- Хорошо,- решительно сказал Мамис.- Мм возьмем это на себя.
- Ну и прекрасно.- Накамура-Бранчевска вновь улыбнулась.- Вы знаете, Мамис, мне кажется, что мы что-то упустили в деле с этим русским научным кораблем. Можно было бы что-нибудь придумать похлеще… Впрочем, может быть, сейчас еще и не время… Прилетит Эр Би, и мы решим вместе… Эр Би настоящий мужчина, не то что этот тюфяк Фук„. Трудно представить себе, что они слеплены из одного куска теста,
- А во мне вы еще не разочаровались, мадам? - вежливо спросил Мамис.
- Пока нет,- засмеялась легко и звонко Накамура-Бранчевска.
Они вышли из кабинета. Свет погас.
Лунные капли слетали с ладоней плывущего Геннадия…Сколько он ни рыскал по берегу, ему не удалось найти никакого челнока. Причал виллы усиленно охранялся. Впрочем, может быть, это и лучше. Лодку наверняка увидели бы с высокого берега Карбункла, а вплавь он доберется незамеченным. Если только доберется.
«Так вот кто ты такая! Женщина-чудовище, главарь огромной банды, пиратка, авантюристка! Какие дьявольские планы ты вынашиваешь в своей красивой головке! Какую судьбу ты уготовила этим мирным людям, наивным легопе-рам! Только бы мне добраться до берега! Только бы мне добраться! Может быть, удастся найти того толстяка сенатора, что возражал Мизераблесу или самого президента Джечкина? Только бы добраться!»
Уже несколько раз Геннадию казалось, что мышцы правой ноги на грани судороги. Усилием воли он отогнал страх и плыл вперед. И только проплыв треть расстояния, он вдруг с отчетливой ясностью понял, что переоценил свои силы. Никогда ему не пересечь этот проклятый пролив. Повернуть обратно? Нет, ни за что! Вперед! Вперед - куда?
Там, впереди,- конец! Что это мелькает под луной? Плавник акулы? Правая нога одеревенела в согнутом положении. Дыхание сбилось. Геннадий задохнулся, хлебнул воды, беспомощно забарахтался на одном месте. Прощайте! Мама, бабушка, папа, Наташа Вертопрахова, Валька Брюквин, улица Рубинштейна, Ленинград, «Алеша Попович», прощайте! Расплылись и потекли в бесконечность оранжевые круги.
- Спасите! - не помня себя, закричал по-русски мальчик.
- Держись,- услышал он совсем рядом странный спокойный голос.
Сильное большое тело вытолкнуло мальчика на поверхность. Глотнув воздуха, он открыл глаза и увидел рядом глубоко сидящий глаз, крутой лоб и лукавый рот дельфина.
- Держись за плавник, малый,- сказал дельфин.- Не дрейфь. Все будет тип-топ. Мы еще дадим огоньку!
Он говорил на странной смеси русского и американского жаргонного языков и звук его голоса был странен, и сам он был невероятен.
Схватившись за спинной плавник, Гена лег на спину дельфина и обхватил ногами веретенообразное тело.
- Сейчас я тебя в темпе доставлю куда надо,- сказал дельфин.- В Оук-порт, что ли?
С ходу он развил сумасшедшую скорость, которая и не снилась самым современным торпедным катерам. Вода вокруг забурлила, засвистел ветер.
- Кто вы такой? - крикнул Геннадий, оправившись от изумления.
- Я дезертир, - ответил его спаситель,- Дезертир из армии Соединенных Штатов Америки.- Он помолчал и добавил:- Чаби Чаккерс, сэр. Бывший мастер - сержант Чаби Чаккерс, учетный номер 007895671138…
- Это невероятно,- прошептал мальчик.
- Чего невероятного? - сказал дельфин.- Зеленый я был, молодой, записался добровольцем. Условия хорошие, рыбы - ешь не хочу, полсотни долларов в неделю жалованья. Научился по-человечески спикать. А потом разные подонки стали учить наше подразделение всяким мерзким штучкам - корабли взрывать, мины ставить… Чаби, сказал я себе, тут дело нечисто. Не хочу людям пакости делать, и вообще я против войны. Сманил с собой двух дружков и дра-панули. Теперь, если поймают, пожизненная каторга. Только шиш поймают…
- Вы говорите по-английски и по-русски, Чаби?
- Сейчас немного зафоргетил, но вообще-то в частях специального назначения еще и не тому научишься,- фырк-нул дельфин.- А ты русский? Небось с «Алеши Поповича»?
- Меня зовут Геннадий.
- Очень приятно познакомиться.
- Чаби, вы не знаете, из-за чего «Попович» покинул Оук-порт?
- Наверное, из-за шума. Шум там был с утра страшный. Ненавижу шум. Сыт по горло этим шумом.
С этими словами Чаби обогнул волнорез и на малой скорости заскользил по темной воде Оук-портовской бухты. Он доставил Геннадия прямо к гранитным ступенькам лестницы, идущей в воду, и сказал на прощание:
- В случае чего, крикни «Чаби», и я подгребу мигом. Я тут месяца на три застрял, не меньше. Жениться собираюсь,
- А как вас зовут по-дельфиньи, Чаби? - поинтересовался Геннадий.
Любезность моего героя, дорогой читатель, не знала границ.
- Все равно не услышишь,- усмехнулся дельфин и пояснил: - Ультразвук.- Он открыл рот, и все же до Геннадия откуда-то издалека, как будто из космоса, донеслось что-то вроде: - Оооооиииииэээээу…
- Оооооиииииэээээу? - переспросил мальчик.
- Ну, ты даешь, Гена! Услышал! Теперь мы с тобой дружки. Пока!
Он вильнул хвостом и ушел в глубину.
Геннадий поднялся по ступенькам за чугунным львом с кольцом в пасти.
Освещенная луной площадь была пуста, только в центре ее высилась позеленевшая бронзовая фигура в треуголке. Поблескивали под луной немые окна старинных домов, двери амбаров и магазинов были закрыты. Геннадий быстрым, но спокойным шагом пересек площадь, скрылся в тени длинной колоннады. Здесь он снял рубашку и выжал ее. Он взялся было уже за штаны, когда услышал звон гитары и молодые голоса. На площадь из таинственного мрака боковой улочки вышли три парня и две девушки. Красивые, ладные фигуры, ленивая походка - типичные эмпирейцы, беспечные, как птицы.
«Почему бы мне не пойти прямо к ним и не спросить, где резиденция президента Джечкина? - подумал Геннадий.- Этих людей нечего бояться…»
Под сосной Монтезумы
Танцевали две пумы,
Танцевали, сплетясь,
Танцевали две пумы
Под сосной Монтезумы
И танцуют сейчас
- напевал гитарист.
- Эй, прекратить пение! - послышался грубый голос, и на площадь вышли четверо квадратных парнюг с карабинами.
- С каких это пор в Оук-порту нельзя петь? - крикнул гитарист.
- Марш по домам! - рявкнул квадратный.
- Катитесь, кроты, в свои ямы! ~ захохотали эмпирейцы. Геннадий пробежал под колонной и нырнул в узкую улочку, из которой только что вышли «кроты». Некоторое время он еще слышал шум перебранки, потом все затихло.
Больше часу Геннадий наугад петлял по извилистым улочкам, поднимался по мраморным лестницам, прятался за скульптурами. Иногда он видел костры, возле которых сутулились мрачные типы. Замечал на стенах желтые листочки со зловещими угрозами.
И несмотря на тревожное опасное положение, Геннадий с его отзывчивой и впечатлительной натурой не мог не поддаться очарованию ночного Оук-порта. Таинственная игра его теней на мраморных плитах и барельефах, на витражах и мозаиках, сверкающие под луной бритвенно-острые коньки крыш, движение и тихая разноголосица его листвы, все звуки ночи, то глухие, то неожиданно звонкие, надолго, может быть на всю жизнь, пленили мальчика.
На одном из старых домов возле подъезда со скрипящей на слабых петлях, разболтанной дверью Геннадий вдруг увидел мемориальную доску с полустертым золотым тиснением:
«В этом доме часто останавливались русский писатель Александр Грин (по пути из Зурбагана в Гель-Гью), английский писатель Джонатан Свифт (из Лилипутии в Лапуту), французский писатель Жюль Верн (из пушки на Луну)».
Едва он успел прочесть эту поразившую его надпись, как дверь резко распахнулась, и на пороге дома появился высокий худой незнакомец в старомодной крылатке песочного цвета и в широкополой шляпе.
- Вы ищете друзей? - спросил незнакомец Геннадия, как бы не разжимая губ и мягко улыбаясь глазами.
Мальчик молча кивнул.
- Пойдемте со мной,- сказал незнакомец и двинулся вдоль витой чугунной решетки, за которой тренькал фонтанчик.
Шаги незнакомца были легки, трость мерно постукивала по мостовой. У него был вид спокойного, чуть грустного, но и не лишенного юмора человека, который никогда никуда не спешит, но никогда никуда, не опаздывает. Клетчатый портплед в левой руке не тяготил его, и одежда была удобна, ловка, хоть и небогата.
Возле круглой афишной тумбы он остановился. Бриз, вылетевший из-за угла, взметнул его длинные седые волосы.
- Поворачивайте за угол. Сюда! - Он показал палкой.-Пройдите спокойно и не таясь три дома. Там вас встретят.
- А вы? - тихо спросил Геннадий. Ему почему-то очень не хотелось расставаться с этим любезным незнакомцем.
- К сожалению, дружище, у меня свои дела,- улыбнулся тот, показав длинные зубы, приподнял шляпу и пошел по крутой улочке вниз, к морю, в прозрачную, словно пронизанную серебряной сетью темноту.
Геннадий смотрел ему вслед, пока он не исчез.
«Кто же это был и на каком языке мы говорили? - подумал мальчик.- На русском, английском, эмпирейском?… Может быть, вообще мы не сказали ни слова?»