Он уже основательно вспотел, а Настя все не выходила и не выходила. Филин уж было решил, что она зачем-то осталась в школе, но наконец она появилась, сбежала по ступеням крыльца, быстро прошла вдоль здания и скрылась за углом.
– Все, я больше не могу, – сказал Филин, втыкая лопату в остаток сугроба.
– У-у-у, – разочарованно протянули зрители.
Кто-то снова свистнул, кто-то повернул кулак оттопыренным большим пальцем вниз – жест «добить слабака», но Мите некогда было ни оправдываться, ни переживать. Он подхватил рюкзак и помчался вслед за Настей.
Осторожно заглянув за угол, он увидел, что Настя стоит возле служебного входа в школьную столовку. И как раз протянула руку, чтобы постучать: один удар, перерыв, три быстрых, перерыв, еще три быстрых удара.
– Условный сигнал, – прошептал Филин.
Дверь открылась, Настя зашла внутрь. Не было ее довольно долго, а когда вышла, ее руку оттягивал туго набитый пластиковый пакет.
Жила Настя в семиэтажке рядом с Пятью домами, Митя знал – как-то в первом классе приносил ей задание на дом. Но сейчас, вместе с пакетом, она направилась явно не домой. Миновав два квартала в противоположную от дома сторону, Подольская присела на лавочку на остановке. Подходящего транспорта ждала довольно долго и встала, когда к остановке подошел автобус под номером пятьдесят семь. Ребята наблюдали за ней из ближайшего магазина.
– Айда в заднюю дверь! – предложил Митя.
– Я не могу, – помотала головой Аня, – мне на тренировку надо!
– У меня нога болит, – сказал Иванцов.
А Лена добавила:
– Посмотри, автобус пустой совсем, она нас засечет.
– Вот и расследуй с вами дела, – упрекнул Митя.
– Пятьдесят седьмой идет от конечной «Ломоносовская» до конечной «Сады», – сообщил Сергей, сверившись со смартфоном. – Пойдем в штаб, поищем по карте возможные пункты следования?
– Ой, не знаю, – вздохнула Аня, глядя вслед отошедшему автобусу. – Мне кажется, мы лезем не в свое дело. Не похожа она ни на преступницу, ни на жертву.
– А сумка из столовой? – спросил Митя. – Это же воровство.
– Чтобы Настька воровала продукты из столовки? Да не смеши. Скорее всего, ее попросили что-то кому-то отвезти.
– Проще простого, – сказала Лена. – Давайте пойдем к ней домой и узнаем, куда она поехала. Она с бабушкой живет, та по-любому дома. Должна же она знать, куда отправилась после школы ее внучка.
* * *
Бабушка действительно оказалась дома.
– Настеньки нет, – ответила она на вопрос ребят. – И не знаю, когда вернется. Наверное, опять по темноте. Увлеклась своим спортом, будь он неладен, домой только переночевать и заходит.
Аня рассмеялась:
– Ну что вы, разве занятия спортом это плохо? Я тоже занимаюсь. И не болею никогда, и вот мальчишкам могу фору дать, если что.
Она подмигнула Филину.
– А ты тоже с утра до поздней ночи занимаешься? – спросила бабушка.
– Нет, конечно, – смутилась Аня. – Но тренировок много – четыре раза в неделю. А что, Настя тренируется каждый день? Без перерыва?
– Да в том-то и дело. Записалась в этот, как его… туризм свой. Каждый день пропадает. Возвращается вечером, грязная вся, потная! Поест – и за уроки. Учит до ночи, утром вскочит и не поевши в школу. А ведь и так тоща тощой.
Бабушка пригорюнилась, а потом, охнув, села на стульчик в прихожей:
– Сердце у меня. Посижу. Как разволнуюсь, так и щемит.
– А вы не пробовали объяснить Насте, что вести такой образ жизни вредно для здоровья? – спросил Иванцов.
– Слушать ничего не хочет! Были бы родители дома, их бы, может, и послушала, а меня – нет. Только целует да говорит, что ей все в радость. А то что в радость, мол, то во вред быть не может.
– А где Настины родители? – насторожился Митя.
– В экспедиции они, в Египте. Археологи они у нас. А вы чего к Настеньке-то? Поручение, что ли, какое? Или в школе проблемы?
Старушка испуганно приложила руку к груди, и Лена поспешила сказать:
– Нет, все хорошо! Мы просто хотели позвать ее в кино, мы всем классом собрались, а она…
– Ой, в кино-то не заманите, – засмеялась старушка. – Она этот свой туризм ни на что не променяет. И что она в нем нашла? По лесам шастать да в грязи палатки ставить – вот уж удовольствие!
– Ну вот и всё, – сказала Аня, когда ребята вышли из подъезда. – Тайны больше нет. Увлеклась наша Настюха туманами и запахом тайги!
– Каким запахом? – удивилась Лена.
– Это песня такая есть старая про туристов: «А мы едем, а мы едем за туманом. // За туманом и за запахом тайги». Как ты сказал, Митя? Дело закрыто, даже не начавшись. Полное отсутствие преступления. Не везет нам в последнее время.
– Странно все это, – задумчиво пробормотал Филин и опустился на лавочку возле подъезда. – Чую, что-то здесь не так. А столовка тогда при чем? И почему она о своем увлечении никому не рассказывает? Никто от нее ни слова не слышал об этом, так ведь?
Лена села на лавочку рядом, перегородила ногой ручеек, сочащийся из-под корки снега. Получилась запруда, в которой крутилась маленькая льдинка.
– А Подольская никогда о себе не рассказывает, – сказала она. – Вот кто знал, что у нее родители археологи? И я знаю, почему это. Есть такие люди – интроверты, они все всегда держат в себе. Вот и Настя – интроверт. Все одна переживает. Такая же как вот эта льдинка, к примеру, – вертится в своей жизни одна; куда несет, туда и плывет, а остальным знать необязательно.
Лена подняла ногу, и льдинка устремилась вниз по течению.
– Это опасно, если так, – заметил Сергей. – Унесет куда не надо, а люди вокруг даже и знать ничего не будут.
– Вот поэтому мы и должны вмешаться, – сказал Митя.
– Ну уж Миланка-то точно в курсе всего, – успокоила Аня. – Давайте у нее все разузнаем.
– То есть повода для волнения, по-твоему, нет? – спросил Митя.
– По-моему, нет.
– А ты как считаешь? – Филин поднял взгляд на Иванцова.
– Не знаю, – вздохнул Сергей. – С одной стороны, вроде бы нет, но с другой – кажется, есть, да.
– Завтра определимся, – решительно подытожила Аня. – Я с вашими расследованиями уже перед тренировкой поесть не успеваю!
Глава третья. Гонка по следу
Милана оказалась просто неуловима. То она всю перемену шепталась о чем-то с Настей, то бежала в буфет, то списывала нерешенное домашнее задание.
К пятому уроку Филин потерял терпение и написал записку: «Милана, давай встретимся на перемене у школьного музея. Приходи одна, надо поговорить». Записка прилетела обратно с кокетливым: «Ок, mon ami», однако
