Митя сумел справиться со смущением, только когда Алена взбежала на крылечко.
— Это кошка! — успел крикнуть он, прежде чем девочка скрылась в доме. — Проклятая кошара!
Уходя, Митя знал, что за дверью она обязательно улыбнется.
В сторону Дубков Митя шагал с легким сердцем. Пошел самым коротким путем через поле, засеянное клевером, а в прошлом году тут был овес. Теперь он радовался всему, что случилось сегодня. Не позови мама на тот разговор соседей, не начни язвить дура Таська — не убежал бы он тогда в лес, не пришел бы из леса на речку, не встретился бы там с друзьями и с Аленой, не пошел бы в Зараево, не остался бы с ней наедине и не было бы этого последнего разговора, столь обещающего и возрождающего надежду.
У берега реки он снял кроссовки и джинсы, держа в одной руке обувь, в другой одежду, сбежал по обрывчику и с ходу влетел в воду, поднимая брызги. "Класс! Может, еще окунуться?"
— Эй, Попандопуло!
Этот окрик застал Митю на середине реки и заставил остановиться. От изумления он чуть не выронил одну из" кроссовок, подхватил и прижал к груди. Кто это? Откуда? Быть такого не может!
— Попов! Не туда смотришь!
— Ангелевская! Тошка! — он уже бежал к противоположному берегу, как только позволяла река, бурлившая выше колен. — Ангелевская, ты тут откуда?
— Здрасьте, — не вставая с пятачка травы под ивовым кустом, возмутилась длинноволосая белокожая девочка. — Ты ж собирался пригласить меня на день рождения. Или Бэн наврал?
Она отвернулась и посмотрела куда — то за спину.
Митя уже добежал и, роняя кроссовки, выбрался на берег. За спиной сидящей девочки, в тени ветвей ивы разлегся стройный красавчик со спортивной фигурой.
— Бэ — эн! — заорал Митя.
— Так наврал или нет?
— Тошенька, прости! — Митя плюхнулся на колени. — Честное слово, я просто не смог сам дозвониться.
Щеки Мити Попова пылали. Как он забыл, что так и не позвонил Тоше. Он вообще все забыл. Но Бэн — молодец! Вот молодец!
— Ты же просил, чтобы я ей передал, — сказал красавчик., поднимаясь и принимая сидячее положение. — Я так и сделал. Одному — то сюда тащиться голимо.
Митя ошалел от стыда и счастья.
Глава IX
ПОДАРКИ И СЮРПРИЗЫ
— Классно. Я так в первый раз. А вы?
— И я в первый, — признался Бэн.
Мите захотелось соврать, что ему — то не впервой, что он тыщу раз спал под открытым небом, или почти под открытым, потому что тент все — таки над ними сейчас есть, но, боясь выдать ложь ноткой фальши, он сдержался и только задумался — действительно, почему он ни разу не ночевал здесь вне дома? Ведь правда же здорово. И дышится легко. И комарики не шибко досаждают, когда намажешься. И просто все — тент да раскладушка. А главное — простор небесный. И небо, и звезды не хуже, чем у костра.
— Мить, а ты? — не отставала Тоша. — Ты часто так спишь?
— Впервые. Но я… Да ладно.
Он чуть было не похвастал, как бегал по ночам к костру своих друзей из Зараева. Вовремя спохватился. Пришлось бы рассказывать, объяснять. Сейчас, в эту прекрасную ночь, когда приезд Тоши и Бэна спас ему день рождения, сложных бесед не хотелось.
— Я думала, будет страшно, — призналась Тоша. — И еще думала, что неуютно. Когда папа твой нам это сообщил, что мы прямо здесь ляжем, испугалась. Еще и какие — то воры. Что за воры, Попов? У вас тут по ночам, что ли, воруют?
— Один раз украли, и то неизвестно кто, — недовольно проворчал Митя. — Скорее всего свои же, из Дубков.
— Ты же у нас детектив, — тут же поддела Ангелевская, — вот бы и раскрыл преступление. Ну не может она без подколок.
— Сама такая, — огрызнулся Митя. — Если я Шерлок Холмс, то ты доктор Ватсон.
— Я Ватсон?
— Ты Ватсон.
— Это ты Ватсон, а я Шерлок Холмс.
— Ладно, а Бэн тогда кто?
— Бэн?.. — Тоша задумалась. — А, знаю, он сэр Чарльз Баскервиль, которого Михалков играл.
— Спасибо, — со вздохом отозвался Бэн. — Я думал, будет хуже. Беримором каким — нибудь назовет.
Митя сознательно уводил разговор в сторону шуточных препирательств. Острый и проницательный ум Антонины Ангелевской обладал способностью цепляться за любые, невидные иным зацепочки и мог вытащить на поверхность все, о чем старались умолчать собеседники. Митя знал это не понаслышке. Это вместе с Тошей они распутывали весной настоящую детективную историю, в которой Бэн и вправду пострадал не меньше сэра Чарльза Баскервиля.
— А что украли — то? У вас украли?
Вот ведь, Ангелевская! Митя волчком провернулся на скрипучей раскладушке.
— Ничего у нас не украли.
— А у кого?
— У других. Все, я буду спать, устал.
На минуту наступило молчание, но не спокойное, располагающее ко сну, а озадаченное, недоуменное. И Митя сам это чувствовал, поэтому напряженно ждал новых Тошиных атак. Ангелевская просто так не отступится. Неожиданно заговорил Бэн.
— По — моему, он темнит. А, Тош? Ты как думаешь? Темнит Попандопуло?
— Темнит, в натуре.
— И так темно, куда ж темнить — то, просто спать пора, — пытался еще увильнуть от объяснения Митя.
— А я тебе спать не дам, — заявил Беньяминов. — Я тебе в темноте темную сделаю, если ты сейчас не расколешься. Давай колись, чудило, кого тут ограбили. Ты, что ли, кого — нибудь выпотрошил?
— Нет, — вздохнул Митя, — но на меня тоже думают.
— Я же знала, я же чувствовала! — тут же взорвалась Ангелевская, не скрывая удовлетворения от правильности своей догадки. — Еще в Москве. Ну не может такого быть, чтобы он просто так забыл позвонить. А уж когда на берегу без штанов его увидела, сразу ясно стало — что что — то не так. Что — то случилось.
— Она права? — спросил Бэн.
— Права, — буркнул Митя.
— Тогда рассказывай.
Что делать, в который уже раз Митя все рассказал. Ну, не совсем все. Про Алену он опять умолчал, и как ее провожал, и как в окошко заглядывал. Это все его личное.
После рассказа, как и ожидал Митя, последовали расспросы. Старались оба — и Бэн, и Тоша. Выдохлись, когда небо уже посветлело, а уснули при первой птице.
Утро нового дня началось для Мити с подарков. Ни одним из них он не мог воспользоваться сразу. Родители подарили классную вещь — роликовые коньки, но в Дубках и в округе такой асфальт, что лучше уж их поберечь до Москвы, так решил сам Митя. Тоша с Бэном притащили CD — диск любимой Митиной рок — группы и новые версии двух компьютерных игр. Только компьютер тоже в Москве. Но все равно приятно. Новорожденный даже завтракал, сложив подарки рядом с собой на видном месте, нет — нет да и посматривая на них. А к половине одиннадцатого, так рано, как никогда, он шел со своими друзьями на реку, купаться, и веселость пронизывала его, как ни разу за это лето. По дороге знакомил Тошу и Бэна с Дубками.
— Панкратов дальше живет, — объяснял он. — Я вам покажу. А тут Ташковы жили. Ну, тот дом, где та самая тарелка висела. О… — неожиданно остановился Митя. — Приехали.
— Куда? — остановилась по Митиному примеру и Тоша, а за ней и Бэн.
— Да не мы. Они приехали.
Действительно, новые, поселившиеся здесь с этого лета дачники вернулись из поездки. Ворота были все так же закрыты, но на участке стояла иномарка, очевидно, их утреннее появление Митя и его друзья просто проспали.
— Помните, я вам говорил, — пояснил Митя, — что они на курорт уезжали, поэтому и просили Петровича за домом приглядывать. Ну вот, вернулись. Значит, у Петровича черный день. Тарелку — то свистнули. Надо к нему зайти. Надо зайти…
— Значит, мы уже не идем на речку? — сделала вывод Тоша.
— Почему? Идем, — успокоил Митя. — К Петровичу на обратном пути заглянем. Все равно мама сказала рано не возвращаться, а то стол накрыть не успеет.
Они еще посмотрели на "Запорожец" Панкратова, теперь уже при всех колесах, поздоровались с Виктором на проходной, глянули на заколоченную нору Дантеса и, миновав до поры двор Петровича, пришли на реку, на пляж.
Лучшее купание, как известно, с самого утра. Но уставший за неделю дачный люд, собравшийся на выходные в Дубки, не выходит из дому раньше одиннадцати и обычно только продирает к этому времени заспанные глаза. Местные же, из стариков, встают рано, да их на реку калачом не заманишь, молодежь тоже спит, разве что рыбаки спозаранку сидят. Так что к приходу Митиной компании на пляжике размахивал руками единственный спортивного вида мужик, делал зарядку. А на противоположном берегу, там, где собираются зараевские, вообще никого.
"Еще не время, — решил для себя Митя, — так даже лучше". Пока никого не было, он, Тоша и Бэн накупались на славу.
— Ка — айф, — отфыркивался Бэн уже на берегу. — Все лето мечтал. Я думал, у вас и плавать тут негде. Вчера, куда не сунемся — по пояс, а то и по колено. А здесь хорошо.
— Вода только стоячая, — заметила Тоша. — А вроде бы река.
