— Даже подходить не хочу, — негромко отозвалась она.
— Но ты посмотри на занавески… — начал я.
— Я же тебе говорила, что это чудные люди, — резко возразила Ханна. — И они не любят, когда заглядывают в их окна. Пошли, Алекс.
Я пошел прочь, но зацепился ногой о доску полусгнившего крыльца и чуть не упал.
— Так мы идем в лес или нет? — нетерпеливо спросила Ханна.
— Ну ладно. — Я выбрался с крыльца и пошел вслед за ней. — Расскажи мне о Марлингах, — попросил я, бегом догоняя ее. — Расскажи мне эти ужасные истории, которые ты слышала о них.
— Не хочу, — глуховатым голосом заявила Ханна.
Мы побежали трусцой к заднему двору дядиного и тетиного дома. Предвечернее солнце стояло низко, и высокие деревья с красной и желтой листвой отбрасывали тень лужайку.
— Ну пожалуйста, — просил я.
— Может, потом, после Хэллоуина, — сказала Ханна. — Когда кончится полнолуние.
Я вслед за ней поднял глаза к небу. Ярко-белая луна — круглая, почти как теннисный мячик — вставала над лесом, хотя до вечера было еще далеко.
Ханна передернула плечами.
— Ненавижу полнолуние, — проговорила она. — По мне лучше, когда луна идет на убыль.
— Почему? — спросил я. — Подумаешь, полнолуние, ну и что?
Она бросила взгляд назад на дом Марлингов и ничего не ответила.
Мы вошли в лес. Солнечные лучи пробивались сквозь кроны деревьев, золотыми потоками изливаясь на землю. Мы шли, шурша опавшими листьями и веточками.
Я увидел причудливо изогнутое старое дерево, напоминавшее старика. Грубая потрескавшаяся кора была как морщинистая кожа. Жилистые корни выпирали из земли.
— Вот это клево! — с восторгом крикнул я, вынимая камеру из футляра.
Ханна рассмеялась.
— Вот уж правда — городское дитя.
— Но ты только посмотри на это дерево!
показывал я. — Оно… оно как живое!
Она снова рассмеялась.
— А деревья — живые, Алекс.
— Ты же понимаешь, о чем я.
Я начал фотографировать старое, согбенное, как старик, дерево. Я отступил назад, прижавшись спиной к березе. Я пытался найти такой |ракурс и так отснять дерево, чтобы оно напоминало старика.
Потом я стал обходить его кругом, снимая трещины и наросты. Одна ветка опускалась до самой земли, совсем как рука утомленного человека. Я отснял и ее.
Встав на колени, я снял выпирающие из земли корни, они казались костлявыми ногами.
Тихое жужжание над головой вынудило меня оторвать глаза от земли и посмотреть наверх. Это была колибри, порхающая над поздним цветком. Я попытался поймать в кадр и ее, но крохотная птичка оказалась слишком проворной для меня. Она вспорхнула и улетела, прежде чем я успел нажать затвор.
Я поднялся с земли. Ханна, скрестив ноги, сидела на земле, перебирая опавшие листья.
— Разве эта колибри не знает, что лето кончилось?
Она с недоумением уставилась на меня, словно забыла о моем существовании.
— Прости, Алекс. Я ее не видела, — смущенно проговорила она, вскакивая на ноги.
— А что там, если идти все время вперед? — спросил я, указывая в глубь леса.
— Придешь к Волчьему Ручью, — ответила Ханна- Я покажу тебе ручей в следующий pаз. А сейчас нам лучше возвратиться. Надо выбраться из леса до захода солнца.
Я вдруг вспомнил о волках, о которых говорил дядя Колин. О волках, от которых пощло это название — Волчий Ручей.
— А волки, которые раньше здесь водились, — спросил я, — они перевелись?
Ханна кивнула головой.
— Да, перевелись.
И в тот же миг раздался пронзительный вой—совсем рядом, прямо за спиной. Тонкий, пронзительный волчий вой.
Я невольно закричал.
<Я отпрянул и стукнулся спиной о березу. Камера звякнула о ствол, но я ее не выронил.
— Ханна?… — с трудом выдавил я из себя. Глаза ее были широко открыты. Видно было, что она сама изумлена.
Не успела она ответить, как из-за колючего куста выпрыгнуло двое мальчишек. Запрокинув головы, они выли по-волчьи.
— Так это вы! — воскликнула Ханна, неприязненно посмотрев на ребят.
Оба были невысокого роста и худенькие, у обоих прямые черные волосы и темно-карие глаза. Кончив выть, они взглянули на меня кровожадно, будто волки.
— Ну что, напугали? — сверкнув почти черными глазами, насмешливо спросил один из них. На нем был темно-коричневый свитер, спускавшийся на холщовые брюки, вокруг шеи красный шерстяной шарф.
— Я от одного вашего вида всегда трясусь! — съязвила Ханна. — Мне в страшных снах являются ваши рожи.
На другом мальчике был мешковатый серый свитер и просторные брюки цвета хаки, они явно были ему длинны. Он закинул голову и снова завыл.
хана обернулась ко мне.
— Они из нашего класса. Это Шон Кайнер, — показала она на мальчика с шарфом. А это Арджун Косла.
— Арджун? — с трудом повторил я имя.
— Это индийское имя, — пояснил он.
— Ханна говорила нам, что ты должен приехать, — усмехаясь, бросил Шон.
— Ты что, правда, настоящий горожанин? — спросил Арджун.
— Ну, в общем, да. Я из Кливленда, — кивнул я головой.
— Ну и как тебе Волчий Ручей? — поинтересовался Арджун. Это прозвучало не как вопрос, а, скорее, как вызов. *
Оба уставились на меня своими темным глазами, изучая меня, будто я какая-то подозрительная букашка.
— Да… я… только приехал, — запинаясь. проговорил я.
Они переглянулись.
— В лесу необходимо знать кое-какие вещи, — начал Шон.
— Это какие?
Он показал пальцем мне под ноги.
— А вот такие. Скажем, нельзя стоять на ядовитом плюще!
Я подскочил как ужаленный и уставился под ноги.
Никакого ядовитого плюща и в помине не было.
— У вас, ребята, шуточки хуже рвотного порошка, — съязвила Ханна.
— Ну, это тебе лучше знать. Ты же принимаешь его за завтраком, — не остался в долгу Шон.
Арджун с Шоном покатились со смеха и хлопнули друг друга по спинам.
Хана вздохнула.
— Ладно, в следующий раз угощу и вас.
Шонг и Арджун ни с того ни с сего вдруг снова завыли.
Кончив выть, они обратили внимание на мою камеру.
— Можно посмотреть? — спросил Шон, протянув к ней руку.
— Осторожнее, — сказал я, отступая назад. — Это очень дорогая камера. Я ее никому не даю.
— Ах, дорогая! — протянул он. — Это из картона? Дай посмотреть! — и снова потянулся за фотоаппаратом.
— Сними меня, — попросил Арджун. Засунув в рот два пальца, он растянул губы и высунул язык.
— Так тысимпатичнее, — ввернула Хана.
— Сними меня, — повторил Арджун.
— Да отстань ты от Алекса, — перебила его Хана. — Что вы насели на человека?
Арджун притворился, что обиделся.
— А чего он не хочет сфотографировать.
— Потому что он не снимает животных, — выпалила Ханна.
Шон засмеялся и выхватил у меня из рук камеру.
— Эй, ты, отдай! — вскрикнул я и протянул руку, чтобы отнять, но промахнулся.
Шон перекинул камеру Арджуну. Арджун поднял ее и сделал вид, что хочет снять Хану.
— Ой, от твоей физиономии треснул объектив! — воскликнул он.
— Это я тебя сейчас тресну по физиономии! — пригрозила ему Ханна.
— Ребят, это правда очень дорогая камера, повторил я. — Если с ней что-нибудь случится…
Ханна выхватила камеру из рук Арджуна и отдала ее мне. Я прижал ее к груди обеими руками.
— Спасибо.
Оба мальчишки угрожающе надвинулись на меня. Глаза у них сверкнули. Глядя на то, они двигаются, как исказились их лица и холодно сверкают их глаза, я невольно or подумал о диких животных.
— Да оставьте вы его в покое, — крикнула им Ханна..
— Да брось ты, мы же валяем дурака, — сказал Арджун, — ничего мы его камере не сделаем.
— Правда, чего вы, ребята, мы шутим, — добавил Шон. — Чего вы взъелись?
— Да ничего мы не взъелись, — сказал я, продолжая прижимать к себе камеру.
Арджун поднял глаза к темнеющему небу. Сквозь деревья уже не светило солнце.
— Похоже, время уже позднее, — проговорил Арджун.
У Шона сбежала с губ улыбка.
— Пожалуй, пора сматывать отсюда. — Он бросил взгляд на деревья. Тени стали темнее, воздух явно посвежел.
— Говорят, в лесу появились какие-то дикие звери. Рыщут тут… — ~ почти шепотом проговорил Арджун.
— Господи, Арджун, да можешь ты помолчать, — чуть не простонала Ханна, закатив глаза.
— Да я не вру, — настаивал Арджун. — Какие-то хищники оторвали голову оленю. Прямо как срезалт.
— Мы сами видели, — подтвердил Шон. Его темные глаза возбужденно блестели в начинающихся сумерках, — только представьте себе!
— Оленьи глаза так и уставились на нас, — подхватил Арджун— а в окровавленной шее копошатся какие-то твари.
— Ой, — вскрикнула Ханна, прикрыв ладонью рот. — Вы все выдумали, так ведь?
— Да нет, правда. — Шон поднял глаза на луну. — Луна почти полная. В полнолуние все существа выходят из своих укрытий, — продолжал он негромко, почти шепотом. — Особенно на Хэллоуин. А нынче полнолуние приходится на самый Хэллоуин.
