— А как мы это поймём? — спросил Ванька.
— По следам, — объяснил отец. — Если они убрались отсюда на «Буране» или легковушке, а то и просто пешком потопали дальше, в свою деревню — то, значит, запасались для себя и соседей.
— Но ведь на легковушке можно и в город уехать… — заметил Ванька.
— А куда ты денешь тушу лося и ёлки? На верхний багажник? — спросил я. Такие вещи я уже понимал. — Да тебя первый же гаишник тормознёт! А вот если следы крупные — от фургона или грузовика…
— …Да, тогда, скорее всего, они намылились в город, торговать добычей… — кивнул отец. — Но тут надо будет глядеть на следы покрышек. У местных хозяйств есть два-три грузовика с достаточно стёртой резиной. Я уже успел изучить их отпечатки.
Мы добрались до шоссе и увидели следы колёс достаточно крупной машины.
— Можно считать, нам повезло, — сказал отец. — Резина хорошая, так что, значит, люди не бедствуют. Когда человек зарабатывает на своём промысле достаточно, чтобы содержать машину в порядке — он обычно сам не торгует вразвес, а оптом продаёт все мясо какому-нибудь посреднику. Тем более, всего несколько часов до Нового года. Допустим, браконьерам срочно понадобились деньги для того, чтобы как следует отметить праздник. Значит, браконьеры были уверены, что сразу по возвращении в город получат живые деньги; то есть, действовали имея с кем-то твёрдую предварительную договорённость — или даже прямой заказ.
— Ты думаешь, поэтому их легко будет выследить? — спросил я.
— Разумеется! Представь себе человека, которому по карману покупать у браконьеров цельные туши, чтобы потом потихоньку реализовывать их через торговые точки в городе. Такой человек должен быть достаточно крупным торговцем мясом, со своими большими морозильниками, со своими официально зарегистрированными местами на рынке и официально заключёнными договорами с магазинами. То есть, мясо пойдёт в продажу по путям, которые заранее можно предсказать. А значит, и перекрыть… Так что с этим мы разберёмся! А теперь вернёмся к нашей ёлочке. Нам надо вовремя успеть её установить и нарядить, а дела подождут до завтрашнего дня!
ПИСЬМО ТРЕТЬЕ. ПЕРВЫЙ СЛУХ О ПРИЕЗДЕ МИНИСТРА
Добравшись до дому, мы не стали сразу устанавливать ёлочку, а дали ей «отойти» с морозца. Тем временем мы натаскали полный бак снега, чтобы снег в нём потихоньку растаял — отец говорил, что для ёлки лучше стоять в воде, получившейся из талого снега, чем взятой из колодца.
Мама ненадолго выглянула из кухни, чтобы полюбоваться ёлкой, прислонённой к стене в самой большой комнате, которую мы называли «гостиной» — и опять скрылась. Было уже тридцать первое декабря, и мы специально не ставили ёлку раньше, чтобы она подольше простояла потом, до начала февраля, когда был мой день рождения. Зато и работы хватало — надо было и ёлку нарядить, и стол накрыть, и улучить момент подсунуть под ёлку свои подарки. Мы с Ванькой приготовили кой-какие подарки друг для друга и для родителей, но это не значит, что мы не верили в Деда Мороза. Наверно, если подумать, мы относились к этому приблизительно так: подарки от Деда Мороза — само собой, а наши подарки — само собой. Вроде того, что мы помогаем Деду Морозу — не всё же ему одному стараться.
А мама готовила гуся — дикого гуся, с соусом из протёртой клюквы или брусники. Понятно, что она была в запарке.
В общем, часа через три мы установили ёлку, и стол был накрыт, и отец снял с чердака ёлочные игрушки и оставил нас наряжать нашу красавицу, а сам ушёл на кухню помогать маме. Он это специально сделал — чтобы у нас было время положить под ёлку наши подарки. Сам он умудрялся подкладывать подарки под ёлку так ловко, что мы никогда не замечали, как это происходит. Мы следили за ним и мамой во все глаза, и, вроде бы, никак они не могли положить свёртки и коробки под ёлку так, чтобы мы этого не заметили, и всё равно — вот только что под ёлкой ничего не было, а с последним двенадцатым ударом курантов раз! — и все появлялось!
Мы начали старательно разряжать ёлку — эта задача всегда была на нас, отец только вешал гирлянды электрических лампочек и надевал шпиль. То есть, делал то, что нам самим было бы сделать трудновато. Мы вешали шары, прицепляли стеклянные раскрашенные фигурки, усыпали ёлку серебряным дождём. Наш телевизор, стоявший в углу гостиной, был включён, и показывали, как всегда на Новый год, «Иронию судьбы». Это значит, было уже довольно поздно, потому что «Иронию судьбы» всегда крутят ближе к вечеру. Было, наверно, часов семь.
Потом мы сбегали в нашу комнату и принесли наши подарки родителям. Маме мы сделали новую разделочную доску из дуба, на которой выжгли паяльником слова «С Новым годом!» и морду Топы, держащего в зубах букет цветов (правда, нос и глаза Топы получились слишком лошадиными, но все равно морда была достаточно косматой, и к тому же безухой, так что сразу можно было догадаться, кто изображён), а отцу — кожаный ремень с ножнами для его большого ножа слева от пряжки и с футляром для фляги справа. Сперва мы пытались шить весь ремень суровыми нитками, но дырявить толстую кожу оказалось безумно трудно, мы все пальцы себе искололи, и в конце концов мы соединили все заклёпками, насажав их для прочности как можно больше. Получилось грубовато, но вполне красиво.
Мы завернули оба подарка в цветную бумагу и положили их под ёлку… И тут зазвонил телефон.
— Алло! — я взял трубку, сделав Ваньке знак убавить звук в телевизоре.
— Заповедник? — осведомился хрипатый голос.
— Да, дом лесника, — ответил я. Голос показался мне смутно знакомым.
— Ты, что ль, Борис? С Новым годом!.. Не признал?
— Нет… — я пытался сообразить, кто бы это мог быть.
— Ну, значит, богатым буду, — рассмеялся мой невидимый собеседник. — Батяню позови… То бишь, хозяина!
Я догадался, что, скорее всего, со мной говорит наш бывший шофёр, а нынче самый крутой «новый русский» наших мест.
— Одну секунду, — сказал я. — Сейчас позову! И вас тоже с Новым годом!.. — я мучительно пытался вспомнить, как его зовут. Помнится, в детстве я называл его «дядя Петя»… Или «дядя Миша»? Столько лет прошло, что вылетело из головы. Отец называл его по фамилии — Степанов. Но мне обращаться к нему по фамилии было не очень удобно.
Я кинулся на кухню.
— Папа, тебя Степанов к телефону!..
Отец, аккуратно перекладывавший салат из кастрюли в красивую керамическую миску, поднял голову и ухмыльнулся.
— Поздравить хочет… — он не спеша направился к телефону и взял трубку. — Да, слушаю… И тебя, Степанов… Дай Бог тебе всех благ и дальнейшего процветания… Ну, это уже лишнее… Ты о чём?.. Нет, ничего не понимаю… Так… Так… Представь себе, не знал!.. Да, вот так получается, что все новости я узнаю самым последним — вот что значит в глуши сидеть!.. Да, я учту, спасибо… Да, у меня одна просьба… Ведь твои «сборщики дани» на рынке… Ну, согласен, не «сборщики дани», а охранники, сути дела это не меняет… Так вот, они ведь смогут отличить лосиное мясо от любого другого… Да, кто-то завалил лося в заповеднике, и, скорей всего, мясом будет торговать кто-то из крупных мясников, понемногу подкладывая его к говядине и свинине… Нет, «самому разбираться» не надо, и портить ни с кем отношений тоже не надо… Пусть охранники тихо известят милицию, а милиция якобы случайно заглянет с проверкой… Чтобы ты был ни при чём… Нет-нет, если бы этого мясника надо было «наказать по-своему», я бы так и попросил… Заранее спасибо… Да, твою информацию я учту… Очень странно, согласен… Хотя понятно, да… Ещё раз счастливого Нового года!
Он положил трубку и покачал головой.
— Надо же!..
— Что такое? — спросила мама, вышедшая из кухни и слушавшая разговор, стоя в дверях. Догадаться, что разговор был о чём-то серьёзном, можно было хотя бы потому, что отец и Степанов разговаривали на «ты». Вообще они старались обращаться друг к другу на «вы», особенно при людях, и на «ты» переходили лишь тогда, когда проблема была достаточно серьёзной и они обсуждали её, отбросив весь «напускной политес», как это называла мама, которую немножко смешили периодические попытки грубоватого Степанова держаться с джентльменской светскостью.
— Ну, во-первых, всем поздравления от нашего старого друга. Он отправил к нам машину с подарками, вот-вот подойдёт. А во-вторых, к нам едут знатные гости — о чём меня почему-то никто не удосужился предупредить заранее.
— Какие знатные гости? — спросила мама.
— Наш министр.
— То есть?
— Ну, Степан Артёмович, министр лесного хозяйства. Приедет дня через два, чтобы встретить здесь и Рождество, и Старый Новый год, а заодно и на кабана поохотиться.
— Ну, в новогодние праздники никогда не обходится без больших гостей и больших хлопот, — вздохнула мама.
— Ничего! — сказал отец. — Степан Артёмович — мужик нормальный. Мы с ним всегда ладили. Хороший человек, и без особых претензий, так что лучше он, чем кто-нибудь другой… Меня удивляет, что я узнаю об этом от Степанова, а не из Москвы…
