается красотой линий и величиной. Глядя на этот буксир, не скажешь, что он свое уже отходил. Мостик, мачта и рубка по-прежнему смотрят на мир зорко и вызывающе. Кажется, стоит капитану подойти к телеграфу и отдать привычное приказание «Полный вперед!», как закрутятся громадные винты, литой форштевень подомнет море качающегося тростника, и загудит флотский ветеран на просторах великой русской реки.
Но нет, не поднимется больше на палубу седоусый капитан, не отдаст нужного приказания команде. Навеки убраны сходни и шторм-трапы, не вспыхнет на гафеле алый вымпел...
Кимка и Санька окинули влюбленным взглядом высокие стальные борта, лишь кое-где тронутые ржавчиной, и не спеша направились к форштевню — носу корабля. Уцепившись за толстенную якорную цепь, свисающую связкой бубликов, стали взбираться на палубу. Кимка поднимался молча, в зубах он держал завязанную узелком курточку с добычей, зато Санька распевал во все горло «Гимн краснокожих» собственного сочинения:
Мы — красные, мы смелые,
Мы не боимся никого!
Да здравствует Республика,
Республика Советов!
Ступив на палубу корабля, Кимка вытряхнул из курточки куриного падишаха, насаженного на стрелу, и, потрясая им над головой, завопил:
— Трепещите, презренные враги! Теперь наши стрелы будут прокалывать вас насквозь, как цыпленков!
Ему откликнулось эхо:
— ...ите! ...энные! ...ыватъ!.. онков!..
Зашвырнув трофей в носовой люк, где Кимка и его друзья хранили свое «оружие» и запасы провианта, мальчишки по крутым железным трапам поднялись на капитанский мостик. Деревянная палуба мостика хотя и потеряла былой блеск и кое-где рассохлась, но выглядела еще вполне прилично. Посредине мостика возвышалась мачта со стеньгой, горделиво откинутой назад. Особенно роскошно выглядела рубка, чудом сохранившая в окнах и двери все стекла. Санька юркнул в нее и принялся крутить колесо штурвала. Кимка тоже был не прочь погонять обитое медяшкой дубовое колесо с точеными рукоятками, но подавил в себе это желание. Заложив руки за спину, он стал важно расхаживать по мостику и сыпать приказания, подражая бывалым морякам:
— Рулевой, право руля!
— Есть, право руля! — молодцевато отвечал Санька.
— Еще правей!
— Есть, еще правей!
— Право на борт, раззява! Куда прешь? Хочешь в танкер врезаться?!
— Ну и врежемся! — вдруг взбунтовался рулевой. — Только это не танкер, а вражеская подводная лодка!
— Нет, танкер!
— Лодка!
— Ты что?!
— А ты чего?
— Стыкнемся?
— Испугал! Да я такой приемчик знаю! — Санька, оставив в покое штурвал, упер руки в боки. — Мне папа показал!..
В том, что Санькин отец (на заводе главный в НКВД) знает различные приемчики, Кимка не сомневался. Вот почему он заволновался и сразу же пошел на мировую.
— Сань, а Сань, не будем стыкаться! — зачастил он. Когда Соколиный Глаз волновался, он палил, как из пулемета, проглатывая кончики слов. В такой момент понять его было довольно трудно: — Мы-ы ж друзь... покаж.. св... лк... отдм... — набрал он третью скорость. Выпущенная обойма после расшифровки выглядела так: «Мы же друзья. Покажи, свой лук отдам!..»
— Уговор! — согласился Санька.
— Казенная печать! — подтвердил Соколиный Глаз.
— Вот, смотри! — И Санька, слегка толкнув приятеля в левое плечо, левой ногой дал ему подножку. Соколиный Глаз в мгновение ока оказался распластанным на палубе.
— Давай еще! — рассердился он. И опять лег врастяжку. Снова поднялся и снова был сбит с ног. После третьего поражения он изрек: — Ничего себе приемчик, стоящий!
— А лук?
— Твой лук. Мое слово — олово!
— Полезем на рубку! — предложил Санька. Вскарабкались на рубку. С пятачка, огороженного стальными леерами, был виден чуть не весь Заячий остров. Справа возвышались их родные дома, за которыми просматривалась неширокая улочка старого рабочего городка и длинное приземистое здание деревообделочного цеха. Прямо по носу, за горбами барханов и за блином огромного пустыря, заросшего чертополохом, виднелись крыши, утопающие в зелени фруктовых садов, — первые бастионы частной собственности.
