Дубак был знатный. Казалось, вот-вот на носу, как в мультиках, вырастет сосулька, и уши покроются инеем. Пальцы потихоньку начинали неметь. Жаль, коробки от рыбы все мокрые, а то бы разорвал одну и сунул под футболку: картон хорошо держит тепло.
Из-под коробок торчало сено. Тонкий вырвал клок – сырой. Стал копать глубже; сено не кончалось и было почему-то холодное. Все холоднее и холоднее. Вечная мерзлота здесь у бабульки, что ли?
Рука ушла в сено уже по локоть. Стало интересно. Тонкий встал на четвереньки, просунулся еще глубже и нащупал что-то совсем холодное и скользкое. Лед! Не вечная мерзлота, разумеется, а просто накидали его в яму зимой, присыпали сеном, чтобы таял помедленнее, и он лежит, потихоньку студит все вокруг. Холодильник образца восемнадцатого века.
От этого открытия Тонкому стало еще холоднее. Были бы спички – спалил бы к черту этот домишко. Что они, в самом деле: рыбок убивают, начинающих оперативников под полом морозят! Тонкий представил, как трещит и полыхает домик. Пламя одним большим глотком съедает занавески, выбивает с грохотом оконные стекла, остервенело носится по крыше, стреляя жженым шифером… Тепло-о!
«Нельзя, – одернул себя Тонкий, – во-первых, это домик бабы Зои, которая скорее всего ни в чем не виновата, во-вторых, если я его спалю, вместе с домом сгорят ценные улики, в том числе я сам. А в-третьих, спичек нет».
Толстый уже, наверное, прибежал в лагерь, залез в палатку и теперь скачет по тете, сверкая в темноте белой запиской. Лишь бы тетя проснулась.
Наверху загрохотало. Если это были ботинки, то очень много. Пары, наверное, четыре, а то и пять – в доме столько народу не живет. Незнакомый голос отдавал команды суровым тоном дрессировщика:
– Стоять! Назад! Сюда их!
Нет, это не тетя. Ясное дело, одна бы она сюда и не пришла, в Крыму-то она опернеуполномочена…
Снова загрохотали ботинки, по-тюремному лязгнула задвижка подпола, и Тонкому открылся путь на волю. Как он выскочил! Пулей! Ракетой!
В комнате горел свет и не было ни души. Тонкий стоял, не зная, что случилось и куда идти. Сунулся в другую комнату – человек в штатском пытается разбудить бабу Зою. Выглянул в окно – другой человек в штатском и тетя Муза ставят лицом к деревьям Игоря с Ванькой. Пока Тонкий раздумывал, кому помочь, подошли еще двое в штатском и потребовали показать им подпол. Тонкий показал.
– Кефаль, камбала… неплохо, – присвистнул один.
– Сетью за один раз можно и больше наловить, – обесценил его замечание другой. Тонкий смотрел на них, смотрел да спросил:
– А вы кто? – Хамский, конечно, вопрос, но свежеотмороженному подростку простителен.
– А мы в соседнем доме живем, – дружелюбно ответил один. Тонкий только сейчас заметил его полосатые пижамные штаны. «Понятые», – решил он и оказался прав.
– А ты зачем братишку нашего напугал? – спросил второй. Этот был в брюках – и все. Тонкий смутно припомнил малявку из соседнего дома, который спер у Ежика с Игорем нож.
– Я не хотел, – буркнул он.
Из другой комнаты послышалась возня, и показалась баба Зоя в сопровождении человека в штатском. Этот явно не жил в соседнем доме, по крайней мере не соблюдал тамошнюю форму одежды: был в джинсах и майке с разноцветными пятнами на пузе.
– Что в подполе? – деловито подскочил он и заглянул. – Ага, бабуля, внучки в луже пескариков наловили? – И хохотнул. Явно опер. Только у них такой юмор.
Баба Зоя еще не проснулась. Она ковыляла впереди опера, терла глаза и бормотала:
– Не знаю. Я ничего не знаю…
Жалкое это было зрелище.
Тонкий вышел во двор. Игорь с Ежиком стояли – руки за голову, уткнувшись лбами в алычу, с которой Тонкий не так давно собирал ягоды. Тетя Муза и четвертый в штатском их обыскивали. У тети на плече гордо восседал Толстый и дергал носом, принимая активное участие в обыске. Тонкий встал в сторонке, ожидая, когда на него обратят внимание. Тетя первой закончила, повернулась к племяннику:
– Ну?
Тонкий понял, чего от него хотят. Для начала он предъявил кусок своих трусов:
– Это метка с сети. Толстый нашел ее в этом дворе.
Четвертый в штатском непонимающе посмотрел на тетю. Она кивнула:
– Надо поискать сеть. Дай сюда тряпку.
– А под полом рыбы полно, – продолжил Тонкий.
– Пацан, за что? – хрипло спросил Игорь. – Я ж тебе, чертенку, жизнь спас!
Тонкий повесил голову. Спора нет, ведь правда спас. Если бы тогда, в шторм, Игорь просто помог ему добраться до берега, у Тонкого осталась бы хамская, но спасительная для самолюбия лазейка. Может, он и сам бы выплыл. Поднатужился бы и как-нибудь сумел добарахтаться без посторонней помощи. Но – нет. Он помнил, как тонул и как потом очнулся на берегу, а посередине был провал. Выходило, что Игорь спас его бесспорно, на все сто процентов.
– А кто мальчишку на море потащил в шторм?! – отбрила тетя. – Попробовал бы не спасти! Я б тебя сама голыми руками… При попытке к бегству, конечно, – добавила она для опера в грязной майке, который выходил из дома.
За опером шли Карапетовна и понятые. Баба Зоя встала к другой алыче, а опер с понятыми отправился искать сеть. Тонкий молчал. Ему было стыдно.
В калитку протиснулась девчонка в очках, с толстой папкой в руке. Тонкий хотел ее прогнать, но девчонка, даже не глянув на него, деловито засеменила за Грязной Майкой.
«Протокол», – вспомнил Тонкий жутковатое милицейское словечко.
Подошел четвертый в штатском и надел наручники на браконьеров. Тонкий впервые видел задержание. Не сказать, что это было увлекательно. Пряча глаза от Игоря, он сел в стороне.
Сеть нашли быстро, упаковали вместе с задержанными в милицейский «козел» и стали выпроваживать лишних.
– Иди, Саня, в лагерь, – велела тетя Муза, – в машине места мало. Если что, позвоню Ленке на мобильник.
С операми не спорят, да, честно говоря, не очень-то и хотелось. Тонкий забрал у тети верного крыса и послушно побрел в лагерь.
Глава XXIII
Морской пейзаж с еще одним плешивым
Светало, над морем проявилась рыжевато-розовая полоска, и стало видно дорогу под ногами. Ночные музыканты – цикады отходили ко сну. В палатке дрыхла Ленка, на душе скребли кошки. Тонкий опустился на корточки у костровища, верный крыс перебрался с плеча на его колени.
– Что, Толстый, справились?
Если бы крысы умели пожимать плечами, Толстый так и сделал бы. Что значит «справились»? Кто, с кем? Крысы, конечно, очень умные животные, но многих человеческих штучек решительно не понимают.
Тонкий пожал плечами за него. Вроде бы дело сделано: браконьеров поймали, рыба в море может спать спокойно. Но отчего ему так паршиво? Стыдно перед Игорем, и бабу Зою жалко. Ее скорее всего отпустят, не она же эту рыбу ловила. Но впечатлений от сегодняшней ночи ей хватит надолго. Нельзя так издеваться над пожилыми людьми, господа!
Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Тонкий полез в палатку за мольбертом. С того момента, как началась рыбная эпопея, он первый раз вспомнил, что готовится в Суриковское и собирался на каникулах срисовать весь Крым. Как говорит Ленка: «А что еще делать, телика нет, дискотек нет…»
Тонкий быстро нашел замечательное местечко над обрывом, откуда прекрасно обозревалось море. С него и начнем. Смешал краски – и точка, линия, пятно, движения отработаны с детского сада. Только смотри внимательно на объект, идентифицируй правильно цвета, и все получится. Пальцы давно оттаяли (если честно, не так уж он и замерз в подполе), но руки немного отвыкли от любимого занятия, и Тонкий допустил-таки пару неверных движений. Но ничего, язык набок, кисточку возьмем крепче и все исправим: раз, два.
Становилось легче. Уже хотелось не сидеть и хандрить, а спокойно рисовать и даже сочинять стихи:
Петляет катер одинокий,
Как пьяный, в море голубом —
Дельфин могучий, толстобокий
Сломал мотор чугунным лбом.
В море действительно наблюдался катер и дельфины вокруг. Катер болтался на волнах, как щепка, дельфины плавали кругами, тыкали носом в борта и как будто пытались запрыгнуть на палубу. Тонкий сказал себе, что любопытство к хорошему не приводит и что надо за все каникулы хоть что-то нарисовать. Для надежности он зажмурился. Но как рисовать с закрытыми глазами? (Тонкий, правда, может, но только одну вещь – шарж на Ленку: это у него отработано с несознательного возраста.) Он сдался и побежал в палатку за тетиным биноклем.
Да, все выглядело именно так. Дельфины толкались у катера с выключенным мотором, высовываясь из воды и кладя на борт свои крутолобые головы. Моторист похлопывал их по макушкам и чесал под клювиком. Тонкий вспомнил убитого дельфина, с которого все началось, и решил, что Игорю с Ежиком досталось все-таки поделом. Нечего стыдиться начинающему оперативнику Александру Уткину! Он обезвредил браконьеров, которые убили одного дельфина и могли запросто лишить этого забавного моториста остальных его морских друзей.
