дверь, то останетесь отрезаны от всего, – говорю я. – И сонный песок, и все ваши колыбельные, они... вы больше никому не поможете уснуть.
– У нас нет выбора, – вставляет отец, повторяя то же, что уже говорил.
Глубокий, прерывистый вдох; глаза родителей кричат: не уходи. Я понимаю, они пойдут на что угодно, лишь бы удержать меня. Даже на ложь. Но я не могу остаться. Я пожертвую всем – даже этим городом, который когда-то был моей родиной, – если только это даст мне шанс спасти Джека, снова его увидеть, почувствовать его ладони на своей льняной коже.
Я отправляюсь обратно в свой мир, зная, что, скорее всего, больше никогда не увижу своих родителей.
На глаза отца наворачиваются слёзы, губы дрожат.
– Я знаю, может, город Грёз и есть тот мир, где мне самое место, – обращаюсь я к родителям – пусть знают, почему я должна довести это дело до конца. Почему не могу повернуть назад. – Но без Джека я никогда не буду чувствовать себя здесь как дома. Я должна попытаться его спасти. И остальных тоже. – Пусть они мне и солгали, обидели меня, а всё же сердце у меня разрывается. Как же мне не хочется навсегда расставаться с ними, особенно теперь, стоило им найтись. – Он сделал бы ради меня то же самое, – добавляю я, на этих словах голос надрывается, губы дрожат.
Мама притягивает меня к себе; мокрые слёзы и тот же лён кожи, что и у меня. Тот же покрой, те же нити. Я больше не пытаюсь сдерживаться и даю рыданиям волю.
– Мы так долго не знали, что с тобой случилось, – шепчет мама над моим ухом. – Думали о тебе каждый день. Но теперь, когда ты нашлась, я вижу, что ты куда отважнее, чем я могла себе представить. – Слова срываются в плач. Она делает отрывистый вдох и продолжает: – Слов нет, как не хочу снова терять тебя. Но я всё понимаю. Тебе нужно бороться за спасение тех, кого ты любишь, а на свете нет ничего более достойного, чем это.
– Спасибо... мама. – Впервые произношу это слово вслух, слёзы текут вовсю. Отец подходит ближе и нежно обнимает нас обеих.
Во мне начинает ворошиться сомнение. Мелкое, неприметное, а всё же сомнение, отравляющее душу. Что, если это неверное решение?
Я наконец обрела семью и теперь покидаю её ради другого мира, который, возможно, не смогу спасти. Если мне не удастся сделать достаточно крепкое сонное зелье, чтобы усыпить Песочного человека, если мне не удастся его остановить, пробудить остальных... Что тогда? Я останусь в полном одиночестве в городе Хеллоуина без возможности вернуться в город Грёз, в безопасность. Всю оставшуюся жизнь я буду прятаться от Песочного человека.
Однако эти мимолётные микроскопические мыслишки быстро заглушает куда большая. Та, что затмевает собой остальные. Пусть я родилась в городе Грёз, но я Тыквенная королева.
Я буду биться за Джека. Буду биться за то, чтобы всё вернулось на свои места.
Отстраняюсь от родительских объятий, делаю шаг вперёд и открываю дверь. Меня овевает необычайная прохлада, впереди кромешная тьма – ни малейшего просвета.
– Как только шагнёшь за порог, – напутствует сзади мама, – то перенесёшься в библиотеку в мире людей.
– В какую библиотеку?
– В какую пожелаешь, – слышу из-за спины ответ отца. – Перед тем как сделать шаг, представь себе какой-нибудь город, и на том конце за дверью окажется библиотека в этом городе.
Голова гудит от роя названий – в уме вертятся столицы, города, местечки, которые Джек описывал мне в своих рассказах про хеллоуинскую ночь. Как же я выберу?
– Мне нужно будет найти в этом городе кладбище, – сообщаю родителям. – Через него я попаду обратно в город Хеллоуина.
– Тогда вспомни какой-нибудь городок поменьше, – советует мама. – Чтобы не пришлось долго искать.
Киваю, делаю глубокий вздох, бросаю последний взгляд на родителей – оба до сих пор в слезах, обнимаются. Вот они нашлись – и вот я должна покинуть их, чтобы никогда больше не увидеть снова. Минута последнего прощания. Почти невыносимо думать о том, что мне сейчас предстоит сделать, но я берусь за ручку двери и втягиваю носом воздух.
Бросаю родителям последнюю улыбку, хочется что-то сказать им на прощание, но нужные слова, или хоть сколько-то подходящие, на ум никак не приходят. Меня вероломно подводят и голова, и сердце – и там, и там предательская неразбериха, оба требуют сразу разного, противоположного, оба лишают дара речи. И я выбираю промолчать.
Я всё же люблю... родителей. Тех самых, которых только недавно узнала, сшитых из тряпичных лоскутков, как и я. Мы все трое одинаковые. Однако я должна их оставить.
Заглядываю в темноту прохода – стоит мне оказаться с той стороны, как эта дверь будет уничтожена, расколота на части, а может, сожжена дотла.
До полного исчезновения магического портала.
Закрываю глаза, считаю до трёх, шагаю за порог.
В своих поразительных, невероятных рассказах о мире людей Джек часто описывал города, которые простираются вокруг на много километров. Он описывал высоченные здания. Описывал автобусы и поезда, набитые битком людьми, что спешат из одного города в другой, из одной страны в другую. Человеческий город в его рассказах представал суетливым, дребезжащим, безграничным пространством. По мне, звучало ужасно – как место, где ничего не стоит затеряться и, возможно, пропасть навсегда.
Но вот я переступаю через порог на той стороне и ничего громадного не вижу. Библиотека как библиотека. Небольшого размера, даже маловата по сравнению с библиотекой Колыбельных. У камина продуманная комбинация вельветовых диванчиков, под рядом окон мягкие стулья, обивка со старинной росписью: цветочный луг и вдалеке красивый домик. Полки с книгами уходят далеко под потолок, большинство такие высокие, что охватывает недоумение, как туда забраться. Наверняка там стоят старинные фолианты, которые больше никто не намерен читать и не снимает с полки.
Подхожу к ряду окон, выглядываю наружу. За окном расстилается зелёный газон, травка блестит на солнце, всюду цветущие деревья, бледно-белые и мягкие сливочно-розовые кроны. Что это за место – не имею ни малейшего понятия. Но из окна видно, что каменное здание, в котором я нахожусь, простирается в обе стороны, массивные корпуса тянутся вдоль обширного парка и дальше. Такое чувство, будто я попала в книжку с картинками. Будто я