Старуха выпустила из ноздрей папиросный дым:
— А вам-то не все равно?
Тимохин вгляделся в морщинистое лицо старухи.
— Надя? — неуверенно произнес он. — Ты, что ли?..
Старуха тоже вгляделась в морщинистое лицо Тимохина.
— Захар... — так и ахнула она.
— Что с нами сделало время, Наденька, — грустно покачал головой бывший следователь. — Помнишь, в школе на выпускном балу ты читала стихи Блока о прекрасной незнакомке?
— Читала, — со вздохом подтвердила старуха, — а теперь вот уборщицей в бане работаю.
— Да-а, — продолжал качать головой Тимохин, — чего только в жизни не бывает.
— Ну заходи, Захар, — пригласила старуха. — Посмотри, как я живу.
Жила бывшая одноклассница Тимохина «фигово» (как выразился бы Егор). Телевизор у нее был черно-белый, холодильник сломался, труба под кухонной раковиной протекала. Обо всем этом старуха не замедлила сообщить Тимохину и ребятам. А затем начала рассказывать, как помогала мужу жечь секретные черновики в «кочегарке», как после падения коммунистического режима про «объект 321» все забыли, как на месте «кочегарки» городские власти хотели построить церковь, но почему-то не построили, а продали этот участок какой-то фирме, а фирма, в свою очередь, решила построить казино, но тоже почему-то не построила...
— Надюша, а где ключик от «кочегарки»? — прервал бывшую одноклассницу Тимохин.
— Да вон, на гвоздике висит, — показала та.
Взяв ключ, ребята и Тимохин отправились на Киевский вокзал, а оттуда поехали электричкой до Матвеевской, где как раз и находился «объект 321».
«...КЗГРЯК!» — с трудом повернулся ключ в ржавом замке. Тимохин, Ася и Егор общими усилиями открыли проржавевшую дверь. В носы им ударил мерзкий запах гнили. «Кочегарка» походила на заброшенный пункт приема макулатуры: везде были навалены горы бумаги; мокрые стены были покрыты мхом и плесенью; из трещин в цементном полу росли белые поганки. В общем, никому не было дела до бывших секретов бывшего Союза. Кроме, пожалуй, крыс, которые устроили в бумажных горах свои норы.
— Ни фига себе, — присвистнул Егор. — Да тут трактором не разгребешь!
— М-да, — буркнул Тимохин. — Вряд ли мы здесь разыщем наш черновик.
— Ой! — Ася поскользнулась на поганке и, чтобы не упасть, схватилась за высокую кипу папок. Кипа покачнулсь и рухнула. Одна из папок свалилась Асе прямо на голову. — Ой, — опять ойкнула девочка.
Папка так и осталсь лежать у нее на голове, будто шляпа. Ася сняла папку с головы и не поверила своим глазам.
— Ой, — снова ойкнула она. — Смотрите!..
Егор и Тимохин посмотрели.
Сквозь грязь на обложке папки проступала надпись: «Операция «Эликсир» (черновик отчета)».
— Йес! — радостно выкрикнул Егор, вскинув сжатую в кулак руку. — Классно!
— Чего только в жизни не бывает, — третий раз за день произнес бывший следователь, забирая у Аси папку. — Да ты, милая, и впрямь «везунок».
Девочка улыбалась.
Но радоваться было рано. Все листы в папке сгнили, и прочесть что-либо было невозможно. Лишь на одном листе с трудом читалась строчка, написанная от руки:
«Г. Елец, ул. Красных кавалеристов, д. 8. Карл Цоллер».
Глава XXII. ПРОФЕССОР ЦОЛЛЕР
Тудух-тудух-тудух-тудух...» — стучали колеса электрички. Тимохин, Ася и Егор ехали в Елец. Бывший следователь дремал. Ася смотрела в окно. А Егор глядел на Асю. «Какая она красивая...» — думал он. С того момента, как Егор впервые увидел Асю на Пушкинской площади, эта мысль неотвязно преследовала его. Егора, конечно, беспокоила судьба исчезнувшего Никиты, но это, однако, не мешало ему замечать, как Ася отбрасывает непослушные волосы со лба, как взмахивает ресницами, как улыбается... «Ну и гад же ты, — обзывал себя частенько Егор. — Ник исчез, а ты на его девчонку пялишься...» Он сто раз давал себе слово не думать об Асе и поменьше смотреть на нее, но...
Но думал и смотрел.
Ася отвернулась от окна:
— Егор, помнишь, дядя Боря говорил про знаменитого немецкого ученого Карла Цоллера?
— Помню.
— Так, может, это он живет в Ельце?
— Врунский же сказал, что Цоллер погиб в автокатастрофе в сороковом году.
— Это вполне могла быть инсценировка, — вмешался в разговор проснувшийся Тимохин. — Я слышал, что фашисты частенько прибегали к этому приему, чтобы заполучить какого-нибудь известного ученого.
— А зачем? — не поняла Ася.
— Ясно зачем, — сказал Егор. — Чтобы ученый работал над их засекреченными проектами и никто бы об этом не знал.
Электричка замедлила ход.
— Елец, — хрипло буркнул динамик.
Электричка остановилась. Ребята и Тимохин вышли. И спросили у первого встречного, где тут улица Красных кавалеристов. Оказалось, что такой улицы в Ельце уже нет.
Ее переименовали в улицу Белых гвардейцев. И пилить до нее надо пешком через весь город, потому что общественный транспорт не работает. Забастовка.
Тимохин и ребята попилили.
Дом под номером восемь представлял из себя перекособоченную избушку. Кнопки звонка у двери не было. Егор постучал.
— Стучи не стучи, все равно не откроет, — сказала какая-то женщина, идущая мимо. — Гут глухонемой живет.
— И давно живет? — поинтересовался Тимохин.
— Давно.
Женщина пошла дальше. Егор подергал ручку.
— Она, кажется, на крючок закрыта, — определил он.
— Сейчас откроем. — Тимохин достал из кармана складной нож. Вставив лезвие ножа в дверную щель, он сбросил крюк с петли. — Порядок.
Они вошли в избу. И сразу же увидели сгорбленного старика. Он был такой старый, что по сравнению с ним Тимохин выглядел просто мальчишкой.
Старик сидел в глубоком кресле. Его слезящиеся глаза, не мигая, смотрели на непрошеных гостей.
— Здравствуйте, дедушка, — поздоровалась Ася.
Старик никак не отреагировал.
— Аська, он же глухонемой, — сказал Егор.
— Глухонемой, — медленно повторил Тимохин. И вдруг ка-а-к гаркнет: — Гутэн морген, герр Цоллер! Старик вздрогнул.
— Притворяться бесполезно, — с напором продолжал бывший следователь. — Я вас раскусил. Вы не глухонемой.
— Да, я не глухонемой, — скрипучим голосом ответил старик. — Вы пришли меня убить?
Тимохин и ребята слегка опешили.
— С чего вы это взяли? — спросил Тимохин.
Вместо ответа старик спросил:
— Вам сколько лет, молодой человек?
Ася с Егором хихикнули. Бывший следователь тоже улыбнулся:
— Шестьдесят девять.
— А мне девяносто шесть. Большой грех, молодой человек, обманывать беспомощного старика.
— Да никто вас не обманывает! — воскликнул Егор. — Мы правда не собираемся вас убивать. Скажи, Ась?
— Нет, не собираемся, — подтвердила девочка.
— Тогда ответьте, кто вы и откуда знаете мое настоящее имя?
— Я бывший следователь Тимохин, — сказал Тимохин.
— А я просто Ася, — сказала Ася.
— Ну а я Егор, — сказал Егор.
— В свое время, — продолжал бывший следователь, — я вел дело Евгения Поцелуева. Помните такого?
Старик разрыдался, словно младенец.
— Боже! Прости меня, Боже! — восклицал он сквозь рыдания. — Смерть этого человека на моей совести!..
— Вы что-то путаете, герр Цоллер. Смерть Поцелуева не может быть на вашей совести, потому что он сбежал из могилы.
Старик сразу перестал рыдать:
— То есть как сбежал?
Тимохин рассказал, как.
— Доннэр вэттэр! — выругался по-немецки Цоллер. — Выходит, меня провели.
— Да, — кивнул Тимохин. — Поцелуев так Капусте и сказал: «Ловко мы провели этого Цоллера».
— Черт возьми! — теперь уже по-русски выругался старик, а вслед за этим вздохнул с облегчением: — Но зато теперь моя совесть чиста. Никто не погиб из-за моих экспериментов.
— А вы не могли бы рассказать об этих экспериментах? — попросил бывший следователь.
На лице старика отразилось колебание:
— Вообще-то я дал подписку о неразглашении государственной тайны.
— В каком году вы ее давали?
— Не помню.
— Но это было больше двадцати лет назад?
— Я, я, — по-немецки подтвердил Цоллер. — Больше.
— Тогда можете смело рассказывать. Срок давности уже истек.
— Гут, — сказал Цоллер и начал свой рассказ: — Всю жизнь я боялся смерти. Даже когда был маленьким мальчиком. Что же говорить о том времени, когда я стал подростком, а затем юношей? Мысль о неотвратимости смертного часа приводила меня в ужас. И я решил вступить в схватку со смертью. Найти «эликсир бессмертия». С того момента вся моя жизнь была посвящена поискам «эликсира». Увы, исследования требовали огромных денежных затрат и не приносили никакого дохода. Поэтому никто не хотел финансировать мои опыты. Но тут к власти в Германии пришли нацисты. И в сороковом году меня пригласил к себе Гитлер. В ту пору мне было уже пятьдесят лет...
