Трое остановились, не сговариваясь.
– Люда, бегите звонить в милицию. Пусть едут скорее. Запомните дом и улицу. Мы останемся тут.
Девушка неохотно оторвалась от них и молча пошла вперёд. Было видно, как она приостановилась на углу, раздумывая, куда идти, и, перебежав улицу, исчезла из глаз.
Выпростав руку через прорезь накидки, Костя коснулся плеча товарища.
– А если парадная проходная? Видишь – забор! Значит, есть выход в сад?
– С первого этажа можно и через окно…
Костя, кивнув, спросил:
– Что делать?
– Я загляну в парадную, а ты проверь следующий дом. Может, через него в сад?…
Шелестя мокрой накидкой, Семён протиснулся в непритворенную дверь парадной. Костя помедлил немного, а затем шагом гуляющего человека двинулся вдоль забора. На фасаде бревенчатого одноэтажного дома дверей не было. Зато имелись деревянные ворота и калитка между этим домом и другим, опять двухэтажным. Заглянув в калитку, Костя увидел проход, стиснутый стенами двух домов. Проход заворачивал направо. За углом оказался вход в дом, а дальше застроенный сарайчиками двор и сад, забор которого видели они с Семёном. В этот сад смотрели и окна того дома, куда скрылся Подклёнов. Значит, этим путем он мог уйти! Закурив папиросу, Костя встал под железный навес крыльца так, чтобы видеть окна, одно из которых могло внезапно распахнуться и… При мысли об этом мышцы начинали напрягаться, а челюсти стискивались сами собою.
Он курил, радуясь, что дождь усилился ещё больше – его примут за прохожего, пережидающего ливень. Уличный фасад контролирует Семён. Значит, все пути бегства Подклёнову отрезаны. Только поскорее бы приехали из милиции!
Мысленно Костя рассчитывал: вот Люда добралась до телефонной будки. Вот её соединили с дежурным. Разговор. Теперь дежурный идёт докладывать начальнику. Докладывает. Начальник отдает распоряжение. Люди садятся в машину. Он в это время закурит ещё разок. Едут… Едут… Проклятие, почему они так долго едут? Он прикурил от догоревшей папиросы следующую и щелчком отшвырнул окурок. Сколько можно ехать, где же знаменитая оперативность?
Вторую папиросу он курил с нарочитой неторопливостью. Во двор вошли двое мужчин, видимо здешние жители. На крыльце приостановились; один спросил:
– Вам кого, молодой человек?
– Пережидаю дождь, – сказал Костя.
Тот, что задержался на нижних ступеньках, тоже разминая папиросу, опустил руку в карман плаща, но спички доставать не стал. Чуть щурясь, попросил:
– Можно посмотреть ваши документы?
Тогда второй вынул ярко-красную книжечку, а Костя прочел тисненое золотом слово «Удостоверение» и облегчённо вздохнул:
– Наконец-то! – и, доставая документы, объяснил: – Вот в том доме. Вход с улицы…
Он сделал движение, намереваясь спуститься с крыльца, но ему сказали, возвращая паспорт:
– Не спешите. Там наши сотрудники. Вы – один из товарищей, о которых говорила девушка? А где второй?
– На улице… или в парадной, я думаю. Понимаете, так получилось… – начал он, но его вежливо остановили:
– Вы потом всё объясните.
Слово «потом» заставило вспомнить о времени.
– Знаете, у нас билеты на самолёт…
– Это уладят, – успокоили его.
Чувствуя себя несправедливо обиженным холодностью этих людей, Костя снова полез за папиросами. Минут десять все трое молча курили. Потом из-за угла дома показался ещё человек. Один из разговаривавших с Костей пошёл навстречу ему, вполголоса обменялся несколькими словами и кивнул стоявшему на крыльце.
– Пошли, товарищ! – предложил тот Косте.
Поодаль стояла дымчатая «победа». Костин провожатый услужливо распахнул дверцу:
– Прошу.
Начиная нервничать, Костя нагнулся и увидел в машине Люду.
– А Сенька? – спросил он.
– Я ничего не знаю, – сказала девушка. – Что-нибудь произошло?
Косясь на спутника, занимающего место рядом с шофёром, студент передернул плечами:
– Видите, делают из всего тайну.
К автомобилю подошёл ещё человек, через стекло внимательно оглядел Костю. Отворив дверцу, спросил:
– Как одет ваш товарищ?
– Как и я, – сказал Костя и презрительно шмыгнул носом. – В черной флотской накидке. Китель, фуражка.
– Благодарю вас, – сказал человек, закрывая дверцу «Победа» сорвалась с места, заставив Костю и Люду откинуться на мягкую спинку сидения.
– Смешно, – сказал студент девушке. – Создается впечатление, что они ищут Семёна, а не этого…
– Я попрошу вас не разговаривать, – обернулся сосед шофёра.
Костя опять раздраженно фыркнул и хотел возмутиться, но мысль остановилась на им же произнесенном слове: «ищут!» Ищут Семёна? Значит, Семёна нет? Да что за чертовщина такая?…
Машина остановилась у подъезда милиции.
В коридоре, по которому пришлось проходить, Семёна не было. Не было и в том, где их попросили присесть и подождать – опять-таки в присутствии неразговорчивого человека в штатском. Минуты ожидания казались часами. Росло беспокойство за судьбу товарища, и чего только не приходило в голову!
Например, зачем спрашивали, как одет Семён? Какая им разница? Если только… если только не требовалось установить, кто Гостинцев, а кто – Подклёнов? А это нужно, когда… когда люди ничего не могут сказать о себе. Только так! Неужели Семён погиб? Нет, конечно! В крайнем случае – тяжело ранен, без памяти. Но ведь выстрелов не было? И, потом, у Семёна с собой документы. Из них же ясно, кто он такой!
– Пройдите, гражданка!
Это Люду пригласили в кабинет. Одёрнув плащ, она поднялась и, даже не посмотрев на Костю, скрылась за дверью.
– Можно курить? – спросил Костя опекуна.
– Закурите.
Жадно затягиваясь, он представил Семёна, входящего в дом. Удар рукояткой пистолета из-за угла – неожиданный, зверский. Преступнику нужны документы, он обшаривает неподвижное тело. И – спокойно выходит на улицу, пока растяпа Костя Моргунов, открыв рот, разглядывает сад. Пока Люда ищет телефонную будку. Пока милиция раскачивается, собираясь ехать…
Наконец, дверь снова открылась.
– Пройдите, гражданин!
Не почувствовав ожога, пальцами потушил папиросу. Ноги слушались неохотно. Непомерно широким плечом накидки задел за косяк.
– А вы плащ-то снимите, чтобы не мешал, – посоветовали ему.
Костя покорно стянул накидку, повесил рядом с чьим-то серым, военного образца, плащом.
Покорно прошёл к глубокому креслу возле массивного письменного стола и, только опускаясь в него, увидал, что напротив, в точно таком кресле, сидит Люда. Отделенный от них столешницей, капитан милиции барабанил пальцами по папиросной коробке.
– Скажите, где мой товарищ, Гостинцев? – спросил Костя.
– К сожалению, мы тоже не знаем, – ответил капитан. – Я попрошу вас рассказать, что произошло, когда Раменкова отправилась нам звонить. Можете?
– Пожалуйста. – И студент, стараясь сохранять предельную точность, рассказал о том немногом, чему был свидетелем.
– Вам или Гостинцеву пришла в голову мысль, что парадная может быть проходной?
– Не помню, знаете…
– Вы в дом не входили?
– Даже не заглядывал.
– Так… – Капитан снова начал барабанить пальцами. – Странно. Очень странно…
– Ничего странного нет, – прервал его Костя. – Мы же разделились. Я наблюдал во дворе…
– Странно, – жёстко сказал капитан, – что мы не обнаружили в доме Гостинцева. И Подклёнова – тоже.
– Не может быть! – не удержался от наивного выкрика студент.
Капитан чуть заметно усмехнулся, потом спросил:
– Вы уверены, что вошедший в дом номер семнадцать человек был Подклёновым?
Костя растерянно посмотрел на него, потом на Люду. Даже развел руками.
– Конечно…
В тоне его капитан не услышал уверенности. Не услышал её и сам Костя. Больше того, он вдруг перестал верить в то, что человек в мокром пыльнике был Подклёнов. Они с Семёном видели только спину. Люда тоже видела одну спину. И у человека не было полевой сумки, наконец!..
– Это Подклёнов, – твёрдо сказала Люда, точно угадав сомнения Кости.
– Видите ли, – капитан пододвинул к себе пачку, достал «беломорину», но не прикурил её, – парадная не проходная. Четыре коммунальных квартиры. Не только мужчины, похожие на Подклёнова, но и вообще мужчины, которых можно было бы заподозрить в связи с такими, как он, в доме не проживают. В момент осмотра мужчин в комнатах оказалось трое: два пенсионера и шофёр «Скорой помощи», спавший после ночного дежурства. Вот так! – Он поднял глаза на Костю, перевёл на Люду и, вычиркнув спичку, стал с нарочитым усердием раскуривать папиросу.
Костя понимал, что пауза выполняет какую-то служебную нагрузку. Он ждал, что скажут дальше. А капитан не торопился, затягивая молчание. Наконец, выдохнув дым, сказал:
– Но мы знаем, что посторонние мужчины в доме были.
Неслышно открылась дверь, некто в штатском спросил:
