Город, построенный на консервных банках
– Джоэль?
– Ш-ш-ш, – зашипел Джоэль, не отрывая взгляда от книги.
– Мне скучно, – шёпотом пожаловался Калле, но это не произвело ровным счётом никакого впечатления на его соседа по парте – Калле всегда было скучно. Иногда Джоэль игнорировал его (на шведском), а иногда нет (на всех остальных предметах). Сейчас был урок шведского, и Калле уже весь извёлся, ёрзая на стуле.
Джоэлю шведский язык нравился. Ева была моложе, чем другие учителя, и в отличие от них она любила своих учеников. Порой Джоэлю казалось, что его она любит чуточку больше, но уже при одной мысли об этом у него каждый раз начинали гореть уши, и он запрещал себе так думать. Кожа у него была тонкая, почти прозрачная, и, когда он краснел, видно было за километр.
Калле не сдавался. Он покосился на кафедру, за которой стояла с книжкой Ева, и, убедившись, что она не смотрит в их сторону, принялся щипать Джоэля за бок.
Джоэль отвернулся. Он попытался не рассмеяться – и ему это удалось, попытался не улыбаться – это у него тоже получилось. Три раза он готов был сдаться и захохотать в голос, и все три раза ему удалось сдержаться, но тут Калле схитрил и принялся его щекотать. Джоэль круто отклонился в сторону и, не удержавшись, вместе со стулом вывалился в проход.
– Хватит! – произнёс он одними губами и посмотрел на Еву, но она была так увлечена своим романом, что ничего вокруг не замечала. Зато заметила Молли Викторин, сидевшая перед ними. Она повернулась и сердито уставилась на Калле.
– Вообще-то, – едко заметила она, – некоторые действительно пытаются читать.
Калле рассмеялся. Бог мой, Молли Викторин просит их не болтать. Это всё равно как если бы работник мусорной свалки пожаловался на то, что от кого-то несёт помойкой. Калле надавил языком на нижнюю губу и, скорчив дебильную рожу, передразнил:
– Некоторые действительно пытаются читать.
– Если не перестанешь кривляться, я тебе устрою, – пригрозила Молли.
– Если не перестанешь кривляться, я тебе устрою, – пропищал Калле.
– Хватит! Закрой пасть!
– Хватит! Закрой пасть!
– Болван, ты что, сам не понимаешь, что мешаешь?!
– Ты что, сам не по…
Закончить он не успел, потому что Ева сделала им замечание.
Калле заткнулся, и Молли отвернулась, наградив его напоследок взглядом, полным презрения. Сидевшие по обе стороны от неё сёстры-близнецы Дженнифер и Натали сделали то же самое.
Ева не сразу вернулась к чтению. Лишь убедившись, что Калле ведёт себя достаточно прилично и не пытается затеять что-то ещё, она перевела взгляд на часы и констатировала, что последний урок на этой неделе почти подошёл к концу.
– Вы можете закрыть книги, – начала она, но её дальнейшие слова потонули в шуме и грохоте.
Калле был уже на полпути к двери, когда учительнице удалось перекричать класс.
– Мы ещё не закончили! – надрывалась она. – Немедленно сядьте и займите свои места! ЗАЙМИТЕ! СВОИ! МЕСТА!
Калле с неохотой поплёлся обратно к парте.
– Прежде чем вы уйдёте, мы должны кое-что обсудить, – сказала Ева.
– А это надолго? – спросил Калле.
– Зависит от того, сколько раз меня перебьют.
В классе воцарилась тишина.
Двадцать восемь пар глаз недовольно взирали на Еву, пока она рассказывала о конкурсе сочинений на заданную тему, который пройдёт среди семиклассников по всей стране. Единственная, двадцать девятая, пара глаз, в которой читался хоть какой-то интерес, принадлежала Джоэлю.
По части сочинений Джоэль был одним из лучших в классе. Ну а когда Ева сказала, что она лично выберет победителя в их школьной параллели, то Джоэль понял, что этим победителем
