Но Арина лишь махнула рукой.
— Чепуха, Игорь — хороший парень. А Софья сдвинула брови.
— Расскажите-ка мне поподробнее об этой неуловимой мошеннице.
— Да мы и сами ее только по Олиным рассказам себе представляем. Худая, элегантная, хорошо одетая, сильно накрашенная, пожилая, старая, то есть, с маленьким шрамом на лбу, — отчеканила Лешка. — Ну, и еще она художница.
— И с вами знакома, поскольку похоже на вас рисует, — подсказал Ромка и попросил: — Вспомните, пожалуйста, всех своих пожилых и элегантных знакомых.
— Со шрамом, пожилая, рисует… — Софья задумалась. — Под твое описание разве что Оксанина мать подходит, Татьяна Яковлевна. Но она не смогла бы незамеченной проникнуть в галерею.
— А где она живет? — насторожился Ромка.
— Этого я не знаю. Она некоторое время назад обменяла свою квартиру, и новый ее адрес мне неизвестен. Погодите-ка. Ариша, подай мне, пожалуйста, карандаш и бумагу.
Арина нашла в тумбочке большой альбом, открыла его и поднесла Софье. Художница, с трудом удерживая карандаш пальцами левой руки — правая у нее пока находилась без движения, — тем не менее умудрилась довольно быстро набросать портрет пожилой женщины с глубоко посаженными пронзительными глазами и гордо поднятой головой. Такая царственная осанка была разве что у Анны Ахматовой: Лешка не раз видела ее фотографии в маминых поэтических сборниках.
— Вот это, — сказала Софья, — мать Оксаны Ермаченко. А больше я никого не могу припомнить.
Рисунок дался художнице с трудом, и она, побледнев, откинулась на подушки. Лешка взяла у Арины альбом.
— Кого-то она мне напоминает. Рома, а тебе?
Ее брат мельком взглянул на лист и мотнул головой,
— Мне — нет.
— Ой, а я ее где-то видела, и совсем недавно. Вот где только?
Лешка вертела портрет и так, и эдак. К ней подключилась Арина и внимательно вгляделась в рисунок.
— Мне кажется, что я тоже ее знаю. Но откуда? Лешка стала вспоминать, она даже зажмурилась
от усердия.
И вдруг перед ней всплыл вагон метро и в нем женщина с высоко поднятой головой, усаживающаяся на освободившееся сиденье.
— Тетя Таня! — вскричала она.
— Ну да, тетя Таня, — устало кивнула Софья.
— А я и говорю, что тетя Таня. Рома, это тетя Таня, ты понимаешь?
Ромка схватил альбом.
— Ты что, думаешь, что эта старая клюшка… А… постой, вообще что-то есть. Арина, посмотри, как она похожа на уборщицу тетю Таню. Блин! И в самом деле, как раз у тети Тани возможностей заменить картину больше всего было. Игорю, значит, она свое ведро подсунула, а Анастасия Андреевна в это время уходила из галереи. Вот она отверткой в клавиатуру и ткнула, потом к мольберту подбежала — и все дела. Небось заранее свою копию заготовила и в подсобку спрятала. Кто б там ее искать стал?
— А ведь в ее подсобке наша Катька какую-то подозрительную картину видела. И на пожаре тетя Таня была, огонь помогала тушить, — тут же вспомнила Лешка.
— Зуб даю, что она его сама и подстроила. — Ромка резво вскочил, тут же скорчился от боли в коленке, сел снова и попросил Арину подать ему телефон. Девушка протянула ему свой сотовый, мальчишка потыкал пальцем в кнопки — все номера он помнил наизусть — и взволнованным голосом спросил:
— Павел Петрович, а тетя Таня на работе?
— Нет ее, и пару дней не будет. Она приболела, — ответил Богачев.
— Так. А скажите мне, пожалуйста, давно она у вас работает?
— Месяца два, наверное. — Павел Петрович удивился. — А зачем она тебе понадобилась?
— А затем, что она и есть она, — не совсем вразумительно ответил Ромка. — Мы вам скоро еще позвоним, до свидания.
Он отключил телефон и снова встал, теперь уже медленнее и осторожнее.
— Арин, как хорошо, что мы знаем, где она живет. Едем к ней домой!
— Значит, она еще не уехала? — побледнев еще больше, проговорила Софья. — Оксана говорила, что ее мать должна получить американскую визу и приехать к ней в Нью-Йорк.
— Так вот она куда собиралась! Теперь вообще все понятно. И как мы ее сразу-то не раскусили? Хотя как было догадаться? Она такой серой мышью прикинулась, никакой элегантностью от нее и не пахло. Только бы застать ее дома, только бы успеть!
Даже не попрощавшись как следует с больной, друзья ринулись к выходу.
— Только бы успеть! — всю дорогу твердил Ромка.
В подъезд дома на Амурской улице их впустила молодая девушка, пришедшая к кому-то в гости. Вместе с Ариной брат с сестрой вбежали на третий этаж, Ромка нажал на дверной звонок и прислушался. За дверью было тихо.
— Затаилась или дома нет? — прошептал он. Снизу, тяжело дыша, поднималась грузная женщина.
— Опять лифт не работает, — пожаловалась она. — Вы к Татьяне Яковлевне? А я ее только что у метро встретила.
— Она вам не сказала, куда идет? — спросил Ромка, но женщина покачала головой.
— Мы с ней поздоровались — и все. Она очень спешила.
— Уж не в аэропорт ли? — прошептал юный сыщик и крикнул: — Скажите, пожалуйста, у нее в руках какие-нибудь сумки были?
— Я не обратила внимания, — ответила женщина1.
Ромка подошел к электросчетчику. Колесико стояло на месте.
— Елки-палки, она же все отключила!
— А что же делать? В милицию звонить? Или в аэропорт ехать? — Лешка перевела растерянный взгляд с брата на Арину.
— Раз она, — Ромка кивнул на лестницу, по которой поднималась соседка, — не помнит, была ли тетя Таня с сумкой, то, значит, она поехала не в аэропорт. Большой багаж нельзя не заметить. Давайте съездим в Отрадное. Мне почему-то кажется, что она там. Думает небось, что никому не придет в голову искать ее в Оксаниной квартире. А если ее там нет, то хотя бы на счетчик посмотрим. Если она уже уехала, то холодильник должен быть отключен.
Лешку даже в жар бросило при виде быстро крутящегося колесика, отсчитывающего киловатт-часы, потребляемые электроприборами в квартире Оксаны Ермаченко.
Ромка, в отличие от сестры, побледнел от волнения.
— Ну что, звоним? — спросил он и, надавив на кнопку, замер в ожидании. Оно было недолгим.
— Кто? — спросили за дверью. Порадовавшись тому, что в двери нет глазка, юный сыщик прошептал Арине:
— Скажи, что ты из горгаза.
— Проверка газовых плит.
Аринин голос напомнил Лешке противных теток из их домоуправления. Никаких сомнений, не вызвал он и у женщины, находившейся внутри квартиры. А потому дверь открылась, и перед ними предстала уборщица тетя Таня. Вернее сказать, появившаяся перед ними женщина никак не походила на ту согбенную поломойку в вечно надвинутом на лоб стареньком платке и синем обтрепанном халате. Ее обведенные черным контуром глаза казались яркими и пронзительными, губы блестели от дорогой помады. Прежде неопрятные волосы были хорошо уложены, на лбу белел чуть заметный шрам. Оксанина мать была в брюках и тонком свитере.
Как ни была Лешка готова к подобной встрече, а все же растерялась. Опешила и Арина.
— Тетя Таня! — только и вымолвила она.
Замешательство на лице женщины в одно мгновение сменилось прежней угодливостью и покорностью судьбе. Она даже стала меньше ростом.
— Я приболела, приехала сюда, — пролепетала тетя Таня. — Это квартира моей дочери.
И все же прежний образ безропотной уборщицы ей возродить не удалось. Она первая это поняла, а потому сухо спросила:
— Что вам угодно?
— Нам угодно забрать у вас чужие картины, — невозмутимо ответил Ромка.
— О чем ты? — женщина изобразила полное непонимание и возмущение.
— А то не знаете? — хмыкнул юный сыщик и распорядился: — Арин, ты позвони, пожалуйста, Павлу Петровичу, а заодно и в милицию, скажи всем, что мы нашли преступницу и надо сделать у нее обыск.
— Какой еще обыск? Вы что, с ума сошли? — тетя Таня попыталась захлопнуть дверь, но Ромка ей помешал, быстро переступив порог.
— Нетушки, меня вам не вытолкнуть!
Что и говорить, по своему весу мальчишка явно превосходил хрупкую женщину.
— Теть Тань, давайте расстанемся по-хорошему, — вмешалась Арина. — Отдайте нам картины, и мы уйдем.
— Нет у меня никаких картин, — отрезала бывшая уборщица.
— Ну что ж.
Не вступая в дальнейшую полемику, Арина вытащила из сумки мобильник и принялась нажимать на его кнопки.
Оксанина мать развернулась и быстрым шагом направилась на кухню. Ромка побежал за ней. А она открыла шкаф, и вдруг в ее руке блеснула склянка. Мальчишка насторожился, но не сразу сообразил, что она собирается делать. А тетя Таня извлекла откуда-то цветной холст и плеснула на него из пузырька. Краски расплылись, рисунок стал таять на Ромкиных глазах.
— Вы что делаете? — закричал он, хватая ее за руку.
Вырвавшись, женщина схватила огромный кухонный нож и стала кромсать им полотно.
— Вы с ума сошли! — Ромка снова попытался ухватите ее за руку, но вместо того схватился за нож, его пронзила острая боль, и в ту же секунду он пожалел об этом, так как понял, что уничтоженный только что холст — всего-навсего хорошо ему знакомая копия второй картины Полянской. Но было уже поздно. Острое лезвие рассекло его ладонь. Алая кровь быстро закапала на пол.
