А так — радуйся, какая разница, где они у тебя выпали.
Но Ромка посмотрел на мать, затем на сестру и сказал:
— А чего ж он их сразу ей не отдал, если у входа в метро подобрал? Странно это как-то. Ладно, мам, давай, объясняй, как бумажки заполнять и почем она у тебя, твоя реклама.
— Вот вам прайс-лист, — сказала Валерия Михайловна, — в нем написано, какая часть газетной полосы сколько стоит, а контракты и счета-фактуры я вам завтра с работы принесу. Потерпите до завтра?
— Так и быть, — согласился Ромка. — Завтра мы с банкиром все детали обговорим, а бумажки потом заполним. Все равно он это в ЦДХ делать не станет. Мы с ним на Крымском валу встречаемся, — пояснил он удивленной матери.
Центральном Доме художника, куда брата с сестрой подвез, как и обещал, Андрей, Ромке, в общем-то, понравилось. Правда, чем-то антикварный салон напомнил ему музей, а в музеи он терпеть не мог ходить, потому что они нагоняли на него тоску и скуку. Однако здесь скучно не было. Плакаты одни чего стоили, которые выставила «Лавка книголюба». И тридцатых, и пятидесятых годов, и даже времен Октябрьской революции, а еще армейское полковое знамя «За переход через Балканы», который был совершен аж в 1877 году. И вообще, чего здесь только не было. Картин — пруд пруди. И чем-то знакомые, Шишкина, например, или Айвазовского, и полотна совсем неизвестные, непонятно чьи, каких-то Схельфхаута и Андриана ван дер Пула, причем по умопомрачительным ценам. Были здесь и изделия Фаберже, яйца всякие пасхальные, и мебель старинная, из карельской березы и красного дерева, и еще индийские ковры и всякие кувшины, и вазы, и канделябры, и даже автограф самого Наполеона Бонапарта.
Николай Никитович, как и предполагалось, был вместе со своим другом, подъехавшим к салону на темно-зеленом «Пежо». Банкир приобрел очень ценную вещь — жутко дорогую линогравюру какого-то французского художника, которую Ромка толком не успел рассмотреть, а его друг — большую картину Айвазовского, которую сразу же вынесли из салона двое приехавших с ним его подчиненных.
Андрей фотографировал все подряд: и друзей-бизнесменов с их приобретениями, и людей у экспонатов, и плакаты, и иконы, и полковое знамя, затем поговорил о чем-то с главным организатором всего этого скопления ценностей — высоким толстым человеком.
— Пока еще не знаю, что мне пригодится отсюда, — сказал он ребятам. — Главное, чтобы мало не показалось.
А потом все наконец освободились от своих дел и покинули салон. Новгородцев, улыбнувшись своим юным друзьям, обратился к Андрею:
— Это тебе нужна реклама в газету?
— Зачинщики — они, — указал Андрей на Ромку с Лешкой, — мне бы такое и в голову не пришло: у вас рекламу просить. Тем более что я ею напрямую не занимаюсь, разве что иногда, по совместительству. Но я не против их начинания. Если они серьезно начнут работать, то можно будет их вполне официально оформить к нам агентами. В общем, посмотрим, что у них получится.
— Решили, значит, подработать? — взглянул банкир на Ромку. — А почему именно на рекламе?
— Реклама — двигатель прогресса, — переиначил известную фразу Ромка. — Разве она вам не нужна?
— Ну почему же? Реклама всем нужна. Ты попал в точку: наш банк начал оказывать клиентам новые услуги. Приносите на следующей неделе контракты моему заму, я дам ему распоряжение. — Николай Никитович тепло взглянул на Лешку: — Как там твой Дик поживает? Никита очень часто о нем спрашивает.
Сын Новгородцева Никита вместе с Артемом учился теперь в английском городе Бирмингеме, Дик когда-то был его собакой, а потом волею судьбы достался Лешке.
— Хорошо, — ответила девочка. — Линяет только. Везде шерсть, и мама ругается.
— Везде шерсть — это я отлично помню. Стихийное бедствие, — улыбнулся Новгородцев и помахал рукой своему знакомому: — Я здесь.
Мужчина, купивший картину Айвазовского, подошел к ним ближе.
— Я уже освободился. А ты?
Николай Никитович попрощался с ребятами.
— По-моему, мы обо всем договорились.
— Спасибо! — прокричал ему вслед Ромка и весело подмигнул своим друзьям: — Дела идут, контора пишет. Так Олег Пономарев всегда говорит.
— А теперь, если хотите, мы прямо сейчас можем махнуть к нам, — предложил Андрей. — Серафима Ивановна хочет с вами попрощаться. И бабушка моя вас тоже ждет, она знает, что я с вами поехал.
— Мы с удовольствием, да, Лешка? — У Ромки уже живот заболел от голода. В школе он съел только один пирожок, а после уроков они с Лешкой не успели дома пообедать, так как их ждал Андрей. А на всяких выставках и в музеях обычно есть хочется вдвойне. У Дарьи Кирилловны же всегда столько вкусных вещей, причем каких-то особенных. Взять хотя бы чай — красный из каркадэ, и даже зеленый, который она подает в огромных коричневых кружках, казался и ему, и Лешке самым необыкновенным на свете чаем.
Но, конечно, Ромка совсем не потому стремился в гости к Дарье Кирилловне. Несмотря на огромную разницу в возрасте, они с Лешкой давно считали ее своей подружкой, которой можно было все-все рассказывать, не опасаясь, что их секреты достигнут еще чьих-нибудь ушей. А Серафиму Ивановну, с которой они сегодня собирались прощаться, брат с сестрой полюбили еще осенью в Воронеже, когда сумели отыскать клад, украденный из ее дома. Ромка вспомнил, что давным-давно не был в этом гостеприимном доме, и подумал: «Скорее бы их обеих увидеть». А потому, забравшись на переднее сиденье, скомандовал:
— Андрюша, гони!
Его старший друг шутливо взял под козырек:
— Есть, шеф.
Андрей открыл своим ключом дверь, и все сразу почувствовали доносившиеся из кухни вкусные запахи. Лешка заметила, что Серафима Ивановна уже собрала вещи: ее небольшой чемодан и сумка стояли в коридоре.
— А чего она вдруг решила уехать? — шепнул Ромка Дарье Кирилловне, которая приветливо встретила их в прихожей.
— Говорит, что в гостях хорошо, а дома лучше. Пока сама за собой может ухаживать, поживет у себя. Соскучилась по своему собственному углу, — и Дарья Кирилловна обняла за плечи маленькую старушку, которая тоже вышла встречать гостей.
Ромка представил себе маленький зеленый домик Серафимы Ивановны, старинную железную кровать с горой подушек, покрытую синим покрывалом, свадебную фотографию на стене…
— Я ее понимаю. Только вот телик у нее уж больно допотопный, — почему-то вспомнил он.
— Вот вы и поможете купить ей новый, если поедете в Воронеж, — сказала Дарья Кирилловна. — Сама-то она вряд ли соберется это сделать.
— Конечно, поможем, — кивнула Лешка.
— И как вам антикварный салон?
— Нормально, — пожал плечами Ромка. — Много всяких любопытных вещиц.
Когда все уселись за стол, Андрей достал свой фотоаппарат и сказал:
— А у меня от салона еще кадры остались. Давайте-ка я нашу дружную компанию засниму на память.
Он навел объектив, пару раз нажал на кнопку, а потом с недоумением качнул головой:
— Не знаю, отчего, но счетчик кадров у меня сбит. Потому я и думал, что у меня еще пленка не кончилась. Но ничего, я сейчас новую вставлю. У меня есть двенадцатикадровая, нам вполне хватит.
— Не жалко уезжать? — тронула Лешка за руку Серафиму Ивановну и заглянула ей в глаза. Старушкино лицо показалось девочке спокойным и каким-то умиротворенным.
— Домой потянуло, — словно извиняясь, сказала пожилая женщина. — Благодаря вам и Дашеньке я съездила в Болгарию, мужнину могилку навестила, теперь и умирать не страшно.
— Да что вы такое говорите, — испугалась девочка. — А мы к вам скоро в гости придем, когда на весенние каникулы в Воронеж приедем. Мама нам уже это обещала.
— Вот и хорошо, — улыбнулась старушка. — Я вам всегда рада, вы мне как родные теперь.
— А у вас где-то, насколько мне известно, в январе «летающая тарелка» приземлялась, — сказала Дарья Кирилловна. — А вы мне об этом ничего не рассказали.
— А откуда вы об этом узнали? Вас же тогда в Москве не было, — удивился Ромка и тут же хлопнул себя по лбу: — Ну конечно, вам о «тарелке» Маргарита Павловна сообщила.
— Это же не было секретом. Почему же вы ко мне так долго не приходили?
— Думали, что еще успеем, а время так быстро прошло. И январь, и еще февраль. Тем более что «тарелка» ненастоящей была, и пришелец тоже, — оправдываясь, сказала Лешка. — Но мы к вам скоро опять придем, вы не сомневайтесь. Там такая история была, о ней очень долго надо рассказывать.
— Вот и хорошо. Риточка в свой Париж уехала, — продолжала Дарья Кирилловна, — теперь тетя Сима меня покидает, и Анд рюша вдруг на Кипр собрался. Одни вы у меня остаетесь. Буду вас в гости ждать.
— Бабуль, я же ненадолго, — сказал Андрей. — А теперь рекомендую всем улыбнуться.
Он пощелкал фотоаппаратом, затем извлек из него новую кассету и поставил ее рядом с первой.
