Васнецов старательно хлюпнул носом:
– Где я возьму холодное-то! Я на дежурстве.
Тонкий возликовал. Вот и молодец, Васнецов, вот и напросился! Сейчас мы…
– Я мигом! – бросил Тонкий, уже убегая, чтобы солдат не мог его остановить.
Он хлопнул дверью будки, чуть не свалился, на миг застряв в железной вертушке, и побежал в пекарню.
Нехорошо врать, Васнецов, очень нехорошо! Конечно, ты не обязан докладывать начинающему оперативнику Александру Уткину о своих делах. Но если человек не хочет говорить, он так и скажет: «Не твое собачье дело», или: «Да так, неважно». И его поймут и лишних вопросов не зададут. Но если человек боится говорить, он начинает врать. Бесстыже, правдоподобно и жалостливо, чтобы ни у кого не возникло сомнений!
Вряд ли Васнецов пойдет вытряхивать свою мусорную корзину в ближайшие полчаса. Сам говорил: «Я на дежурстве, как пришитый». Вот и хорошо, вот и ладно. Пусть Толяша дежурит, а Тонкий с удовольствием покопается в мусорном ведре и достанет оттуда фотки. Рвал их Васнецов не слишком-то мелко, кое-что удастся склеить. Во всяком случае, лица будут узнаваемы. По крайней мере, одно…
Вот уже и пекарня. Тонкий напустил на себя такой испуганный вид, какой только смог, и еще у ворот завопил:
– Бабушка! Бабушка!
На крик выскочил Витек, перемазанный сажей, со шпателем в руке. На роль напарника для оперативно-розыскных мероприятий он подходил, конечно, лучше, но не в этот раз.
– Дома твоя бабушка, чаи гоняет. Что стряслось-то?
Если сказать правду, Витек не поймет. Скажет: «Нечего позорить парня бабушкой с йодом и пирожками». И будет, вообще-то, прав…
– Ленка звонила, просила кое-что передать, – соврал Тонкий, издали показывая давно разряженный мобильник. Витьку этого хватило: он кивнул и скрылся на складе, умница.
Тонкий влетел в дом и увидел дивную картину: бабушка с тетей Леной действительно гоняли чаи.
– Ба, у нас есть йод и что-нибудь холодное? – осторожно начал Тонкий.
Главное, чтобы бабушка сама вызвалась пойти с ним. Если начнешь уговаривать – ни за что не пойдет.
– Что случилось?
– Поранился? – Они с тетей Леной синхронно вскочили с мест и принялись вертеть Тонкого, разглядывая его со всех сторон.
– Не со мной! Васнецова избили.
– Васнецова?!
– Кто? Как?
Бабушка принялась шарить в своей дорожной сумке. Как все бабушки, она всегда носила с собой кучу лекарств. Тетя Лена полезла в шкаф, тоже, скорее всего, за аптечкой.
– На КПП, он там сегодня дежурит. К нему пришел приятель с гражданки и побил.
– Надо же!..
– А он даже отойти, чтобы умыться, не может, дежурит ведь!
Тонкий осекся, боясь, не переборщил ли он насчет «Отойти не может». Дежурный на КПП – тоже человек, и не может быть, чтобы этому человеку не предоставлялись элементарные удобства. Не, ну туалет-то рядом должен быть, в самом деле?! Но бабушки синхронно проглотили лажу и засобирались на помощь пострадавшему.
– Йод нашла, вот еще есть свинцовая примочка, перекись.
– Пирожки возьмите, – подсказал Тонкий.
– Да, сейчас…
Честно говоря, одной бабушки в будке КПП Сашке хватит за глаза, чтобы нейтрализовать Васнецова и при этом оставить в будке место для себя, копающегося в мусорной корзине. Когда бабушки засобирались вдвоем, он уже испугался, что все они просто не влезут в маленькую будку. Но тетя Лена неожиданно проявила сознательность:
– Там тесно небось. Ругать его будут за большую компанию… Идите лучше вдвоем.
– Хорошо! – бросил Тонкий, уволакивая бабушку за руку.
Он боялся, что при таком раскладе и ему самому запретят идти к Васнецову.
– Не беги ты так! – бабушка выдернула руку и прибавила скорости.
Глава XXI
Сгоревший хлястик
Васнецов сидел над журналом, ковырял в разбитом носу и производил впечатление полной безмятежности. Если бы не свеженький синяк на скуле и не распухший нос, Тонкий бы сам не поверил, что парня били всего лишь полчаса тому назад.
– К кому? – вяло спросил солдат, не поднимая головы.
– К тебе, Толик! – Бабушка открыла дверь и бесцеремонно ворвалась в будку.
Тонкий проскользнул у нее под рукой, нырнул вглубь, поближе к мусорной корзине. Верный крыс на плече стоял на задних лапах, готовый выполнять боевую задачу.
Васнецов ошарашенно уставился на бабушку: похоже, ее-то он ожидал увидеть меньше всего.
– Валентина Ивановна?!
– Ничего не говори, я все знаю! Надо же, гады какие! – Бабуля открыла кошелку и принялась выставлять на стол йод, примочку, термос с горячим чаем, который в последний момент засунула туда тетя Лена. Последним на стол шмякнулся увесистый пакет с позавчерашними пирожками.
Пока Толяша хлопал глазами, испуганно косясь на Тонкого («Че она здесь делает, парень?»), бабуля ловко приложила к его скуле свинцовую примочку, достала йод и нацелилась на ссадину на брови.
– Что вы, Валентина Ивановна! – пришел в себя Толяша. – Ну, подрался, с кем не бывает? Не стоило…
– Тихо! – бабушка взяла его за подбородок и решительно прижгла ссадину.
Толяша взвизгнул, но вырваться не решался. Тонкий решил: «Пора», присел, наугад загреб из мусорной корзины горсть бумажек и сунул в карман.
Бабушка сосредоточенно мазала йодом пострадавшую физиономию Васнецова. Васнецов сосредоточенно терпел. Тонкий не сомневался, что про себя парень ругает его и бабулю на чем свет стоит. Надо же – так опозорить…
В общем, Сашкиных копаний в помойке никто не заметил, кроме верного крыса. Увидев, что хозяин тырит бумажки без него, Толстый ужасно оскорбился. Он съехал с плеча на лапах прямо в мусорную корзину и начал методично перетаскивать ее содержимое Сашке в карман.
– Вот, уже лучше, – бабушка отошла от Васнецова, чтобы как следует полюбоваться своей работой.
Вид у солдата был жалкий. В бабушке погиб великий абстракционист – она перемазала йодом всю физиономию Васнецова: и где была ссадина, и где ее не было.
– Примочку держи! – предупредила бабушка, убрала йод и стала разворачивать пирожки.
– Валентина Ивановна, зачем вы это?!
Толстый между тем разграблял помойку. Крысе трудно объяснить, что нужны-то конкретные фотки конкретных людей, поэтому Тонкий и не пытался. Верный крыс тащил из помойки все, что находил, и клал Сашке в карман. Тонкий стоял, прикидываясь ветошью, только бы Васнецов не обернулся на него. Краем глаза смотрел, что там тырит верный крыс. Окурок, огрызок, кусок фотографии. Сломанная скрепка, смятая бумажка, кусок фотографии.
Карманы его уже подозрительно раздулись, Тонкий бы сам себя заподозрил в преступном разграблении помойки. Счастье, что отвлекающий объект «Бабушка-1» работал превосходно.
– Молчи, Толик, не нервничай. Кушай вот. Надо ж, гады какие!
– Да ничего не…
– Т-с-с! – бабуля сунула Васнецову пирожок и крышку от термоса с горячим чаем.
Солдат покосился на Тонкого. Сашка успел прикрыть руками набитые карманы и принять невинное выражение лица: «Я что, я ничего. Я очень сочувствую тебе, Толик»… Васнецов покорно надкусил пирожок.
«Побьет, – решил Тонкий. – Хоть и рохля сам, а побьет. Я бы точно побил. А если еще сослуживцы увидят!..»
Толстый старательно запихивал Сашке в карман пустую банку из-под сгущенки. Хватит! А то их и правда могут заметить, и тогда неизвестно, у кого будет больше неприятностей: у Васнецова, за то, что притащил в будку гостей (Тонкий не был уверен, что это разрешено), или у него, Сашки, за то, что он опозорил Васнецова перед сослуживцами.
Тонкий отобрал у верного крыса банку, цапнул из мусорной корзины еще пару обрывков и бочком-бочком стал протискиваться к выходу.
– Пойдем, ба. Царапины обработали, за термосом я зайду.
– Куда ж я уйду от него теперь! – возмутилась бабушка. – Парень на дежурстве, а его бьют! Нехорошо бросать…
– Ба, если нас тут увидят, у него могут быть неприятности, – уговаривал Тонкий, уже стоя в дверях.
Полуоткрытой дверью он старательно прикрывал разбухший карман, а свободной рукой удерживал Толстого. Верный крыс решительно не понимал, с чего это хозяин бросил на середине такое интересное занятие, и всей душой рвался и дальше опустошать мусорную корзину.
– Какие еще неприятности?! Я что, уже студента своего проведать не могу?
– Я на дежурстве, – робко напомнил Васнецов и умоляюще глянул на Тонкого.
«Не побьет», – успокоился Сашка.
– Пошли, ба!
Ворча и обещая вернуться и приезжать каждый день, бабушка все-таки позволила себя увести. Тонкий шел на шаг впереди нее, прикрывая разбухшие карманы. Краем глаза он видел, как облегченно вздыхает Васнецов, оставшийся без бабушкиной заботы.
– Надо же, какое безобразие! – не унималась бабушка. – Солдата, средь бела дня…
– Служба такая, – механически ответил Тонкий.
– Хороша служба!..
В мыслях Сашка был уже в доме и склеивал фотографии. Что за типы там были, знакомые до боли? Все они в форме одинаковые, так сразу и не разберешь. С кем связался трусоватый безобидный Васнецов? Тонкий украдкой доставал из кармана обрывки фоток и потихоньку разглядывал: кусок березки, кусок чьей-то кепки, кусок васнецовского лица, кусок еще чьего-то лица. Бумажка чистая, не фотка, окурок, грязный платок, салфетка, канцелярская кнопка (Толстый – барахольщик!)…
